— Да нет, пожалуй, уж всё! Этот Вергил завладел силой Ясного Солнышка!

— Неужто и вправду завладел? Каким образом?

— У него теперь этот… Солнечный Кристалл!

— Неужели Кристалл — у него?!

— У него…

— Да, почтенная Бреха… Плохи твои дела. Уходить тебе надо. Ты права. Улетать надо отсюда.

— Да как же я-то? Добра ведь столько! И — Шалаш…

— Шалаш придется бросить. А добро, все самое нужное, с собой возьмешь. Дело привычное. А хочешь, у меня поживи. В колодце места много.

— Да нет уж, спасибо. Да и не могу я под землей. Мне летать надо. Не могу жить без ночного неба! Без Леса…

— Так зачем ты меня приглашала-то? Побеседовать или посоветоваться?

— Конечно, посоветоваться, почтенный Велизар! Когда же теперь разговаривать, беседовать? Вот-вот волчий вождь сюда явится! А я еще и не собралась. Еще сундук наверху, на лиственнице!

— Ну, прощай, почтенная родственница, удачи тебе, черной ночи, легкого полета в дальние края. Будешь на новом месте, приглашай, — побеседуем. Явлюсь, как всегда, сразу. Только сок Корня Смерти не потеряй. Да и не забывай про колодец мой. Всегда буду рад принять в гости. Прощай, почтенная Бреха!

— Прощай, почтенный Велизар! Черной ночи тебе!

Дух подземного дьявола еще несколько мгновений поколебался над котлом в сиреневых языках пламени, затем растаял в сумраке Шалаша.

Сразу же ведьма начала торопливо и суетливо собираться. Она металась из угла в угол, хватала одну бутылочку, другую, бросала, хватала глиняный сосуд, снова отбрасывала в сторону. Ей хотелось взять с собой все. Но это было невозможно.

Затем она присела, задумалась. Щелкнула пальцами правой руки. Тотчас явилась Старшая гадюка. Молча замерла в ожидании приказа.

— Быстро снять с лиственницы сундук и — сюда его!

— Слушаю, о повелительница! — прошипела гадюка и исчезла.

Когда три змеи-прислужницы с трудом спустили с лиственницы тяжелый сундук с золотом и втащили его в Шалаш, Бреха уже собралась к отлёту. Увязала в узел все необходимое, сосуды с Зельем Власти, предметы утвари, кое-что еще… Схватила сундук и стала к нему прикручивать узел. Потом просунула толстую палку через узел и ручку сундука (на его крышке)-чтобы удобней было в полёте.

Гадюки-прислужницы растерянно молча наблюдали за сборами.

— О повелительница! — робко прошипела Старшая гадюка, — а… мы как же… мы?… Ты ведь не оставишь нас? Ведь мы должны всегда служить тебе.

— Ничего-ничего! Поживите сами по себе. Я отпускаю вас.

— Да мы же, повелительница, не знаем как и в Лесу-то жить…

— Явитесь к Змее-Старейшине. Она вас примет. Она добрая. Ее племя волки не тронут… Всё.

— А как же, о повелительница…

Но Бреха уже не слышала шипенья старшей своей прислужницы. Со свистом она уже взлетела над Лесом, оставляя внизу свое жилище, Лес, землю, где прожила сотни лет. И ничего не волновало ее, не тревожило, кроме обиды, что не удалось победить врагов, да еще кроме небольшой жалости о потере Черного Шалаша и некоторых вещей, которых нельзя было взять с собой. О земле, о родном Лесе она не сожалела ничуть. Да и был ли ей родным этот Лес? Он ей казался родным, когда она властвовала там. Для нее родина там, где — власть. Без власти нет для нее родины. Где ей подчиняются, где ее боятся, там и есть ее родная земля. Иной родины у нее нет и не может быть. На то она и ведьма… И еще родной землей она считала ту землю, на которой хранила свой сундук с золотом. А теперь она уносила его в иные края. Она была истинной ведьмой, властной и жадной.

Она летела, стремительно набирая высоту, с протяжным, пронзительным свистом. Летела, как обычно, в полете раскинув руки и на этот раз схватив руками за концы толстую палку, на которой висел узел с вещами и сундук с золотом.

Она мельком видела, как внизу кто-то пробегал по звериным тропам, видела своим острым зрением, несмотря на темноту ночи. Яркие звезды озаряли Лес, узкий месяц скользил за деревьями, словно сопровождая ведьму в прощальном ее полете. Под ней, внизу, шумели сосны и ели, сияло Лунное озеро, но все это ее уже не интересовало. Главное — ее сундук и вечная жажда власти — были с ней. Она улетала отсюда навсегда.

Седой Вергил настиг синего Фарга у самой Казнительной Канавы. Леший обернулся, ревя от злобы, угрожающе вскинул свой грозный кинжал и в страхе попятился. У самого края Канавы он вдруг почувствовал, что может еще спастись, спрыгнул в густую болотную жижу своей Канавы и быстро погрузился в нее с головой.

Волчий вождь, стоя над Канавой, на ее краю, держал в зубах Кристалл и наблюдал за панической суетой синего Фарга. Затем навел широкую грань Солнечного Кристалла, — откуда шел самый широкий и сильный солнечный луч, — на Канаву, в ее глубину…

Невиданное зрелище представилось всем, кто стоял рядом с вождем, позади него. Гарт, Зана, Лана и другие волки, росомаха Куга, волки других семей, даже вождь кабанов Кряж тоже был здесь. И все они видели, как в течение нескольких мгновений, вскипая зловонными испарениями, Казнительная Канава высохла полностью. По дну ее стремительно заметался Леший, но когда луч Кристалла настиг его, он беспомощно замер, словно пригвожденный к стенке. Все его крупное тело окуталось густым паром, стало уменьшаться, словно вжимаясь в стенку Канавы. И вдруг… Его не стало. Большой клуб пара рассеялся, и на том месте, где только что к стене прижимался Леший, все увидели присохший к стенке большой и тонкий лист лопуха. Он был желтым, этот лопух, и только книзу, где лист был пошире, все разглядели четкий синий оттенок его окраски.

— Вот и всё, что осталось от него. А не так давно этот сухой лист был силен и грозен, отравлял жизнь многим лесным обитателям и даже носил важный титул: Фарг-Татаул Первый… А теперь нет его совсем. Только вот лопух… — это сказала росомаха Куга. Все посмотрели на нее.

— Так жизнь устроена, — ответил Гарт, — для всех лесных жителей правда должна быть одна. Никто не должен убивать других. Это можно только на охоте. Так гласит Закон Леса.

— Ты прав, мой верный Гарт, — негромко подтвердил седой вождь. Он положил Кристалл у своих ног и собирался что-то сказать еще. Но внезапно прямо перед ним встала Лика. Волчица запыхалась. Она быстро бежала от логова, где оставалась на дежурстве.

— Отец! — обратилась она к вождю, — там, у логова, тебя ожидает черный ворон Каррагар. Он просил передать, что хотел бы поговорить с тобой, и будет ждать, когда ты вернешься в логово.

— Гарт!

— Слушаю, отец!

— Пусть предупредят семью Тина, что они теперь свободны. Охрану можно снять. И барсуки могут отныне жить прежней свободной жизнью.

— Слушаю, отец!

— Сейчас я иду в логово. Но перед рассветом все волки нашего племени, все до одного, должны быть возле Утеса Белой Совы.

— Слушаю, отец! Все будут.

Звери ушли. Высокий узкий месяц озарял Лес и небольшой сухой овражек, из которого еще поднимался слабый парок. Уже будущим летом здесь вырастет вереск, разрастутся мхи, проклюнется травка, и никто уже не будет помнить, что этот уютный, безобидный овражек был когда-то грозной Казнительной Канавой…

…В логове царила тишина. Седой вождь волков сидел посреди пещеры, напротив него медленно прохаживался черный Каррагар. Все волки были снаружи. Вождь и ворон оставались вдвоем. Никто не смел слушать их беседу.

— О чем ты хотел говорить со мной, черный ворон Каррагар?

— О Лесе, о тебе, о племени твоем и о племени Желторотого, вождь волков Вергил.

— Я слушаю тебя, почтенный Каррагар!

— Ты сделал хорошо, защитив племена Желторогого… — Откуда тебе известно это?

— Сейчас это уже не важно. Но то, что ты спас этих оленей от гибели, принесет пользу нашему Лесу. Желторогий вождь не говорил ли тебе — куда он уведет племена после той роковой встречи с волками вождя Тургала?

— Нет, не говорил.

— Жаль. Мне бы хотелось это знать… Скажи мне, почтенный Вергил, что будет с твоим племенем, когда ты покинешь этот Лес навсегда?