Строев беззвучно возник из-за деревьев в трех шагах от меня. Из него бы мог выйти хороший охотник. На лице ротмистра царила сумятица чувств.
– Нас ведь сожрут в темноте, – тихо, чтобы не услышали подчиненные, произнес он.
– Положитесь на нас. Мы – в равном положении, – не моргнув глазом соврал я. – Все равно другого способа покончить с ночнухами нет.
Ротмистр молчал, наклонив голову и шумно дыша, топтался на месте, вцепившись рукой в эфес шашки.
– Вы получили личный приказ генерал-губернатора. Козырнули – и кру-у-угом марш. Ну и как вы собираетесь его выполнять? Позовите полковника. Может быть, он разъяснит вам ситуацию, если я не в силах.
Строев, будто контуженный, замотал головой, потом крутанулся на пятках и, рванувшись за деревья, взревел бешеным от отчаяния голосом:
– Ро-о-ота!!! Слушай мою команду! Заливай огонь! Оцепеневшие на миг солдаты бросились выполнять приказ. Они выливали в огонь воду и остатки супа, растаскивали и затаптывали горящие ветви. Пар шипел, клубами поднимаясь вверх. Солдаты выдергивали вереск и черничник и, набрав полные пригоршни мокрого мха, бежали к кострам.
– Котелки! Идиоты! – рявкнул ротмистр. – Носите котелками!
И они хватали котелки, из которых не так давно уминали наваристый супец и сытную гречку, бежали за мхом, спотыкались о корни, хватались за сосновые стволы или падали на живот, скользя по влажной хвое…
Когда в бору воцарился мрак, я вдруг почувствовал, что им полным-полна и моя душа. Вот-вот перельется через край. Окружающий мир исчез, оборвался в никуда. Только филин проухал где-то вдалеке, и все смолкло, словно кончилось Время. Я едва различал лица своих бойцов. Сгрудившиеся неподалеку солдаты представлялись мне темной кучей, чем-то неживым, небывшим – так, наверное, мне будет легче.
– Именем Солнечного Диска, священным именем Негасимого Пламени, тайным именем Животворного Света – властелина Вселенной… – Стоя на огромном трухлявом пне в центре круга и воздев руки, взывал я к ритуальным символам огнепоклонников – непостижимым силам мироздания, которые то ли есть, то ли нет. Сейчас мне было все равно, что говорить, – я дурил голову ротмистру и его людям. – Заклинаю Царицу Ночь отступить! Демоны твои да рассеются как туман! Стражи твои да упокоятся в недрах земных! Силы твои да иссякнут!
Я вкладывал в свои слова так много логической энергии, что трудно было сохранить здравый смысл и не поверить моей игре. Даже и-чу, открыв рты, застыли у подножия моего «постамента» и внимали этому бреду. Что уж говорить о забритых в солдаты темных крестьянах? Конвойные молча толпились вокруг нас, образовав рваное кольцо. Они словно впали в гипнотический транс, ничего не замечая вокруг. В смертельном ознобе они дрожали всем телом, лязгали зубами – так замерзают на лютом морозе выбравшиеся из ледяной купели.
Ротмистр Строев один мне не поверил. Вынул из кобуры револьвер, взвел курок и, стоя чуть в стороне, вращал головой – ждал нападения, а его пока не было.
Я почуял ночнух, когда они оказались всего в сотне шагов. Разглядеть их было невозможно, но в голове – сначала чуть слышно, потом все громче – стал раздаваться скрип несмазанных уключин. А еще я услыхал далекий шелест крыл – какой бывает лишь в логове тысяч летучих мышей. В горле застрял тугой ком, не пропуская воздух в легкие.
– Что с тобой, Игорь? – спросил Сергей Каргин.
– Еще мало… – Я едва мог говорить. – Зовите их… Пусть соберутся все…
Сердце стиснули две ледяные руки, пытаясь раздавить его, как скорлупу яйца, и этот захват не смог разорвать даже лучший самозаговор успокоения. Я стал медленно оседать на пень. Цепляясь за воздух, я наступил на гнилое место, нога до колена провалилась в недра пня, и я бы рухнул, переломив кость, не подхвати меня Каргин. «Что ты меня лапаешь, как барышню?» – хотел было сказать я, но не сумел разжать губ. И тут сердце отпустило. По телу от макушки до пят выступила испарина.
– Чего ждете?! Зовите их! – вновь овладел своим голосом и гаркнул я, все еще держась за Сергея. – Зовите, черт дери!!! Поздно будет!
Мои бойцы, сжав кулаки, начали мысленно призывать ночнух на их языке. И-чу знают язык многих чудовищ, но далеко не всегда нам удается воспользоваться этим знанием. Часто мы не в силах произнести ни слова – слишком чужеродны они, слишком страшны. Иная нежить сразу чует, что это говорит враг, и тогда – ищи ветра в поле. Но сейчас изголодавшимся ночнухам было все равно, чей это зов. Главное – в бору их ждала пища. Корм. Дичь.
Ротмистр Строев, увидев мое падение с пня, окончательно уверился, что дело дрянь, и сунулся в круг. Парни не пустили его, встав грудью. Он напирал, натужно пыхтя, но пересилить их не смог. Ткнул в одного из и-чу дулом револьвера. Тот не шелохнулся. И-чу скорее умрут, чем нарушат мой приказ.
– В чем дело, Пришвин?! – взревел ротмистр. В пылу борьбы фуражка слетела у него с головы, и я увидел, что редкие волосы стоят дыбом.
Я чувствовал: он вот-вот начнет стрелять. Конечно, Строева нетрудно выключить, но тогда придется иметь дело с конвоем. Будут потери. И потому я ответил ему с искренней злостью:
– Сейчас вы разрушите магический круг, и нас немедля сожрут – это вы понимаете?!
– Я тоже хочу!.. – Ротмистр подавился словами. Потом замолчал, не сразу решившись произнести: – Тоже хочу быть в круге!
– Поздно. Уже ничего нельзя менять.
Строев отступил на шаг, опустился на корточки, поднимая фуражку. Револьвер со взведенным курком по-прежнему целил в нас.
– Случись что, – медленно пятясь, шептал ротмистр, – первая пуля – тебе. И еще несколько успею порешить. Так и знай…
– Буду иметь в виду.
Время шло. Ночнухи до сих пор не напали на конвой. Интересно, что сейчас творится в заградительном отряде? По крайней мере, пальбы не слышно. Я чувствовал, как ширится, уплотняется собравшееся вокруг нас облако абсолютной черноты.
«Чего ждете, пожиратели душ? – мысленно взывал я к ночнухам. – Подозреваете что-то? Мозгов не хватит. Боитесь логического круга? Так мы его разорвем…» У меня все еще бывают озарения.
– Серега, – тихо позвал я Сергея Каргина, – дело есть…
Эта операция требовала железной выдержки, орлиной зоркости и молниеносной реакции. Три – в одном. Так не бывает. Придется разделить обязанности. Выдержка… Будем считать, она у меня есть. Зоркость, реакция… Тут нужны самые молодые.
Павел Жмурик был моложе всех остальных – только-только из училища. К тому же хороший борец. На противника кидается, как очковая змея. Р-раз – и уже «укусил». Лучший наш стрелок – Игнат Ковылин. Чемпион губернии по стрельбе в «бегущего кабана». Надо полагать, зрение у него отличное. Значит, решено…
Итак, круг размыкаю я сам. Каргин следит за ротмистром – чтобы не помешал. Ковылин наблюдает за конвойными. Как только начнут падать на землю – ни мгновением позже, – должен подать знак. И тогда боец с дурацкой фамилией Жмурик замкнет круг снова. Проще пареной репы…
Сергей подозвал ко мне Ковылина и Жмурика. Я сидел на этом чертовом пне. Парни остановились в полушаге. Лиц не видно, хоть глаза и привыкли к темноте. Что Игнат разглядит в этакой темнотище? Пусть бы луна показалась! Все против нас!..
– Слушаем, командир.
Пудрить мозги я парням не стал; сказал все как есть, – будь что будет. Игнат и Павел выслушали меня молча, затем произнесли в один голос:
– Мы готовы.
– Вот и ладушки.
Я нашел во мраке закрывающую «букву», вынул из нее один-единственный амулет и отдал Павлу Жмурику. Тот с трепетом принял невзрачный кусочек камня, от которого зависела наша жизнь, положил на ладонь и присел на корточки. Игнат Ковылин стоял над ним, упершись взглядом в толпу солдат. Я тоже смотрел на нее, но, кроме единой темной груды, ничего не мог углядеть.
Итак, круг открыт. Напряжение нарастало. Мурашки забегали по моему загривку, незащищенной спине – я почувствовал чей-то пронизывающий взгляд. Что ж вы не нападаете, твари?! Сколько можно нервы мотать? Неужто вы умнее нас, хоть и мозгов – чуть?
