Нет славы в неудаче. Кайлава узнала это очень, очень давно. Конец эры - всегда растворение, последний вздох слабого перед сдачей в плен. Она видела, как исчез из мира ее народ (гнусная пародия, которой стали Т'лан Имассы, вряд ли давит на весы выживания сильнее горстки пыли), и потому отлично понимала желания Олар Этили.
Может, карге удастся. Видят духи, она щедра на воздаяние.
Кайлава солгала Онреку, Удинаасу, Ульшану Пралю и его клану. Но выбора не было. Останься они здесь - и пришлось бы наблюдать, как все погибнут. Не для ее это совести.
Когда рана будет разорвана, Элайнты ринутся в мир. Нет надежды их остановить. Тиам не возразишь, по крайней мере сейчас.
Единственной непонятной величиной остается Увечный Бог. Форкрул Ассейлы достаточно просты, привязаны к безумию "непогрешимых суждений". Как и Тисте Лиосан. Просто родня по духу. Кажется, она понимает замыслы брата, и не желает мешать; если ее благословение малого стоит, все равно она даст его от всего сердца. Нет, Увечный Бог - вот кто ее тревожит.
Она помнит дрожь земли, когда он упал с небес. Помнит его ярость и боль при первом сковывании. Но боги вряд ли с ним закончили. Они возвращаются снова и снова, давя его, руша каждую попытку найти для себя место в мире. И если он кричит о справедливости, никто не слышит. Если он воет от страдания, все отворачивают лица.
Но не одного Увечного Бога бросили на произвол. Мир смертных переполнен такими же ранеными, сломанными, забытыми. То, чем он стал, обретя место в пантеоне... что же, сами боги ему невольно помогли.
И теперь боятся. Теперь готовы его убить.
- Потому что боги не отвечают страдающим смертным. Слишком много ... труда.
Он должен знать их намерения. Должен отчаянно искать путь спасения, выход. Неведомо как, но она поняла: он не сдастся без боя. Разве не этому учат страдания?
Кошачьи глаза сузились, смотря на врата. Старвальд Демелайн стал яростной красной полосой в небе, и она все гуще, все ближе.
- Скоро, - прошептала она.
Она сбежит раньше. Оставаться здесь слишком опасно. Учиненное драконами опустошение заставит Форкрул Ассейлов стыдиться убогости своих мечтаний. В переполненном смертными мире начнется резня колоссальных масштабов. Кто им помешает? Она улыбнулась одной мысли.
- Есть кое-кто, верно. Но их слишком мало. Нет, друзья, позвольте им вырваться. Тиам должна возродиться перед лицом старого врага. Хаос против порядка, как просто, как банально. Не становитесь на пути - никому нельзя надеяться на спасение.
А что ее дети?
- Дорогой брат, посмотрим? Сердце карги разбито, и она сделает все ради исцеления. Презирай ее, Онос - видят духи, она ничего иного не заслужила - но не считай бессильной. Не надо.
Все кажется таким сложным.
Кайлава Онасс оглянулась на рану.
- Но все не так уж сложно. Нет.
В Доме Чашки лопнул камень, заставив ее вздрогнуть. Алый туман взвился над проваленными стенами.
"Эта Чашка была с трещиной. Слишком слабая, слишком юная. Что за наследие можно отыскать в брошенном, оставленном на произвол судеб ребенке? Много ли истин можно извлечь из горсти косточек? Слишком много, чтобы задумываться".
Еще один камень лопнул. Словно рвутся цепи. Кайлава вернула все внимание вратам.
Грантл привалился в тяжелому валуну на полном солнце, склонил голову на теплый камень, закрыл глаза."Инстинкт сучий". Бог, проклинающий жгучим присутствием глубоко внутри, наполняет его ощущением непонятной срочности. Нервы в клочья, переутомление.
Он пробежал бессчетные королевства, отчаянно ища прямую тропу к... куда же? К вратам. "Вот-вот случится беда. Чего ты так боишься, Трейк? Почему бы просто не рассказать, ты, жалкий ублюдок-крысоед? Покажи врага. Покажи кого-то, кого я могу для тебя убить. Похоже, только это тебя и веселит".
Воздух вонял. Он слышал, как мухи жужжат на трупах. Круг широких листьев осенил поляну; вверху летят гуси. Но это не родной мир. Тут... иное ощущение. Словно больное место, и не из-за двадцати изуродованных человеческих трупов в высокой траве - на коже сочащиеся гноем пустулы, горла вздуты, языки торчат из-за потрескавшихся губ. Нет, тут таится более опасная немочь.
"Намерение. Здесь кто-то призвал Полиэль и натравил на весь народ. Мне показано настоящее зло - этого ты хотел, Трейк? Напомнить, какими жуткими мы можем быть? Люди тебя проклинают, зараза твоего касания губит бесчисленные жизни... но ты не чужая в любом мире.
Эти люди... кто-то воспользовался тобой, чтобы их убить".
Ему казалось, он повидал худшие черты рода людского в Капустане и на Паннионской войне. Целый народ намеренно сведен с ума. Но, насколько известно, в сердце Домина была раненая тварь, существо, способное лишь размахивать когтями, терзая людей от великой, всепожирающей боли.
Он не вполне готов, но какая-то часть души понимает возможность прощения за ужасы улиц Капустана и трон Коралла, да и за все иное - он слышал, что тварь была заперта во вратах, собственной жизненной силой закрывая рану. Можно найти аргументы "за", и знание дарует нечто подобное душевному покою. С этим можно жить.
"Но здесь не то. Что за преступление совершил здешний народ, чтобы навлечь такую кару?"
Он чувствовал, как высыхают слезы на щеках. "Это... непростительно. Тебе нужен гнев, Трейк? Я здесь затем, чтобы проснуться? Хватит стыда, горя, самообвинений - вот что ты говоришь?
Ну, не сработает. Я вижу лишь, что мы способны на всё".
Ему не хватает Ганоэса Парана. Итковиана. Друзей, с которыми можно было бы поговорить. Похоже, они из другой, навеки потерянной жизни. "Харлло. Ах, видел бы ты мальчика с твоим именем, дружище. Ох, как бы ты его любил. Ей пришлось бы тебя отгонять и двери запирать, чтобы ты не стал отцом. Но ты показал бы, что значит любить ребенка без всяких условий.
Стонни, тебе не хватает Харлло, как мне?
Но у тебя есть мальчик. Есть сын. И я обещал вернуться. Обещал".
- Что бы ты здесь сделал, Владыка Колоды? - Поляна поглотила вопрос. - Что бы ты выбрал, Паран? Мы не любим выпавшей нам доли. Но мы всё же принимаем ее. За горло держим. Надеюсь, ты еще не ослабил хватку. Я? Ах, боги, как все спуталось.
Во снах он был черной тварью с красными когтями, с покрытыми кровью клыками. Лежал, тяжело дыша, умирая, на взрыхленной земле. Воздух мертвяще холодный. Ветер воет, словно вступил в войну сам с собой. Что за место?
"Место? Боги, туда я иду, правильно? Впереди битва. Ужасная битва. Она мне союзница? Любовница? Она вообще реальна?!"
Пришло время. Конец болезненным размышлениям, ожогам жалости к себе. Он отлично знает: дай голос неким чувствам, выстави их на всеобщее обозрение, и сделаешься уязвимым. Презренным. "Даже не показывай, что чувствуешь. Мы не верим".
Глаза открылись. Он огляделся.
Вороны на сучьях, но даже они не рады здесь питаться.
Грантл встал и осмотрел ближайший труп. Юноша, кожа цвета темной бронзы, черные как смоль волосы заплетены в косичку. Одет как ривиец-лазутчик. Каменное оружие, на поясе деревянная дубинка - красиво вырезанная, в форме тесака. Острие блестит от масла. - Тебе нравился этакий меч, да? Но он не помог. Не против чумы.
Он оглядел поляну, раскинул руки. - Вы погибли позорно. Но я предлагаю вам что-то большее. Второй шанс.
Волосы на затылке встали дыбом. Духи близко. - Вы были воинами. Идите за мной, и станете ими снова. Если мы и погибнем, то лучшей смертью. Ничего иного я предложить не в силах.
В последний раз он проделывал подобное с живыми. И до сих пор не вполне верил, что это возможно, что можно пробить барьер смерти. "Всё меняется. И мне не по душе".
