– А вы не думаете, что все спрятано где-то здесь? – пронзительно закричала миссис Меркадо. – Может быть, оружие – дубинка, которой она была убита, еще вся покрытая кровью, может быть... Ох! Как мне страшно, как мне страшно...

Мисс Джонсон обхватила ее за плечи.

– Успокойтесь, – строго сказала она. – Вон доктор Лейднер приехал. Нам нельзя его расстраивать.

И верно, в этот самый момент во двор въехала машина. Из нее вышел доктор Лейднер и направился к двери общей комнаты. У него было усталое лицо, и он казался в два раза старше, чем был три дня назад.

– Похороны состоятся в одиннадцать часов утра. Настоятель будет вести службу, – спокойно сказал он.

Миссис Меркадо что-то сказала, потом выскользнула из комнаты.

– Вы придете, Энн? – спросил доктор Лейднер.

– Разумеется, мой дорогой, мы все придем. Конечно, – ответила мисс Джонсон.

Она больше ничего не сказала, но на ее лице отразилось то, что не в силах был выразить язык: лицо ее засветилось любовью и моментально стало спокойным.

– Дорогая Энн, – сказал он, – вы для меня настоящее утешение и опора. Мой добрый старый друг.

Он положил руку ей на плечо, и я увидела, что краска заливала ей лицо, когда она бормотала как всегда глухо:

– Ничего страшного.

Но я уловила промелькнувшее на ее лице выражение и поняла, это был миг, когда Энн Джонсон была невероятно счастлива.

И еще одна мысль пронеслась у меня в уме. Может быть, скоро, по естественному ходу вещей, обращение к старому другу за участием приведет к новому счастливому событию.

Не то чтобы я была в самом деле сваха, и, конечно, неприлично думать о подобных вещах, да еще перед похоронами. Но в конце концов, это было бы счастливым исходом. Он ее очень любит, и не было сомнения, что она бесконечно ему предана и была бы совершенно счастлива посвятить ему свою жизнь. То есть если бы она смогла пережить бесконечное воспевание Луизы. Но женщины могут смириться со многим, когда у них есть то, чего им хочется.

Доктор Лейднер затем поприветствовал Пуаро и спросил, продвинулись ли у него дела.

Мисс Джонсон стояла позади доктора Лейднера, смотрела на коробку в руках Пуаро и качала головой. Я поняла, что она умоляет Пуаро не говорить ему о маске. Она, несомненно, чувствовала, что ему на этот день переживаний достаточно.

Пуаро пошел навстречу ее желанию.

– Такие дела, месье, продвигаются медленно, – сказал он.

Сказав еще несколько слов невпопад, он попрощался.

Я проводила его до машины.

Я хотела спросить у него с полдюжины вещей. Но когда он повернулся и посмотрел на меня, я не спросила его вообще ни о чем. Я хотела спросить хирурга, не думает ли он, что операция проведена хорошо. Но я просто робко стояла и ждала указаний.

К моему крайнему удивлению, он сказал:

– Будьте осторожны, дитя мое. – А потом добавил: – Не знаю, хорошо ли вам здесь оставаться?

– Я собираюсь поговорить с доктором Лейднером об отъезде, – сказала я. – Но думаю подождать до похорон.

Он кивнул в знак одобрения.

– И не пытайтесь узнавать слишком много, – сказал он. – Вы понимаете, я хочу, чтобы вы были умницей! – И добавил с улыбкой: – Ваше дело подавать тампоны, а мне – оперировать.

Разве не забавно, что он на полном серьезе говорит это? Потом ни с того ни с сего вдруг сказал:

– Интересный человек этот отец Лавиньи.

– Монах, занимающийся археологией, кажется мне очень необычным, – сказала я.

– Ах да, вы – протестантка. Я-то примерный католик и кое-что знаю о священниках и монахах. – Он нахмурился, немного помедлил, потом сказал: – Помните, что он достаточно ловок и может вывернуть вас наизнанку, если захочет.

Если это он предупреждает меня в отношении болтовни, то я не нуждаюсь в предупреждениях! Мне просто это действовало на нервы, я совсем не хотела спрашивать его о том, что действительно хотелось узнать, но я не видела причин, почему бы мне, по крайней мере, не высказать ему одну вещь.

– Вы простите меня, мистер Пуаро, – сказала я. – Но вы тогда оступились, а не наступились и не отступились.

– А-а! Спасибо.

– Не стоит благодарности. Просто употребляйте правильные выражения.

– Я запомню, – сказал он довольно смиренно.

Он забрался в машину и уехал, а я медленно пошла по двору назад, размышляя о многих вещах. О следах иглы шприца на руке у мистера Меркадо и о том, какой именно наркотик он принимал. И об этой кошмарной желтой запачканной маске. И как странно, что Пуаро и мисс Джонсон не услышали моего крика в общей комнате, в то время как мы все совершенно отчетливо слышали крик Пуаро в столовой, а ведь комнаты отца Лавиньи и миссис Лейднер находятся почти на одинаковом расстоянии от общей комнаты и столовой.

А кроме того, я была очень довольна, что научила доктора Пуаро правильно произносить одно английское слово!

Даже если он и великий детектив, пусть знает, что знает не все!

Похороны, по-моему, были очень эффектны. Кроме нас, на них были все англичане Хассаньеха. Даже Шийла Райлли явилась сюда и казалась очень тихой и покорной в темном пиджаке и юбке. Я надеялась, что ее хоть немножко мучает совесть за все недоброе, что она наговорила.

Когда мы вернулись в дом, я проследовала за доктором Лейднером в офис и завела речь о своем отъезде. Он был очень любезен, поблагодарил меня за все, что я сделала (Сделала! Я была более чем бесполезна), и настаивал, чтобы я приняла большую, чем за неделю, оплату.

Я была против, потому что чувствовала, что не сделала ничего такого, чтобы заслужить это.

– Право, доктор Лейднер, я уж лучше вообще не буду брать. Возместите мне только мои расходы на переезд, вот и все, что я прошу.

Но он и слышать об этом не хотел.

– Видите ли, – говорила я, – не заслужила я этого, доктор Лейднер. Я хочу сказать, ну... не справилась... Она... Мое присутствие не спасло ее.

– Теперь ни к чему забивать себе этим голову, сестра, – серьезно сказал он. – Ведь я не нанимал вас в качестве детектива. Я не мог себе представить, что жизнь моей жены в опасности. Я был убежден, что это все нервы, что она сама довела себя до довольно странного психического состояния. Вы делали то, что делал бы всякий. Она любила вас и доверяла вам. И я думаю, в свои последние дни она чувствовала себя счастливее и безопаснее благодаря вашему присутствию здесь. Вам не в чем себя упрекнуть.

Его голос слегка дрожал, и я представляла себе, о чем он думает. Он считал себя единственным, кого следует упрекнуть в том, что он не принял страхов миссис Лейднер всерьез...

– Доктор Лейднер, – не выдержала я, – вы уже пришли к какому-нибудь выводу насчет тех анонимных писем?

– Не знаю что и думать, – со вздохом сказал он. – А мистер Пуаро пришел к какому-то определенному заключению?

– Вчера – нет, – сказала я, как мне показалось, ловко балансируя между правдой и выдумкой: ведь он не знал о мисс Джонсон, пока я ему не сказала.

А на уме у меня было намекнуть доктору Лейднеру и посмотреть, отреагирует ли он. От удовольствия, что видела его и мисс Джонсон накануне вместе, видела его привязанность к ней, его в ней уверенность, я совершенно забыла о письмах. Впрочем, и теперь я чувствовала, что было, может быть, довольно неудобно с моей стороны заводить о них разговор. Ведь если она писала их, она скверно себя чувствовала после смерти миссис Лейднер. Но все же мне хотелось узнать, приходила ли доктору Лейднеру в голову такая возможность.

– Анонимные письма – обычно работа женщин, – сказала я и ждала, как он это воспримет.

– Полагаю, да, – сказал он со вздохом. – Но вы, кажется, забыли, сестра, что они могут быть настоящие. Они в самом деле могли быть написаны Фредериком Боснером.

– Нет, я не забыла, – сказала я. – Но мне как-то не верится, что это объяснение реально.

– А я верю, – сказал он. – Глупости, что это кто-то из экспедиции. Это просто оригинальная версия мистера Пуаро. Я считаю, что правда гораздо проще. Человек сумасшедший, без сомнения. Он болтается вокруг, может быть, как-то переодевается. Так или иначе, он оказался внутри в тот роковой день. Слуги, может быть, лгут, их, может быть, подкупили.