Мерзавец!

До чего все неудачно сложилось... Зря, зря я приехала в Крипвуд! Но выхода не было: в столице уж точно меня не ждало ничего хорошего, а здесь я хотя бы приношу пользу.

У меня поднимается настроение, когда я иду по темным школьным коридорам и вхожу в класс. Солнце зажигает яркие пятна на картах, мел на доске скрипит внушительно, вкусно, и меловые пылинки танцуют и кружатся в лучах.

А ученики смотрят на меня так, как будто я и правда волшебница! За эти недели я успела неплохо узнать характеры и привычки, их детские огорчения и победы...

Разве это неудачная жизнь? Я столько нового попробовала и узнала! И сколько неразгаданного еще впереди и столько незаконченного!

Школьная ярмарка на носу, статья не дописана, за Ланзо нужно присмотреть, да и свин бегает по двору голодный.

Я улыбнулась. Вон какая я востребованная, вон сколько дел!

Нет, я не уеду из Крипвуда с его странными людьми и не менее странными обычаями и легендами. С оберегами и подковами на окнах, старыми домами и темными переулками.

Хватит убегать. Явится господин Хант — встречу его достойно. Посмотрим, кто кого.

В приступе веселой злости я вытащила из-под обложки учебника профессора Рейна припрятанную банкноту в десять кронодоров и решила до уроков заглянуть к старику Герхарду.

Ехать до его дома не пришлось: фермер ошивался на улице возле булочной.

— Ваше предложение еще в силе? — спросила я, слезая с велосипеда. — Хочу оставить Вельзевула себе.

— Оставляйте! — махнул Герхард коричневой от табака и грязи рукой. — Дарю! Для вас не жалко. Вы ж ребятишек наших учите!

— Чем его лучше кормить?

— Смотрите, барышня, наука нехитрая, — обстоятельно заговорил Герхард. — Делайте так: неделю впроголодь, неделю до отвала. Неделю кашей запаренной, неделю тыква, свекла. Тогда мясо будет нежное, с прослойками сала. Бегать ему много не давайте, он и так жилистый как черт.

— Я не собираюсь его... убивать и есть!

— А на кой он вам тогда нужен? — удивился Герхард, потом опасливо прищурил глаза и отступил от меня на шаг: — Для ваших ведьминских дел, что ли? Слыхал я, что в Дикую ночь ведьмы на шабаш верхом на свиньях летают!

Выпалив это, Герхард перепугался. Сплюнул через левое плечо и быстрым шагом пошел прочь.

Я только усмехнулась невесело. Подумаешь, ведьмой обозвал! Не привыкать. Кем меня только не называли за последние недели... вчера вот — мошенницей.

В соседней овощной лавке я распрощалась с банкнотой, зато купила два мешка свеклы и два мешка овса и договорилась, что завтра мне их привезут домой. Теперь Велли не грозит смерть от голода.

Но надо и о себе подумать. Со вчерашнего дня у меня росинки маковой во рту не было. В кармане отыскалось несколько медных монет, в булочной мне продали вчерашний бублик.

Вышла на улицу, встала под скрипящей от ветра вывеской, с тоской посмотрела через дорогу, на галантерейный магазин Ракочи. Я так и не заглянула к матери Магды, чтобы купить у нее жакет и юбку. А теперь не на что покупать. На следующей неделе будет жалованье, дотяну как-нибудь на свекле и овсянке — придется Велли поделиться, а там посмотрим...

Сунув в рот бублик, чтобы освободить руки, я достала бумажник в глупой надежде, что там завалялась забытая банкнота. Бумажник хрустнул, кольнуло приятное предвкушение, но тут же пропало. Внутри лишь сухие желтые листья. Я собирала их для урока: дубовые, березовые, кленовые, — и забыла выложить. Часть листьев раскрошилась, бумажник был полон золотой трухи. Вот какая я богачка!

Открыла бумажник пошире и начала вытряхивать сор.

На дороге прошуршали колеса. Я покосилась и увидела сверкающий дьявольским черным блеском автомобиль.

И самого дьявола за рулем.

Я поспешила принять холодный и гордый вид. Что было непросто с черствым бубликом в зубах и пустым кошельком в руках.

Мне все равно, остановится он со мной поговорить или нет, твердила я себе. И лукавила: конечно, мне было не все равно.

Заскрипели тормоза; автомобиль остановился.

— Госпожа Верден! Эрика! — позвал меня Роберваль довольно нелюбезным тоном. — Мы позавчера не закончили разговор.

Я дернула плечом, подняла глаза — и почувствовала, что мое лицо непроизвольно стало злым и обиженным, а в груди вспыхнул гневный огонек.

— Мне некогда, — резко ответила я, сунув бумажник и бублик в сумку. — Спешу на занятия. Будет время — поговорим. Но только об успехах вашей дочери. Ни о чем другом я с вами разговаривать не стану.

Роберваль выбрался из автомобиля, собираясь подойти во что бы то ни стало. К счастью, в этот момент ко мне с визгом подбежали Магда Ракочи и ее подружка Ада; девочки уцепились за мои рукава и начали взахлеб рассказывать о кроликах.

Я поторопила девочек и пошла следом, придерживая велосипед.

Школа была моим убежищем, где я могла скрыться от напастей хотя бы ненадолго.

На прощание мы обменялись с Робервалем недобрыми взглядами. Он сел в автомобиль и уехал; давно уж затих рокот мотора, а я все неустанно осыпала Роберваля мысленными упреками и изобретала новые ядовитые слова.

Утренняя встреча сильно встряхнула мои нервы. На уроках я была сама не своя: сбивалась, теряла нить рассуждений, и даже повышала голос на детей, когда те расходились, и тут же жалела об этом.

Мы говорили о том, что видели на лесопилке. Регина перебивала одноклассников и лезла с уточнениями. Она больше всех знала о работе предприятия ее отца и очень хотела показать, какая она умная.

Дети терпеливо замолкали и давали ей говорить, но потом начали сердиться. Владислас не выдержал первым:

— Замолчи, всезнайка, дай и другим сказать!

Регина обиделась и надулась.

В другой раз я и сама попросила бы девочку быть посдержаннее, но теперь мне стало ее жаль. Регине хотелось внимания, хотелось, чтобы одноклассники видели ее превосходство и восхищались ей, но пока стать самой популярной девочкой в классе ей не удавалось.

Но не одно тщеславие заставляло ее вести себя таким образом. Регина не могла иначе: привыкла быть принцессой у себя дома, и думала, что и другие должны к ней относиться точно так же, как отец и гувернантка. Она еще не умела дружить, хотя в последнее время сблизилась с Адой и Ланзо.

Ланзо сегодня не пришел в школу и никто не знал, что с ним. Виктор куда-то делся: не убрал мусор, не приготовил школу к урокам. Учителям пришлось самим чистить и топить камины и следить за временем, потому как звонить в медный колокол, возвещающий начало и конец уроков, тоже было некому.

Неужто школьный уборщик опять «нырнул в стакан»? Однако недолго длился трезвый период. На перемене загляну в сторожку и проверю, все ли в порядке с Ланзо...

Регина опять влезла с замечаниями, на нее шикнули, глаза у девочки налились слезами от досады. «Почему они так, я ведь и правда знаю о лесопилке больше всех!» — читалось на ее лице. Она тесно сжала розовые губки (нижняя начала дрожать) и в точности, как и ее отец, насупила брови.

Я поспешила вмешаться.

— Регина, давай ты сделаешь отдельный доклад про лесопильный завод, — предложила я. — А мы потом зададим вопросы, и ты нам все-все разъяснишь, что мы не поняли. Попроси папу помочь тебе подготовить рассказ. Может, даже рисунки найдете! Мне бы хотелось понять, что за агрегат мы видели, похожий на мясорубку, только огромный, с трубами сверху. Управляющий не успел нам про него рассказать, а выглядит эта машина страшно.

— Это такая штука для измельчения и обжига опилок! — тут же довольным голосом объяснила Регина. — Ладно, сделаю доклад, раз вам так хочется!

— Очень хочется, — подтвердила я. — Ты пока послушай, что другие рассказывают, и делай заметки, где они ошибаются. Но не перебивай — потом, когда приготовишь доклад, растолкуешь, что не так. Уверена, ты сумеешь хорошо объяснить.

Довольная Регина кивнула и обвела класс победоносным взглядом.

— Дети, что с Ланзо? — спросила я. — Почему он не пришел на занятие?