— Почему ты это мне говоришь?

— Откровения в камере смертников. — Максимов улыбнулся. — Простите за могильный юмор. Нет желания потрепаться?

— Под микрофон? — скривил бледные губы Кротов.

— Под эту громыхалку, — Максимов кивнул на надсадно гудевший мотор, — не работает ни одна аппаратура. Жить хотите, Савелий Игнатович?

— Хочу дожить, если вы понимаете, что это такое.

Максимов поразился, как быстро Кротов пришел в себя. Сейчас он опять напоминал старого лиса. Изнуряющий бег от судьбы закончен, лапу до хруста защемил капкан, а лай собак совсем близко. В черных умных глазах плещется боль, а лис все еще решает, то ли, повинуясь инстинкту, перегрызть лапу и бежать, отмечая путь красными горошинами крови, то ли затаиться и ждать, положившись на чутье, говорящее, что охотники бестолковы и с пьяных глаз вполне могут проскочить мимо.

— Даже не надейтесь. Кротов.

— Это почему же?

Максимов с трудом вытянул ноги, откидываясь к стене.

— Это мне можно было лепить, что вы выколачиваете какой-то долг. Никто вам ничего платить не собирается. Ни Гаврилов, ни Осташвили.

— Умозаключения профана, вы уж извините, Максим. — Кротов вскинул подбородок. — Вам не известно и сотой доли…

— Зато мне известно, что стоило вам засветиться в офисе, как на следующий день на нас спустили собак! И не делайте вид, что вы не связали эти события.

— У меня слишком мало фактов, чтобы делать столь категорические заключения, Максим.

— Тогда поделюсь. В то утро перед выездом Стас позвонил по одному телефону. Номер я из него выбил, а потом проверил через Костика. У него есть такая программка — даешь номер, в ответ получаешь адрес и прочие установочные данные. Номер принадлежит службе безопасности фонда Осташвили.

— Гога! — Кротов от бессилия застонал.

— Он самый, — удовлетворенно кивнул Максимов. — Почему, зная от Стаса, где находится дача, Гога до сих пор не удосужился прислать к нам гонцов с автоматами, я понять не могу. Хотя версия есть.

— Вы сейчас на Стаса можете навесить все, что душе угодно. — Кротов вновь успел взять себя в руки. — Человек уехал, как с него спросишь?

— Вчера я убил его. Кротов. — Максимов выждал, пока Кротов поймет сказанное. — По приказу Гаврилова, но больше из инстинкта самосохранения. Точно так же, как минуту назад пристрелил бы вас.

По обреченным глазам Кротова он понял — этот удар был последним.

Мимо длинного ряда припаркованных на площади машин второй раз медленно проехала серебристая «Ауди».

«Дожили, черт! „Мерс“ теперь у нас самая незаметная машина. — Подседерцев поморщился. — Вот приехал бы я на убитом „жигуле“, сразу бы нашел!»

— Слушай, посигналь ему фарами, — обратился он к водителю. — А то этот придурок до утра здесь крутиться будет.

Водитель кивнул стриженым затылком и дважды мигнул фарами. «Ауди» посигналила в ответ и лихо газанула к дальнему краю стоянки.

— Слава богу, дошло! — Подседерцев прикурил новую сигарету от окурка. — Так, а ты пойди погуляй.

Водитель, по совместительству выполнявший работу охранника, «погуляй» понял своеобразно. Послушно вышел, аккуратно прикрыл дверцу и замер, как часовой, у переднего бампера.

Гаврилов распахнул дверь, и в салон ворвался промозглый ветер.

— Привет, Боря. С почином тебя! — Лицо Гаврилова светилось искренней радостью. Он уселся поудобней и азартно потер ладони. — Не знаю, как ты, а я весь изошелся. Нервы уже совсем ни к черту. Кротов уделал этого Ашкенази, как Мохаммед Али дистрофика. Десять минут общения, и клиент готов!

— Не тарахти! — поморщился Подседерцев.

— Не понял. Ты что, недоволен?

— Я не баба, чтоб удовольствие испытывать. Сделали дело, и хрен с ним.

Гаврилов обиженно засопел, полез в карман за сигаретами.

— Что-то я не пойму…

— Работаем дальше, только и всего, — сбавил нажим Подседерцев. — Рано радоваться, Никита.

— Все шло нормально, пока не вмешался Генштаб. Я угадал? — Гаврилов вытащил из-под себя скомканную трубочку газеты. Похлопал по колену.

— Нет, это из другой оперы. — Подседерцев прикрыл глаза, знал, что они сейчас могут его выдать. Гаврилов не зря корпел в Пятом управлении: как и зачем организуют ажиотаж в прессе, знал не понаслышке. — Знаешь, зачем Гога за бугор подался?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Гаврилов. — Я же только наружку за ним пустил да группу Журавлева содержу, остальное ты себе оставил.

— Тогда слушай. В Вену Гога для конспирации полетел. Там уже арендован самолет. На один день слетает на Кипр. Туда же завтра вылетает председатель МИКБ. По моим данным, документы для регистрации банка в безналоговой зоне уже готовы. Новый банк через подставное лицо будет принадлежать Гоге, МИКБ купит тридцать процентов акций и откроет кредитную линию. Выводы? — Он повернулся, чтобы лучше видеть лицо Гаврилова.

— Элементарно, Ватсон. — Губы Гаврилова растянулись в саркастической ухмылке. Он опять похлопал газетой по колену. — Будет война. Только не делай страшное лицо, Боря, я же не совсем дурак. Гога об этом уже знает. Предполагает, что вы начнете прижимать каналы финансирования Горца, вот и выводит свои деньги из-под удара. Я не прав?

Подседерцев вмял окурок в пепельницу на подлокотнике. Только открыл рот, как в кармане Гаврилова протяжно запищал пейджер.

— Извини. — Гаврилов прочел сообщение на светившейся зеленым светом панели. Нервно покусал губы и сунул пейджер в карман.

— Тянуть с Гогой больше нельзя. Завтра же начинай крутить депозитарий банка. Гога возвращается через три дня, к этому времени там не должно быть ни копейки. Без наркоты я его оставил. Посмотрим, как с него крутизна пластами сходить начнет!

— Послушай, Борис, может, не гнать коней? Дадим ситуации устаканиться. Пусть еще недельку-другую посидят безвылазно на даче. А я тем временем все подготовлю. Да и с наездом нужно до конца разобраться.

— Кстати, что там произошло?

— Навел кое-какие справки через блатных. Сведения подтверждаются. Похоже, действительно залетные беспредельщики ошиблись адресом. Кто же знал, что нарвутся на этого отмороженного Максимова! — натянуто хохотнул Гаврилов. — Между прочим, имеем шанс предъявить претензии и потребовать компенсации. Если ставить вопрос в таком ключе, то тех, кого Максимов не успел подстрелить, сдадут в два счета, как Павлик Морозов. Как предложение? Еще надо установить, кто вкладывает деньги в Гогу.

— Расслабься, Гаврилов. Нахватался, блин, на вольных хлебах бандитских замашек. «Претензии предъявить»… Тебе что — денег на жизнь не хватает? Твое дело собирать информацию и при этом не совать голову туда, куда не влезет остальное.

— Кстати, о деньгах, — оживился Гаврилов. — Зачем гнать коней, если мы еще не знаем, откуда Гога берет деньги. Я же считал, вернее, читал анализ Кротова, на одной наркоте и импортной водке, пусть и трижды разбавленной скипидаром, таких денег не сделаешь. Значит, есть у Гоги где-то за бугром добрый дядя.

— А это уже не твоя забота, — как мог спокойно сказал Подседерцев.

— Естественно, но все-таки не грех знать, у кого такие бабки конфискуем.

— Делай свое дело и не лезь в высшие сферы. Завтра же начинай.

— Боря, сам подумай, зачем гнать?

— Я сказал — завтра!!! — неожиданно сорвался Подседерцев.

Гаврилов вздрогнул, лицо сразу же заострилось.

— Вот только орать не надо, — прошептал он.

— А ты не доводи! Короче, заканчиваем операцию ударными темпами и ложимся на грунт. Под банк мы уже подкопались, теперь снимаем деньги, гасим липовый филиал и подставляем Гогу под ножи авторитетов. Все! — Подседерцев прикрыл глаза и откинулся на подголовник.

Опять запищал пейджер. Подседерцев поморщился, словно по виску провели раскаленной спицей.

— Да засунь ты его, блин, в жопу! — прошипел он.

Гаврилов быстро пробежал глазами сообщение и нажал кнопку сброса. Медленно убрал пейджер в карман и сказал: