Белов заставил себя встать с уютного дивана, резкими движениями растер лицо.

«Все, старый, работай! Настройся на победу. Девчонка хоть и умница, если верить Столетову, но в оперативных играх — полный ноль. Сыграй ее на „раз-два“. Раз — снять информацию. Два — запудрить мозги и вывести из дела. — Белов до хруста потянулся. — А дело серьезное. За интерес к старым делам по головке не гладят. А за дело Кротова головку вообще оторвут. Столетов и сотой части не знает, и то чуть не поседел. Ты знаешь почти все. Вот и старайся. Вытаскивай из этой западни Настю, Столетова… И себя».

В прихожей тихо запел звонок.

Белов машинально посмотрел на часы, отметил, что Настя опоздала всего на пять минут, в наши дни это верх пунктуальности. И пошел открывать дверь.

Настя понравилась ему с первого взгляда. Принимая у нее куртку, невольно скользнул взглядом по фигуре и от греха подальше отвел глаза.

«Вот уж не знаешь, завидовать Столетову или нет. Дочка — красавица. С одной стороны, гордиться надо. С другой — сплошная головная боль».

Настя сняла вязаную шапочку, забавно тряхнула головой.

— Обувь снимать? — спросила она.

— Ни в коем случае! Здоровье гостей мне дороже ковров.

— А где говорить будем, на кухне?

— Захотим кофе с сигареткой, пойдем на кухню. А пока прошу сюда. — Белов провел Настю в комнату. — Вот так я и живу.

Она осмотрелась, примеривая обстановку к Белову, скользнула взглядом по книжным полкам и кивнула.

— Года два в разводе, не меньше, угадала?

— С чего взяли? — невольно обиделся Белов, вспомнив о ежевечерних семейных сценах.

— Устоявшийся холостяцкий уют. И… — Настя наморщила носик. — Право курить, где хочется. Наверно, так и должно пахнуть логово волка-одиночки.

— И как оно пахнет?

— Добычей, усталостью и бессонницей.

— Неплохо. — «Столетов прав, из девчонки будет толк. Если не сгорит раньше времени». — Садитесь, где хотите.

Настя выбрала продавленный диван, села, поджав под себя ноги. Белов невольно посмотрел на красиво обрисовавшиеся бедра, обтянутые джинсами, и отвел взгляд.

— Настя, только честно. Не боитесь, вот так, остаться один на один с незнакомым человеком в пустой квартире?

— Нет. Только не обижайтесь, ладно? Вы — не страшный. Вас, наверное, следует бояться, но… не по этой части. Потом, вы папин друг. И последнее… Вы чем-то на него похожи. А папа всегда делил людей на своих и чужих. Пока ты не предал, пока ты свои, он за тебя любому перегрызет горло.

— И он прав, как считаете?

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Какая-то психология вечной войны. Наверно, так очень трудно жить… Вот сейчас улетел в Новосибирск. Консультирует какую-то адвокатскую фирму. За большие деньги, как говорит, учит разваливать дела. Но скажите, почему у нас правовое государство начинается с освобождения очередного авторитета? А за булку хлеба можно два года сидеть под следствием, а потом еще честно отмотать весь срок?

— Трудный вопрос.

— Он трудный, потому что на него нет ответа.

— А вы по каким законам хотите жить: по воровским или человеческим?

— Естественно, по человеческим. Если они не делают из человека раба.

— Хороший ответ. И я за человеческие. Значит, надо, не забивая голову вопросами, на которые нет ответа, делать свое дело. Поверьте, иногда это труднее всего… Несмотря ни на что, делать свое дело.

Белов сел в кресло напротив, пристроив на подлокотнике пепельницу.

— Настенька, я же не зря задавал вопросы…

— А я поняла. Меня папочка разве что ночью с парашютом не выбрасывал. Всему учил. Даже наружку вычислять. Я с детства была обязана складывать тетрадки в строгом порядке, чтобы потом знать, копался кто-то в них или нет. Один раз, еще в школе… На дискотеке драка была. Ну менты нас за компанию и повязали. Так я в отделении такую лекцию по уголовно-процессуальному кодексу закатила, что меня на машине с мигалкой домой доставили. Вы, как у вас говорится, просчитывали, да? Ну, скорость реакции на вопросы, мера откровенности, психологические особенности, признаки спецподготовки…

— Вашему папе мало голову оторвать, — проворчал Белов. — Испортил девчонку.

— Уж да уж. Замуж не возьмут, останусь в девках, — хитро улыбнулась Настя. — А папа говорил, что в государстве, где царит культ спецслужб, гражданин просто обязан владеть соответствующими знаниями и навыками. Иначе не выжить.

— Возможно, он прав. — Белов вспомнил о своих домашних, так до сих пор и не ведающих, чем занимается на службе отец семейства. — А про меня он что сказал?

— Что вам можно доверять. Вы один из немногих честных.

— Спасибо на добром слове. А о том, что я давно на пенсии, сказал?

— Да. Но папа всегда говорил, что бывшие лежат на кладбище. Пока человек органов жив — он человек органов. Что поморщились, я не права?

— Как сказать… — Белов старательно раскурил сигарету. — Настя, вы барышня упрямая, по губам видно. Я задам вопрос. Постарайтесь ответить на него без возрастного максимализма и врожденного упрямства, договорились?

— Это будет одностороннее разоружение. Времена душки Горби уже прошли. Предлагаю договор ОСВ-2.

— Это как? — «Сбивать у противника настрой на вопрос — это тоже папина школа. Приедет, я ему вставлю!»

— Я отказываюсь от юношеского максимализма, а вы не брюзжите, как ветеран партии, и не давите жизненным опытом. Он у каждого свой. Соответственно, критерием оценки быть не может. Договорились? — В темных глазах заиграли бесенята.

— На обе лопатки! — Белов с улыбкой поднял вверх руки. — Договорились, договорились… Ну и смена растет, на ходу подметки режет! Черт с тобой, обойдемся без разминки… Тогда давай фактуру. Кто, что, при каких обстоятельствах, оценки, предварительные версии. Потом будем думать.

— Вот так — сразу?

— А что тянуть? Дело есть дело.

Настя достала из сумочки сигареты, закурив, внимательно посмотрела на Белова, задержала взгляд на пальцах, сцепленных на колене.

— Характер мужчины — его пальцы. У вас хорошие — сильные и нервные. Как у папы. В таких мужчинах есть азарт. У меня был контакт с одним бывшим конторским. Хотела с этим делом пойти к нему. Но потом передумала. Вспомнила, он пожал на прощание руку, а пальцы были такие… Все еще сильные, но уже неживые. Понимаете? Физическая сила осталась, гвоздь в стенку забьет. А чего-то, — азарта, жизни в них уже не было. Недавно узнала, свалил за границу. Был человек да весь вышел, — вздохнула Настя.

— А как узнала?

— Соседи. Это же круче любой контрразведки! А потом через подругу в Шереметьеве проверила. Она в службе пассажирских перевозок работает. Со всем семейством свалил в Грецию.

— Что погрустнела? Свалил человек, радоваться надо. — Белов в душе сам обрадовался, лишней конкуренции в этом деле не хотел. Столетову обещал прикрыть Настю, а какие гарантии, если под ногами будет крутиться опер, осоловевший от пенсионного безделья.

— Не люблю, когда люди ломаются.

— Ай, не устраивай трагедии. Заработал валюты, раз в жизни решил отдохнуть!

— Кто? Журавлев? Для таких, как он, валюту не печатают. Он и денег-то больших ни разу в жизни не видел. Я у него дома была, благородная нищета… Даже стыдно за наш КГБ, ей-богу! Выперли мужика на пенсию с голым задом. «Герой разведки и отличный семьянин». — Настя спустила ноги с дивана, придвинулась к Белову. — А знаете, я его на острове видела. Там, где Кротова откопала. Сделал вид, что не знакомы. Конспиратор! А после этого, не прошло и недели, свалил в Грецию. Каково? Не стыкуется, как говорит мой папочка.

«А Кирюха Журавлев каким боком в это дело влез? Тихо, не подавай виду!»

— Вот что, Настенька. — Он встал. — Пойдем-ка мы на кухню, сварим кофейку. Разговор у нас, похоже, будет не простой.

— Вы знали Журавлева или мне показалось? — мимоходом спросила Настя, легко встав с дивана.

— Не знал, но слышал. — У Белова рефлекторно сжался живот, как у боксера, чудом среагировавшего на удар. — «Ну, Столетов! Только вернись, я тебе устрою». — Мир спецслужб тесен. Как в деревне, все о всех все знают, даже если не знакомы лично.