— Боишься нас?

— За вас. За них.

— Ты оставил маяки. Госпожа ведь сказала тебе, что этого достаточно. Ты слышал ее слово. Если ты вернешься, они захватят тебя, а мы не допустим этого.

— Я пленник?

Глаза Ньюна закрылись мигательной перепонкой.

— Ты кел'ен этих келов, и мы не бросим тебя. Ты хочешь вернуться?

Какое-то время Дункан не мог ответить. Кричали, громко смеялись дети, и он вздрагивал от этих звуков.

— Я из этих келов, — сказал он наконец. — И там я смогу лучше служить им.

— Это решать госпоже, и госпожа уже решила. Если она пожелает отослать тебя, она сделает это.

— Так будет лучше. Я не хочу находиться здесь. И я мог бы быть полезен там.

— Я бы умер за тебя, если тебе причинят вред. Держись поближе ко мне. Ни один кел'ен, который заслужил сет'ал, не осмелится бросить тебе вызов, но те, у кого еще нет шрамов, могут… а все со шрамами будут иметь дело со мной. Выброси это из головы. Твое место здесь, не там.

— Это не потому, что я хотел бы убежать от них. Это из-за того, что я услышал. Вас ничему не научило то, что вы видели. Мертвые миры, Ньюн.

— Сов-кел, — проговорил Ньюн, и голос его был резок, — будь осторожен.

— Ты готовишься воевать.

— Мы — мри.

Дус рядом пошевелился. Дункан обнял его, в ушах стучала кровь.

— Выживание расы.

— Да, — ответил Ньюн.

— Ради этого вы будете… делать что, Ньюн?

— Все.

Наступила долгая тишина.

— Ты будешь пытаться вернуться к ним? — спросил Ньюн.

— Я подчиняюсь госпоже, — сказал Стэн в конце концов. — Моя раса все равно проклянет меня. Только иногда прислушивайтесь ко мне. Вы собираетесь мстить?

Ноздри мри раздувались от быстрого дыхания, и его странно грациозные руки с длинными пальцами перебирали бархатный мех дуса.

— Спасение расы в том, чтобы объединить Народ. В том, чтобы обрести родину. В том, чтобы быть мри.

Ему ответили. Та часть Стэна, что была землянином, оказалась не в силах постичь этого; но был закон Келов… чтобы объединить в себе то, чем когда-либо был мри, а это означало не быть ничем связанным.

Никаких соглашений, никаких условий, никаких обещаний.

И если мри нравится убивать, они будут убивать — потому что они мри.

В хол'эйри было четыре слова, означавших мир. Эй'а соответствовало внутреннему миру и использовалось для обозначения собственной сущности; эн'эд, мир в доме, что покоился на госпоже; и кута'и — спокойствие природы; и сэй'эхан, спокойствие силы.

Договор о мире являлся словом из му'а, а му'а остался в прошлом, вместе с регулами, что нарушили его.

Мелеин совершила убийство, чтобы обрести власть, и еще не раз сделает это, чтобы объединить Народ.

Будет использовать эли, бывших союзников мри.

Овладеет Кутат.

«У нас будут корабли», — слышал, казалось, Дункан, голос ее сердца.

И им был известен путь к владениям землян и регулов.

Это не было местью в понимании землян — лишь мир, мир сэй'эхан, который только и мог существовать во вселенной мри.

Никакого соглашения.

— Идем, — сказал Ньюн. — Они почти закончили. Мы выступаем сейчас.

Дом зажурчал голосами, взрослыми и детскими. Народ с изумлением осматривался вокруг, с любопытством глядя на то, что за столь многие века видели лишь сен'ейны… восхищаясь огнями, их яркостью — и, как и подобало мри, ничему не удивляясь. Силы присутствовали здесь; им суждено было быть использованными. Многое было непонятно катам или келам, но они могли пользоваться этим.

И Святилище вновь озарилась светом: Мелеин своими руками зажгла лампы, и принесли пан'ен, и поставили там, позади изъеденных коррозией экранов — чтобы вновь взять его, если Народ отправится в путь, чтобы Дом мог поклоняться ему, пока они остаются на месте. Были исполнены ритуальные обряды — Шон'джир мри, покинувших Кутат; и Ан'джир мри, что оставались на родной планете.

Мы те, кто не ушел: те, кто ходит по земле, те, кто смотрит в небо;

Мы те, кто не ушел: те, кто правит миром, те, кто хранит веру;

Мы те, кто не ушел: и прекрасно наше утро;

Мы те, кто не ушел: и прекрасна наша ночь.

От ритмических слов дрожал воздух: долгая ночь, — подумал Дункан, стоя рядом с Ньюном… народ, что ждал своего конца на умирающей Кутат.

Пока не пришла Мелеин.

Смолкли песни; холл погрузился в оцепенение; Народ разошелся по своим делам.

Вот и холл Келов.

Длинную винтовую лестницу и еще недавно полутемный холл внезапно затопил свет… Келы расстилали ковры, что прежде служили полом в их палатках — на них еще остались следы песка: уборщики, что шныряли во внешнем холле, старались держаться подальше.

Келы уселись, образовав круг. Теперь, в уединенности холла, настало время любопытства. Глаза изучали Ньюна, дусов, и, больше всего, Дункана.

— Он будет хорошо принят, — внезапно бросил Ньюн, отвечая на невысказанный вопрос.

Неодобрительные взгляды, но никаких слов. Дункан обвел глазами круг, встречая колючие немигающие взгляды золотистых глаз — в них не было любви, не было доверия, но, — внезапно подумал Стэн, — не было и неприкрытой ненависти. Он по очереди смотрел в лица кел'ейнов, позволяя им самим вдоволь насмотреться; и он бы снял даже зейдх, и позволил бы им убедиться в том, насколько он отличается от них; но подобное действие было бы воспринято как унижение, а сделай Стэн это в гневе — как оскорбление, упрек для кел'ейнов. Они же не могли просить его об этом, ибо для Дункана подобная просьба явилась бы глубочайшим оскорблением.

Передали чашу — вначале Ньюну, затем — Дункану: в медной чаше была выжатая из голубого трубчатого дерева вода. Дункан слегка смочил губы и передал чашу Хлилу, что сидел рядом. Хлил мгновение колебался, словно ему предстояло пить после дусов; и потом кел'ен коснулся ее своими губами и передал дальше.

Один за другим спокойно пили они… даже обе кел'е'ен, родственницы Мирея. Отказов не было.

Затем Ньюн положил свой длинный меч на колени Дункана и, следуя этой странной и замысловатой церемонии, каждый из кел'ейнов положил свой меч на колени соседу, и ав'ейн-келы, и в том числе принадлежащий Дункану, переходили по кругу от мужчины к женщине, пока у каждого в руках не оказался его собственный меч.

После этого, один за другим, они назвали свои полные имена. У некоторых были имена обоих родителей, у других лишь имя Сочил, а Дункан, опустив глаза, вымолвил свое — Дункан-без-Матери, чувствуя себя странно потерянным среди этих людей, которые знали, кем были.

— Ритуал келов, — сказал Ньюн, когда это закончилось, — по-прежнему тот же.

Похоже, им было приятно узнать, что они все сделали верно; они закивали, соглашаясь.

— Вы научите нас му'а, — проговорил Ньюн, — му'а родины.

— Да, — с готовностью отозвался Хлил.

Наступила долгая тишина.

— Одну часть ритуала, что известен мне, — сказал Ньюн, — я не слышал.

Хлил, у которого шрамов было больше, чем сет'ал, Хлил с'Сочил, чье лицо было грубоватым для мри, но сам он был изящен и прекрасно сложен, занервничал.

— Наши каты… наши каты боятся этого… — Хлил едва не сказал ци'мри и в упор взглянул на Дункана.

— Ты не хочешь, — спросил Ньюн, — открыто сказать об этом?

— Мы обеспокоены, — сказал Хлил, опустив глаза.

— Мы?

— Кел'ант, — едва слышно вымолвил Хлил, — это твое право… и его.

— Нет, — тихо сказал Дункан, но Ньюн сделал вид, что ничего не расслышал; оглядываясь вокруг, Ньюн ждал.

— Вас приглашают Каты, — проговорила одна из пожилых кел'е'ен.

— Вас приглашают Каты, — эхом откликнулись остальные, и последним из них — Хлил.

— Что ж, — сказал Ньюн и поднялся, ожидая Дункана — в то время как остальные сидели, а Дункан пытался понять хоть что-нибудь по устремленным на него взглядам.

Дусы поднялись было следом, но Ньюн запретил им.

И они вдвоем покинули холл келов, и спустились вниз по лестнице. Ночь была уже на исходе. Дункан чувствовал холод и боялся предстоящей встречи с катами, женщинами и детьми Дома, и… — Стэн надеялся, что это всего лишь церемония, обычный ритуал, в котором он сможет остаться тихим и незаметным.