Спустилась ночь. Из башни Сенов не доносилось ни звука; Ньюн сидел, тревожась из-за долгого молчания Мелеин, и Дункан не пытался заговорить с ним. Один раз, не находя себе места, он оставил землянина наблюдать, и поднялся в холл Келов: здесь была лишь пустота, и холл намного превышал по своей протяженности тот, с земляными стенами, который Ньюн знал. Картины, карты, нарисованные здесь, выцвели от времени; на них изображался пришедший теперь в упадок мир, и это зрелище угнетало Ньюна.

Тревожась за Дункана, что остался один в главном холле, он поспешил уйти отсюда и направился к уходящей вниз винтовой лестнице. Какой-то чирикающий механизм прошмыгнул позади него… Ньюн резко развернулся и схватился за пистолет, но это была всего-навсего электронная игрушка, уборщик, такой же, как у регулов. Стало ясно, почему здесь было так чисто и кто ремонтировал древние машины.

Он пожал плечами, слегка вздрагивая, и спустился к Дункану — испугав землянина, который, увидев что тревога ложная, облегченно вздохнул и снова уселся.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вернулись дусы, — сказал Дункан.

— Да, — согласился Ньюн. Отсутствие зверей сильно сковывало их. Они не осмеливались оставлять внешнюю дверь без охраны. Ньюн взглянул в ту сторону, где была лишь ночь, а потом принялся за исследование их груза. — Я хочу отнести госпоже что-нибудь поесть. Думаю, что нам не придется выступить сегодня ночью. И не забывай, что здесь есть несколько небольших автоматов. Похоже, они безвредны. Не повреди их.

— Мне кажется, — негромко проговорил Дункан, — что Ан-ихон может быть опасным, если захочет.

— Это мне тоже приходило в голову.

— Он сказал… что позволил кораблю совершить посадку. Выходит, он мог и не позволить этого.

Ньюн медленно выдохнул и, постаравшись выкинуть это из головы, взял пакет с едой и флягу, но слова Дункана по-прежнему звучали в его мозгу. Землянин научился неплохо скрывать свои мысли; теперь Ньюн не мог по его лицу точно узнать, о чем тот думает. Но встревожил его скрытый смысл сказанного: Дункан думал не о посадке их корабля.

О другом.

О землянах, которые должны прилететь.

Вот о чем предлагал ему подумать Дункан.

Ньюн поднялся и, не оглядываясь, стал взбираться в холл Сенов; мысли о предательстве не покидали его — но предательства не будет, если Дункан принадлежит Мелеин.

Каким был человек?

Он осторожно вошел во внешний холл Сенов и громко позвал госпожу, ибо дверь оставалась открытой; Ньюн мог слышать голос машины, который, скорее всего, заглушал его слова.

Но Мелеин появилась. Глаза ее были подернуты легкой дымкой, в них застыло изумление. Ее слабость испугала его.

— Я принес тебе поесть, — сказал Ньюн.

Она взяла протянутые ей еду и воду.

— Спасибо, — проговорила Мелеин и, повернувшись, медленно вошла обратно в ту же комнату. Он задержался и увидел то, что ему не следовало: открытый пан'ен, наполненный листами золота… пульсацию огней, что звала Мелеин, смертную плоть, которая разговаривала с машинами, что были городами. Госпожа стояла, и полыхающий бело-голубым, словно звезда, свет омывал ее фигуру в белой мантии. Пакет с едой выпал из безвольно повисшей руки Мелеин и развернулся, фляга выскользнула из другой руки и бесшумно упала на пол. Девушка, казалось, не заметила этого.

— Мелеин! — крикнул он и рванулся вперед.

Она повернулась, протестующе вскинув руки, лицо испуганное. Голубой свет ворвался в его глаза: Ньюн отпрянул, рухнул на пол, полуослепленный.

Звучали голоса, и один из них принадлежал Мелеин. Ньюн поднялся на одно колено, а когда госпожа подошла и коснулась его, поднялся на ноги, хотя сердце по-прежнему колотилось от пережитого потрясения.

— С ним все в порядке? — спросил голос Ан-ихона. — С ним все в порядке?

— Да, — ответила Мелеин.

— Уходи, — твердил ей Ньюн. — Уходи; оставь ее, хотя бы до утра. Что есть время для этой машины? Уйди отсюда и отдохни.

— Я поем и отдохну здесь, — сказала она. Ее ладони ласково погладили руку Ньюна и исчезли, когда она оставила его, направляясь в комнату, где находилась машина. — Не пытайся войти сюда.

— Я боюсь этой машины.

— Ее нужно бояться, — Мелеин задержалась, чтобы поговорить с ним, и глаза госпожи заполняла бесконечная усталость. — Мы не одиноки. Мы не одиноки, Ньюн. Мы отыщем Народ. Взгляни на себя, кел'ен госпожи.

— Где мы отыщем их… и когда, госпожа? Машина знает?

— Здесь были войны. Моря высыхали; Народ слабел и воевал сам с собой; из-за нехватки воды покидались города. Лишь машины оставались здесь — Ан-ихон говорит, что учит всему этому Матерей, которые приходят сюда для того, чтобы обрести мудрость. Уходи! Я еще не узнала всего. А я должна. Ан-ихон тоже учится у меня, и делится знаниями со всеми Городами Народа, и, возможно с Тем, который он называет Живым Городом. Я не знаю: мне еще не совсем понятно, как связываются между собой города. Но в моих руках Ан-ихон. Он подчиняется мне. И благодаря этому в моих руках Кутат.

— Я — Рука госпожи, — сказал Ньюн, ошеломленный опрометчивостью подобного взгляда.

— Смотри за Дунканом.

— Да, — отозвался он и, повинуясь ее отстраняющему жесту, вышел, по-прежнему чувствуя в костях боль, что оставило оружие машины; Ньюн все еще никак не мог прийти в себя, и порожденные словами госпожи мысли блуждали в его мозгу, не в силах удержаться там… но Мелеин говорила и о битве, а, значит, Ньюн понадобится ей.

А-ани. Вызов. Госпожа не сражалась: самые искусные кел'ены служили ей, не подвергая опасности ее жизнь.

Мелеин готовилась сражаться сама.

Он в молчании вернулся в холл внизу, устроился в углу, разминая болезненно ноющие руки, и пытаясь представить в своем взбудораженном сознании, какие убийства придется совершить.

— С госпожой все в порядке? — непрошенно нарушил его покой Дункан.

— Она не спустится. Она разговаривает с ней… с ними. Она обсуждает войны, кел Дункан.

— Это необычно для Народа?

Ньюн взглянул на него, готовый взорваться, и внезапно понял, что землянин просто использовал не те слова.

— Войны. Войны мри. Войны с применением оружия, убивающего на расстоянии. — Ньюн перешел на му'а, и тогда Дункан, похоже, понял его, и быстро умолк.

— Пора бы уже дусам прийти, — внезапно сказал Ньюн, уводя свои мысли от подобных перспектив, и, уступив своему беспокойству, подошел к двери и рискнул позвать зверей тем переливчатым окликом, что иногда, очень редко, мог созвать их.

В этот раз ничего не получилось. Ни в эту ночь, ни в следующую никто не отозвался.

Но на третью ночь, когда Мелеин заперлась в башне Сенов, а они томились в своем уединении внизу, снаружи послышались знакомое дыхание, и стук когтей по ступеням, и тот особый нажим на чувства, что предвещал появление дусов.

В эту ночь они впервые смогли заснуть по-настоящему, согретые теплом устроившихся рядом зверей, и уверенные, что те предупредят их, если появится опасность.

Пришла Мелеин; резкий хлопок ладоней напугал кел'ейнов и зверей, заставив их проснуться в смущении, ибо хотя она не была врагом, все же застала их спящими.

— Идем, — сказала госпожа, и, когда они вскочили, готовые исполнить любое ее повеление: — Народ близко. Ан-ихон зажжет для них сигнал вызова. Они придут.

20

Дни бури оставили после себя в городе груды песка, высокие дюны, которые принимали фантастические очертания в обрушившемся на площадь свете.

Дункан посмотрел на горящий на вершине эдуна сигнал вызова, что бросал могучие отблески в еще темное небо, зовущий всех, кто мог находиться в виду города.

И Народ придет на этот зов.

Они ничего не взяли с собой: пан'ен, санки со всем, что у них было, остались в эдуне. Если ничего не случится, они вернутся; если же нет — все это уже никогда им не понадобится. Дункан подумал, что хотя Ньюн ничего не сказал о том, насколько это рискованно, ни о каком полете даже речи быть не могло.