Похоже, это все.

— Спасибо, что рассказали об этом, Софи, — говорю я. — Если вспомните что-нибудь еще, звоните.

— Конечно.

Софи спускает ноги с кровати, встает.

— И спасибо вам, что выслушали, Алекс, — говорит она, направляясь к двери. — Тут ведь большинство считает меня чокнутой.

— Мне это чувство знакомо.

Она оборачивается ко мне, вглядывается в мое лицо:

— Вы какой-то усталый.

— Работаю много, вот и все.

— Ладно. — Софи пожимает плечами, а потом вдруг тянется ко мне, крепко целует в губы и, лукаво улыбаясь, уходит, помахав на прощание ладошкой.

Я закрываю за ней дверь, однако перед тем, как повалиться на кровать и насладиться заслуженным отдыхом, пододвигаю к себе коробку с вещами, которые отец оставил у Бена Андерсона. Фотография из кабинета Валленса навела меня на одну мысль, а единственное, что поможет проверить ее, — это пачка фотографий, лежащая среди отцовских вещей.

Я развязываю желтую тесемку и раскладываю фотографии вокруг себя в надежде, что нужные сразу бросятся мне в глаза. И минуту спустя отбираю два снимка.

Первый привлекает мое внимание тем, что я не знаю снятого на нем человека. Точнее сказать, мальчика лет пяти-шести, глядящего в объектив камеры широко раскрытыми, испуганными глазами. На втором присутствует одетый для рыбалки отец, за спиной его тянется вереница деревьев и блестит озеро — точь-в-точь как на снимке из кабинета Валленса. Рядом с отцом стоят Генри Гарнер и сам доктор. На обороте карандашом написано: «Озеро Клэй, большая добыча Джоша (его черед фотографировать)».

Я вглядываюсь в лица этих людей, и у меня начинает покалывать кожу. Все они уже мертвы и двое из них почти наверняка убиты Ником. А третий — мой отец — тоже его жертва? И именно поэтому Ник так много знает о нем и об обстоятельствах его смерти?

Перед тем как снова убрать все в коробку, я приподнимаю две последние оставшиеся в ней вещи и обнаруживаю под ними пожелтевший от старости листок бумаги, на котором значится название «Святого Валентина» и его эмблема.

Под запиской стоит подпись: «Генри». Я затрудняюсь понять, как она оказалась среди вещей моего отца. Возможно, он оказывал «Святому Валентину» какие-то юридические услуги, не знаю, однако я чувствую, что кожа моих ладоней туго натягивается, что их снова начинает покалывать. Перед моими глазами пляшут лица с фотографии на рыбалке. Мертвый Гарнер на дне Черного оврага. Стерн среди обломков машины. Валленс, уронивший голову на письменный стол своего кабинета. Мой отец с залитым кровью лбом на пассажирском сиденье рядом со мной. И женщина из медальона…

«Женщина, чья фотография находится в медальоне, — жертва преступления, которое долгое время оставалось безнаказанным…»

Что же они сделали, эти четверо, — убили ее?

Я отметаю эту мысль, едва она приходит мне в голову. Отец был настолько далек от убийства, насколько это вообще возможно. У него, как и у любого были свои недостатки, однако преступником он не был.

И это оставляет меня практически ни с чем. Мне необходимо узнать, кем была женщина из медальона, но для этого нужен Николас. Я набираю на моем сотовом номер того, с которого он звонил мне, однако получаю автоматическое сообщение: абонент недоступен.

Я ложусь, фотография троих мужчин стоит перед моими глазами вместе с фотографией неизвестной женщины. Она словно парит в воздухе, недосягаемая, — широко раскрытые, доверчивые глаза, улыбка сильного, но почему-то не уверенного в себе человека. И в ее лице проступает нечто знакомое. Скулы. Разрез глаз.

Сходство, и настолько сильное, что я почти готов поверить: это семейное сходство с мальчиком, фотографию которого отец оставил на чердаке Бена.

Еще один вечер, еще один взгляд на часы, еще одно нажатие на кнопку дверного звонка. В моих влажных от волнения ладонях еще один букет и еще одна бутылка вина.

На этот раз Джемма заставляет меня простоять на ступеньках чуть дольше. На ней облегающая черная блузка, резко контрастирующая с ее светлыми волосами, и такая же черная юбка.

Мы, как и было задумано, заказываем пиццу. После того как ее доставляют, мы лежим на диване — я обнимаю Джемму рукой, она прижимается ко мне, — смотрим «Ганнибала», едим пиццу, запивая ее вином. И на середине фильма теряем интерес к нему, все наше внимание обращается исключительно на нас самих. Мы любим друг друга, медленно и ласково, тела наши сплетаются нежно, но страстно. А после любим еще раз, уже под белоснежными, пахнущими прохладой простынями. Она засыпает первой, я какое-то время смотрю на нее, неподвижно лежащую рядом со мной, и чувствую, как ее сердце бьется в унисон моему.

Я всегда считал, что, глядя на спящего, ты видишь его настоящее лицо. Дневные заботы и тревоги уходят, черты смягчаются, лицо осеняет покой, который редко можно увидеть в дневные часы. Джемма с упавшими на щеку волосами и тенью улыбки на губах — это, может быть, самое прекрасное, что я когда-либо видел.

В ту ночь я спал блаженным сном без сновидений — впервые со времени моего возвращения в Уинтерс-Энд.

Наступает утро, и впервые за бесконечно долгое, как мне кажется, время я не сталкиваюсь с необходимостью завтракать в одиночестве в гулком зале «Краухерст-Лоджа». Чувствуя себя совершенно свободным, я наслаждаюсь вновь обретенным счастьем пребывания в обществе другого человека. Мы с Джеммой расстаемся возле ее дома — ехать нам предстоит в разные стороны. На прощание мы целуемся, долго и страстно.

Когда я доезжаю до управления, Дейл уже сидит в своем кабинете вместе с лейтенантом Матесоном. Дейл постукивает пальцами по лежащим перед ним документам.

— Значит, так, — говорит он мне. — Отпечатки, найденные в доме Валленса, принадлежат Николасу. Время смерти доктора — позавчера между двумя и четырьмя пополудни, как раз в этот период Ник звонил тебе из его дома. Валленс был убит одним ударом ножа, найти который нам пока не удалось. Машина его исчезла, и, по словам соседей, она отсутствует с того дня, когда произошел побег. Это вполне соответствует всему, что мы обнаружили в доме доктора.

…В ящике его письменного стола найдены три записки, все доставлены курьерскими фирмами. В одной говорится, что, если кто-нибудь покажет доктору медальон с фотографией женщины, ему следует «принять меры» — я так понимаю, Алекс, что это и объясняет происхождение ложного рецепта. Приказ подкреплен угрозой: «Если вы не верите в искренность моих намерений, вспомните, что я сделал с вашей подружкой». Вторая также содержит приказ: в уже известную нам ночь Валленс должен был выкопать нечто — что именно, в записке не сказано — на месте захоронения Гарнера. В последней ему велят оставить его машину в Хоултоне, в половине квартала от тюрьмы, и отправиться домой без нее. На всех записках найдены отпечатки пальцев Ника.

…По данным телефонной компании, мобильный, с которого он тебе звонил, был отключен сразу после вашего разговора, так что определить его местонахождение в компании не могут. Ни автомобиля Валленса, ни человека, подходящего под описание внешности Ника, никто не видел, и местонахождение его тоже никому не известно. Дорожные посты полиция штата сняла, хотя патрульные по-прежнему держат ухо востро. От местных управлений шерифа никаких сообщений не поступало.

…С другой стороны, у нас теперь имеется более ясное представление о том, как ему удалось похитить Анджелу Ламонд. Украденная машина, которую Алекс обнаружил в лесу, той же модели и того же цвета, что и машина одного из горожан, живущих на Карвер-стрит. Анджела не догадывалась, что это не машина соседа, подошла к ней достаточно близко, и Ник схватил ее.