Ленч был уже готов. Мы вошли. Доктор извинился за дочь, которая, как он сказал, всегда опаздывает. Мы только что покончили с очень вкусным блюдом – яйцо в соусе, когда она вошла, и доктор Райлли представил ее:

– Сестра, это моя дочь Шийла.

Она поздоровалась со мной за руку, выразила надежду, что я хорошо доехала, наспех сняла шляпу, холодно кивнула мистеру Коулману и села.

– Билл, – спросила она, – что у нас нового?

Он начал ей говорить о каком-то вечере, который должен состояться в клубе, а я стала присматриваться к ней.

Не могу сказать, чтобы я ее хорошо рассмотрела; занятие для меня слишком непривычное. Девица довольно бесцеремонная, но интересная. Черные волосы и голубые глаза, бледное лицо и накрашенные губы. Речь у нее была спокойная, но не лишена саркастичности, что меня немного раздражало. У меня под началом как-то стажировалась одна девица, работала она неплохо, я это признаю, но ее манеры постоянно меня сердили.

Насколько я могла заметить, мистер Коулман был увлечен ею – неужели такое возможно! Он немного заикался, и речь его стала еще более идиотской, чем прежде. Он напомнил мне большую глупую собаку, пытающуюся угодить хозяину и виляющую хвостом.

После ленча доктор Райлли отправился в больницу, а мистеру Коулману надо было кое-что достать в городе, и мисс Райлли спросила, не хочу ли я немного посмотреть город или предпочту остаться дома. Она сказала, что мистер Коулман зайдет за мной через час.

– Здесь есть что посмотреть? – спросила я.

– Есть несколько живописных уголков, – сказала мисс Райлли, – но не знаю, понравятся ли они вам, уж очень грязные.

То, что она сказала, несколько покоробило меня. Я никогда не считала, что живописность может сочетаться с грязью.

Кончилось тем, что она повела меня в клуб, довольно приличный. Он выходил на реку, и там были английские газеты и журналы.

Когда мы вернулись домой, мистера Коулмана еще не было, так что мы сели и поболтали немного. Это было не так-то просто.

Она спросила, знакома ли я уже с миссис Лейднер.

– Нет, – сказала я. – Только с ее мужем.

– О, – сказала она. – Интересно, что вы о ней думаете?

Я ничего на это не ответила, а она продолжала:

– Мне очень нравится доктор Лейднер. Все его любят. Я подумала, что это все равно что сказать: «Мне не нравится его жена».

Я опять промолчала, а она резко спросила:

– Что с ней? Вам доктор Лейднер не говорил?

Я не собиралась разводить сплетни о пациентке, даже еще не увидев ее, и сказала уклончиво:

– Насколько я поняла, она несколько переутомилась и нуждается в уходе.

Она засмеялась неприятно, резко.

– Боже мой, – сказала она. – Девять человек ухаживают за ней. Неужели этого недостаточно?

– Я думаю, им надо заниматься своей работой, – заметила я.

– Заниматься работой? Конечно, они должны заниматься работой. Но прежде всего Луиза. О, она представляет себе это очень хорошо.

«Да, – отметила я про себя, – не любите вы ее».

– Все-таки, – продолжала мисс Райлли, – не понимаю, чего она хочет от профессиональной госпитальной сестры. Я-то думала, что любительская опека ей больше по вкусу, чем кто-нибудь, кто будет запихивать ей градусник в рот, считать пульс и сводить все к простой реальности.

Должна признаться, меня это заинтересовало.

– Вы считаете, что с ней ничего не случилось? – спросила я.

– Конечно, с ней ничего не случилось. Эта женщина здорова как бык. «Бедная Луиза не спала», «У нее черные круги под глазами». Да нарисовала она их синим карандашом! На все готова, лишь бы привлечь внимание, чтобы все вертелись вокруг нее, носились с ней.

В этом, разумеется, уже что-то есть. У меня было много таких (с чем только не сталкиваются медсестры!) больных, страдающих ипохондрией, которым доставляло наслаждение заставлять домочадцев уплясывать вокруг них. И если врач или сестра говорили такому: «Вы абсолютно здоровы!» – они, конечно, не верили этому, и их неподдельному возмущению не было предела.

Вполне возможно, что миссис Лейднер – случай такого рода. Естественно, муж в первую очередь введен в заблуждение. Мужья, как я заметила, очень легковерны, когда дело касается болезней. Но все-таки кое-что не сходилось с тем, что я слышала ранее. При чем, например, тут слово «безопаснее»?

Смешно, до чего крепко это слово засело у меня в голове. Размышляя об этом, я спросила:

– А что, миссис Лейднер нервная женщина? Ее не нервирует, например, что она живет вдали ото всех?

– Что же тут нервничать! Боже! Их там десять человек! К тому же у них есть охрана из-за этих древностей. Нет, нет, она не нервная... ни в малейшей степени...

Казалось, ее поразила какая-то мысль, и она с минуту помолчала, медленно проговорив затем:

– Странно, что вы об этом спросили.

– Почему?

– Мы с лейтенантом Джервисом ездили туда на днях. Было утро. Почти все были на раскопках. Она сидела и писала письмо и, я думаю, не услышала, как мы подошли. Бой, который обычно сопровождает гостей, отсутствовал, и мы прошли на веранду сами. Миссис Лейднер, по-видимому, увидела тень лейтенанта Джервиса на стене и громко закричала. Извинилась, конечно. Сказала, подумала, что это какой-то чужой человек. Немного странно это. Даже если это был чужой человек, зачем же поднимать шум?

Я задумчиво кивнула.

Мисс Райлли замолчала, потом вдруг снова заговорила:

– Не знаю, что с ними случилось в этом году. У всех у них заскоки какие-то. Джонсон ходит хмурая, рта не раскрывает. Дейвид слова лишнего не скажет. Билла, конечно, не уймешь, но, кажется, остальным от его болтовни еще хуже. Кэри ходит с таким видом, словно вот-вот что-то случится. И все они следят друг за другом, как будто бы... как будто бы... О, я даже не знаю, не знаю, что сказать, но это странно.

«Что-то необыкновенное, – подумала я, – если два таких непохожих человека, как мисс Райлли и майор Пенниман, обратили на это внимание».

Тут как раз с шумом вошел мистер Коулман. С шумом – было очень подходящее выражение. Если бы он тут же высунул язык и завилял вдруг появившимся хвостом, вы бы даже не удивились.

– Хэлло, ло, ло, – крикнул он. – Самый лучший в мире покупатель – это я! Вы показали сестре все красоты города?

– Они не произвели на нее впечатления, – сухо сказала мисс Райлли.

– Это не ее вина, – горячо возразил он. – Такое захиревшее местечко, и на все про все одна лошадь!

– Никакого уважения к древности. Не могу понять, Билл, как ты попал в археологи?

– Не упрекайте меня за это. Все упреки моему опекуну. Он – ученая птица, член совета колледжа – пасется среди книг в комнатных тапочках, вот какой он человек. Такой подарок, как я, для него своего рода потрясение.

– Я считаю, страшно глупо из-под палки заниматься делом, которое тебе безразлично, – колко сказала девушка.

– Не из-под палки, Шийла, вовсе не из-под палки, старушка. Старик спросил меня, собираюсь ли я заняться делом, я сказал, что нет, вот он и схлопотал для меня здесь сезонную работу.

– Неужели ты в самом деле не имеешь представления о том, чем бы тебе хотелось заняться?

– Конечно, имею. По-моему, идеально было бы совсем не работать, иметь кучу денег, а время посвящать мотогонкам.

– Это же чушь какая-то, – сказала мисс Райлли, голос ее прозвучал довольно сердито.

– О, я понимаю, что об этом не может быть и речи, – бодро произнес мистер Коулман. – Поэтому, если мне все же приходится чем-то заниматься, меня мало волнует чем, лишь бы только не просиживать целыми днями за столом офиса. Я охотно согласился посмотреть мир. Была не была, сказал я и отправился в путь.

– Представляю, какая от тебя польза!

– Вот тут вы не правы. Я могу стоять на раскопках и с кем угодно кричать: «Иллялах!»[6]. Сказать по правде, я неплохо рисую. В школе я упражнялся в подделке почерков. Я могу классно подделывать документы и подписи, и мне еще не поздно этим заняться. Если мой «Роллс-Ройс» обрызгает вас грязью, когда вы будете ожидать автобус, знайте, что я преступил закон.