Тот еще наемничек, подумала Роуэн.

К лагерю она вернулась кружной дорогой — на тот случай, если громила все-таки расхрабрится и передумает. Катриэль сидела в одиночестве у костра, грея руки над огнем, а Мэрик спал в самодельной палатке у дерева. Холст для палатки им дали паломники, и она хотя бы немного укрывала от непогоды. Правда, по большей части они все равно ходили потрепанные и грязные. Девять дней они ускользали от патрулей, стараясь уйти как можно дальше от Западного Холма.

Роуэн уже сбилась со счета, сколько раз им приходилось избегать встречи с солдатами. Чуть полегче стало на третий день, когда Мэрик пришел в себя и смог ехать верхом, но все равно из-за ран у него кружилась голова и он слишком быстро утомлялся. Катриэль предположила, что принц, свалившись в лесу с коня, получил сотрясение мозга. Все, что они могли сейчас сделать, — лечить Мэрика травами, которые прихватила с собой эльфийка, и терпеливо ждать, когда он выздоровеет. По крайней мере, всяких целебных снадобий у них было в достатке.

Роуэн в нерешительности остановилась на краю лагеря. Она не любила оставаться с глазу на глаз с Катриэль, а это случалось довольно часто, когда Логэйну приходилось охотиться. Несмотря на то что эльфийка, по сути, их спасла, Роуэн до сих пор едва сдерживалась, глядя, как она сдувает пылинки с Мэрика. И всякий раз, когда Роуэн пыталась заговорить с Катриэль, та лишь смотрела на нее своими странными зелеными глазами. Нелегко понять, о чем думает эльф, — всегда кажется, что он что-то скрывает. Однако эта мысль вызывала у Роуэн угрызения совести — хотя эльфы наверняка были о людях столь же нелестного мнения, — а потому она старалась скрыть свои чувства.

Так и выходило, что ей практически не о чем было говорить с Катриэль.

Эльфийка наконец заметила Роуэн и встала.

— Я отыскала сухой хворост, госпожа моя, — неловко проговорила она.

— Да, вижу.

Роуэн направилась к палатке, чувствуя, как зеленые глаза следят за каждым ее движением. Мэрик спал, постанывая и сопя. На ранах были свежие повязки.

Девушка стояла у палатки, размышляя, стоит ли сейчас обсуждать услышанное от гнома. Все равно Логэйн и Мэрик тоже захотят выслушать ее рассказ, а у нее нет никакого желания повторяться. Поэтому она медлила под неотступным взглядом Катриэль, а время между тем тянулось совершенно невыносимо.

Продолжал ли Мэрик встречаться с Катриэль после той ночи? Роуэн до смерти хотелось спросить об этом, но у нее не хватало духу. Там, в Гварене, она старательно избегала принца, а он был так занят, что ничего не замечал. Во время путешествия по морю они оказались на разных судах, но тем труднее было девушке спастись от терзавших ее мыслей.

Все это было так непохоже на Мэрика. Роуэн знала его столько лет и ни разу не замечала, чтобы он гонялся за юбками. Многие мужчины занимались этим даже после женитьбы. Мать Роуэн умерла много лет назад, и ее вырастил отец, совершенно не сведущий в подобного рода делах, но кое-что она все-таки знала. Однако что бы подумали об этом настоящие придворные дамы? Роуэн росла солдатом, и ей хорошо были знакомы страсти, обуревающие мужчин. Может, ей вообще не следует забивать этим голову? Она вовсе не придворная дама, а для принца скорее друг, чем нареченная, разве нет?

В глубине души она до сих пор надеялась, что Мэрик сам заговорит с ней. Если это не прихоть одной-единственной ночи, если это что-то другое, тогда он обязан сказать ей правду.

Катриэль указала на котелок, лежавший у костра.

— Если хотите, госпожа моя, я могу вскипятить еще воды. Я уже кипятила, но нужно было сменить его высочеству повязки.

— Нет, в этом нет нужды, — ответила Роуэн. — А также нет нужды называть меня «госпожа моя», во всяком случае здесь.

Эльфийка нахмурилась, опустила взгляд и снова занялась рубашкой, которую зашивала. Однако она, судя по всему, была слишком раздражена, чтобы заниматься шитьем, и в конце концов с раздраженным вздохом отложила работу.

— Все вы говорите одно и то же, — проговорила она. — Даже генерал Логэйн. Вы как будто считаете, что оказываете мне честь, обращаясь со мной так, будто мы равны. — Голос ее звучал резко и осуждающе. — Но мы не равны. Я вам не служанка, но я эльф и всегда буду эльфом. Делать вид, что это не так, — значит, оскорблять меня.

Ошеломленная, Роуэн едва успела прикусить язык, чтобы не сказать какую-нибудь ненужную резкость.

— Значит, ты не из Ферелдена, — проговорила она наконец.

— Да, я родом не отсюда. Я приехала… меня привезли из Орлея.

— Мне казалось, что ты уже могла бы кое-что понять. Орлесианцы могут верить в праведность своей империи и в то, что их правителей посадил на трон сам Создатель, но здесь, в Ферелдене, все по-другому. Здесь каждого судят по его делам, даже короля.

Катриэль пренебрежительно фыркнула:

— И вы в самом деле в это верите?

— А ты — нет? — резко спросила Роуэн. — Что же в таком случае ты делаешь здесь? С какой стати ты вообще стала помогать мятежникам?

Катриэль застыла, и взгляд ее так отвердел, что Роуэн тут же пожалела о своих словах. Многие из тех, кто примкнул к мятежу, поступили так от безвыходности. Всем им жилось нелегко, но Роуэн только смутно представляла, какие тяготы могли выпасть на долю эльфа. Саму Роуэн трудно было назвать богатой и благополучной, но все же настоящих лишений она не знала.

— Извини, — со вздохом проговорила Роуэн. — У меня нет никакого права…

— Ну конечно же есть, — перебила ее Катриэль. — Не говорите глупостей. Вы же ничего обо мне не знаете.

— Я только хотела сказать…

— Я знаю, что вы хотели сказать. — Эльфийка неотрывно смотрела в огонь, и в глазах ее плясали отблески пламени. Лицо ее стало еще мрачнее. — Я здесь не из любви к Ферелдену и не из ненависти к Орлею. Были времена, когда я и вообразить не могла, что поступлю так, как поступаю сейчас, но совсем недавно я обнаружила, что не всегда могу с собой совладать. Все-таки в этом мире есть такое, что стоит защищать.

«Она здесь ради Мэрика», — подумала Роуэн, не сводя глаз с эльфийки. Может быть, она и ошибается: в голосе Катриэль звучала такая печаль и даже… сожаление? Вполне вероятно, что она говорила вовсе не о нем…

И все равно было в поведении Катриэль что-то странное. Она называла себя служанкой, но какой служанкой? Такой, что умеет ездить верхом и орудовать кинжалом? Роуэн напомнила себе, что эльфийка никогда и не утверждала, будто доила коров, — и все-таки есть в ней какая-то загадка. Это отнюдь не та скромная перепуганная служаночка, которую Мэрик и Роуэн спасли от насильников в Гварене. В тот день Катриэль была обессилена, безоружна, и все-таки, все-таки что-то здесь не так.

Быть может, все дело в ревности. Мэрик смотрит на Катриэль, словно перед ним нездешний, прекрасный и пьянящий цветок. На Роуэн он так никогда не смотрел.

Она вдруг осознала, что Катриэль снова в упор глядит на нее, и, спохватившись, торопливо объяснила:

— У меня и в мыслях не было оскорбить тебя. Я просто хотела проявить дружелюбие.

— Да? Вот как, значит, вы это называете?

Роуэн нахмурилась:

— Да. Именно так.

— Стало быть, госпожа моя, мы должны стать друзьями? Вы это предлагаете?

— Так было бы проще, — жестко сказала Роуэн. — Впрочем, если ты предпочитаешь что-то другое — дай знать.

Взгляды их скрестились, но Роуэн не дрогнула. Катриэль тоже. В ледяном молчании, которое воцарилось у костра, Роуэн решила, что больше никогда и ни в чем не станет извиняться перед этой женщиной.

— Что происходит? — донесся из палатки сонный голос.

Мэрик в прошедшие дни почти все время спал и теперь, взлохмаченный, с красными глазами и перевязанной головой, выглядел изрядно потрепанным. Безмолвное противостояние Роуэн и Катриэль длилось еще несколько секунд, и на вопрос Мэрика ни одна из них не ответила. Затем эльфийка обернулась, и жесткое выражение на ее лице почти мгновенно сменилось ласковой улыбкой. Так ничего и не ответив, она вскочила, помогла принцу кое-как выпрямиться и бережно усадила его у костра. Голый по пояс, он старательно растирал руки и сетовал на промозглый ветер.