— Я помню его, Соломон Исаевич. Я помню все, чему вы меня учили.

Соломон Исаевич надолго замолчал. Мертвую тишину в кабинете нарушал лишь мерный стук ножа по полированной столешнице. Загипнотизированный мерным, как удары метронома, звуком и яркими вспышками зайчика на лезвий ножа, Ашкенази вздрогнул, вновь услышав низкий голос Администратора.

— Ты умный мальчик, Саша. Ты сразу же сообразил, что такие деньги — это уже политика! Так слушай, что тебе скажет старый Соломон, а он пережил многое и многих… Если я еще хоть что-нибудь понимаю в этой стране, Кротова они легализуют без особых проблем. Сейчас миллионерами назначают, как раньше назначали директорами заводов. Назначат и его. Но! — Нож резко ударил по столешнице. — Я хочу задать вопрос: а под какую программу будет делать деньги Крот? Выбор, увы, невелик. Либо военно-финансовая олигархия, как в Латинской Америке, либо возрождение партийного государства. Первый вариант меня не устраивает. Для него придется взбить волну патриотизма. А когда русские вспоминают о патриотизме, я начинаю плохо спать по ночам. Нация напрочь утратила традиции, тут уж ничего не поделать. Восстановлением церквей, памятниками расстрелянным царям и хороводами на Красной площади дело не поправишь. В итоге они получат обычный «квасной патриотизм», а от него до «бей жидов, спасай Россию» — лишь один шаг. Пролетарский интернационализм, хоть я и не отношу себя к пролетариям, меня устроил бы больше. Вот я и хочу спросить: помогая Кротову, не рубим ли мы сук, на котором сидим, как считаешь?

— Соломон Исаевич! — Ашкенази прижал ладонь к пухлой груди. — Вчера я встречался с теми, к кому меня послал Крот. От них за версту пахнет Старой площадью. Клянусь мамой, это серьезные люди!

— Ну, после Гоги тебе любой покажется серьезным! — хохотнул Администратор. — Сколько требует Крот за векселя? — неожиданно резко спросил он.

— Тридцать пять. И, как всегда, десять процентов с оборота после реализации векселей.

— М-да. Сумма не особо велика. Но достаточная, чтобы испортить себе жизнь. Или нет?

Ашкенази почувствовал устремленный на него из полумрака холодный взгляд. Предупреждение было произнесено. Администратор принял решение.

Охранник пошарил взглядом по куртке Максимова, места под ней вполне хватило бы, чтобы спрятать автомат. Максимов непринужденно распахнул куртку, сунул пальцы под ремень.

— Душновато тут у вас. — В холле банка витал удушливый запах синтетического ковра. Одну стену занимал огромный экран, звук отключили, и пантерообразные мулатки на нем извивались в немом оргазме. Сидевшие в мягких креслах три толстяка время от времени бросали взгляд на этот безумный телевизор для глухих, страдающих близорукостью, и опять принимались копаться в стопке бумаг на столе. Судя по раскрасневшимся лицам, спор уже достиг предела. От бурной жестикуляции чашки с недопитым кофе каждую секунду могли слететь на пол. Но толстяки умудрялись скандалить так же беззвучно, как пели мулатки на экране. За тихо сходящими с ума клиентами с тоской в глазах следила буфетчица в белой наколке, едва державшейся на гладко зализанных волосах.

«Капитализм плюс ненавязчивый советский сервис. Цирк, а не страна!» — подумал Максимов.

— Кондиционеры чинят, приходится терпеть. — Охранник удовлетворенно кивнул, признаков ствола за поясом, под мышкой и во внутреннем кармане куртки не наблюдалось.

Ивану Леонидовичу, как значилось на пластиковой карточке, прикрепленной к лацкану пиджака, на вид было лет сорок пять, усугубленных двадцатью годами службы в Советской армии. Наверное, еще недавно гонял на учениях танковый батальон и держал в узде триста архаровцев, ежеминутно мечтающих о бабах и дембеле. Каково ему сейчас стоять у полупрозрачных банковских дверей, Максимов предпочел не спрашивать — каждый делает свою жизнь сам.

— Вы к Яровому? — переспросил охранник.

— Да.

— Тогда извините. — Он взял со стола металлоискатель и принялся делать им пассы, как Юрий Лонго, изгоняющий бесов.

За стилет, спрятанный в рукаве, Максимов не опасался. Нож, хоть и отливал вороненой сталью, был сделан из специального пластика. Прочность и острота клинка были не хуже, чем у стального, а обнаружить металлоискателем было практически невозможно. Пистолет пришлось оставить в машине, но и без него, если в банке вся внутренняя охрана под стать Ивану Леонидовичу, Максимов был уверен, что пройдет сквозь все четыре этажа, как его стилет сквозь масло.

— Порядок? — Бдительность бывшего комбата уже начинала надоедать.

— Пожалуйста, проходите. — Сразу же почувствовалось, что обязательная для новой должности вежливость дается охраннику с трудом. Привыкший к немудрящим командам и витиеватому мату, он лепил нормальные русские слова со старательностью чернокожего студента института Дружбы народов.

— А где он сидит? — уже двинувшись вперед, спросил Максимов.

— Сейчас. Инночка! — охранник окликнул проходившую мимо невзрачную девицу со стопкой папок, прижатой к груди. — Проводи к Яровому.

— Идемте. — Инночка почти как охранник обшарила взглядом Максимова и потупила серые мышиные глазки.

Максимов пристроился сбоку, сзади особенно любоваться было не на что. На каждый его мягкий и бесшумный шаг приходились два дробных удара каблучков. Идти пришлось в самый конец коридора мимо ряда полупрозрачных дверей, откуда то и дело выскакивали ошалевшего вида мелкие банковские клерки.

«Марио идет грабить банк, Марио идет грабить банк!» — с улыбкой вспомнил Максимов фразу из любимого мультфильма «Ограбление по…». Представил себя со стороны. Вышло еще смешнее. Его почти под белы рученьки тащили на грабеж банка. И никому из служащих, присосавшихся к кассе, до этого не было дела.

— Ну вот. — Инночка остановилась. — Вам — вторая дверь направо. А мне — сюда. — Она кивнула на лестницу на второй этаж. Папки сами собой переместились под мышку. То, что предстало взгляду Максимова спереди, тоже энтузиазма не вызывало.

Лицо у Инны было таким же невыразительным, как и все остальное. Словно кто-то по-школьному старательно выводил правильные черты, потом стер резинкой, но не до конца, оставив блеклые, размазанные линии.

«Не повезло девчонке, — подумал Максимов. — Одна дорога — карьера. Если судить по первой банкирше страны, внешность в финансах как раз и не обязательна, и даже мешает».

— Спасибо, Инна. — Максимов отогнал ненужные мысли и улыбнулся.

Ее лицо на секунду ожило.

— А вы к нам на работу устраиваетесь?

Не ее, мышкино, дело было знать, зачем идет человек к начальнику службы безопасности банка. Не удержалась. Пятница, конец рабочего дня. Впереди бесконечно длинные выходные. Квартирка, купленная на кредит от родного банка, одиночество, спрятавшееся от нудного дождя за тяжелыми шторами.

— Там видно будет, — не стал убивать надежду Максимов.