И эта любовь, последнее, что осталось, последнее, за что я держусь. Всё, чего я желал... она уплывает, уплывает...

  Женщина, не нужно было меня отпускать. Я должен был тебе сдаться. Ты бы поняла. Поверила в мою любовь. И в тот же миг... поверил бы и я. Не смог бы не поверить.

  Моя вина. Понимал тогда, понимаю и сейчас. Моя вина.

  Стонни, любимая, мне так жаль".

  Время, что растянулось вокруг него, что сомкнулось и стало плотным, что маячило темнотой почти рядом... кончилось.

  Когда она сумела подползти к нему, он был уже мертв. Перетекая в форму Имассы, она устало уселась подле остова, подняла взгляд к пустому, покрытому пылью небу.

  Последний успел улететь. Вовне, в мир. Она знала, их будут сотни - и все же зрелище исхода заворожило Кайлаву.

  Кровь текла, смешиваясь с кровью Грантла, благородного глупца, что лежит рядом. Нет ничего более разрывающего сердце, чем вид мертвого зверя, существа, лишенного ужасной силы, природного великолепия. А вид хищника мучает нас еще сильнее. "Охотник. Равный". Убитый не ради пропитания. Нет. Убитый за то, что жил, за то, что казался соперником. "Хищник дерется до последнего. Отказываясь сдаться. Загоните его. Окружите. Смотрите, как оскалены клыки. Слушайте его гнев, и страх, и упрямую дерзость.

  Ты всё понимал, Грантл. Понимал неизбежную, глубинную трагедию зверя, что охотится, дерзая оспорить наше господство.

  Я не хотела забирать твою жизнь".

  Она понимала, что сильно ранена. Знала, что может не выжить. Даже без силы бога - которого она держала в отдалении до прихода дракона - он был... необыкновенным. Не повернись он к Элайнту... "Да, ты убил бы меня.

  Грантл, я тебя буду помнить. Клянусь. Здесь, в трещинах сердца. Трейка буду проклинать до конца дней, но тебя, брата по охоте, буду помнить".

  Услышав скрип, она подняла голову.

  Парочка эмлав вернулась. Кот и кошка крались к ней. Кайлава ощущала их тревогу. Их горе. - Он жив, - прошептала она. - Мой муж жив. Пока. Но что случится... Ответа не знаю.

  Окрестный мирок умирал. Распадался в пыль, как положено всякому сну, когда уходит последний спящий.

  Опустив голову, закрыв глаза, она ощутила, как мир шевелится. Так... нежно, сладко, словно качающийся корабль. "Муж. Я ошиблась, сделав так?" Она оглянулась. Саблезубые легли рядом с трупом Грантла. Словно желая согреть.

  Словно признав за своего.

  - Ты чего делаешь?

  Вифал застегнул последние пряжки, потянулся за черными чешуйчатыми рукавицами. - Не могу просто сидеть, - сказал он. - Раз уж мы, кажется, все равно умрем... - Он поглядел на нее и дернул плечом.

  Губы ее были сухими, потрескавшимися. Пустые от усталости глаза окружали красные круги. - А я? - шепнула она. - Ты бросишь меня... одну?

  - Сенд, на троне нет цепей...

  - ОНИ ЕСТЬ!

  - Нет. И нет закона, что ты должна сидеть на нем до конца. Зачем давать им радость стащить тебя, зачем позволять свежей андийской крови заливать ступени? Да нассать на них! Идем со мной. Умрем вместе с теми, что отдают за тебя жизни.

  Она отвернулась. - Не умею сражаться.

  - И что? - сказал он, вставая со ступени у трона. Взял тяжелую палицу, найденную вместе с загадочными доспехами в покрытой пылью каморе глубоко внизу. - Погляди на меня. Слишком старый для драки. - Он подхватил щит, засунул руку в ремни.

  Сендалат поглядела внимательнее. - Это не доспехи Анди.

  - Согласен, - ответил он, - иначе они мне не подошли бы. Что еще лучше, тут не нужны двое оруженосцев, чтобы меня одевать. А кожаные ремни, кажется, совсем не состарились от времени.

  - Но как я выдержу, Вифал? Видеть, как они умирают...

  - Ты ведешь свою войну, Сенд. В воображении. И не соизволишь поглядеть, как там умирают за тебя.

  - Я что, называла себя смелой?

  - Ты много чего говорила, - сказал он устало, - но о смелости - ни слова.

  - Так иди, - зашипела она. - Ты мне не нужен.

  Он внимательно на нее поглядел - и кивнул.

  Уйдя из тронного зала.

  Сендалат Друкорлат откинулась на спинку трона, сомкнула глаза. - Теперь, - прошептала она, - у меня есть свой призрак. Некогда живой, тот, кого я только что убила. В этом тоже есть смелость. Если кажется, что мне легко, знайте - это ложь. Нежная ложь. Нежная как поцелуй, которого не приняла, мгновение... скользнувшее мимо, не тронутое. Никогда.

  Потом вошел солдат. Она хорошо его знала. Могла видеть сквозь доспехи, само бьющееся сердце, такое большое и смелое сердце. Могла видеть и все кости, покрытые исцеленными рубцами, и даже пол за ним. Ибо приход солдата состоялся очень, очень давно, а на троне перед ним, коленопреклоненным, сидел кто-то иной, не Сендалат Друкорлат.

  Солдат смотрел перед собой. И смеялся. Звук, проникнутый любовью, смягченный неким неведомым сожалением.

  - Боги подлые, - сказал голос с трона, звучавший откуда-то из темного дерева за ее головой. - Почему я даже имени твоего не помню?

  Солдат улыбнулся, поднимая голову. - Лорд, когда в последний раз Хранитель Внешнего Предела приходил в тронную палату Харкенаса? Даже мне не найти ответа.

  Однако Аномандер не готов был извинить себя за забывчивость. - Разве я не видел тебя раньше? И твой командир не говорил о тебе на Пределе?

  - Возможно, меня хвалили слишком мало. Помочь вам, Лорд?

  Сендалат видела руку, поднявшуюся из ее, лежащей на троне, руки. "Его рука. Указывает... нет, просто жест". - Не нужно. Хранитель Спиннок Дюрав.

  Солдат улыбнулся, кивнул. - По вашему призыву приходил я тогда, Лорд. Но сейчас я старший офицер Предела.

  - Где же Калат Хастейн?

  - Происшествие у врат, Лорд.

  - В Старвальд Демелайне? Ничего не слышал.

  - Прошла лишь неделя, Лорд, как он туда отправился.

  - И что там произошло? Знаешь?

  - Донесения Дозорных не сообщают о серьезной угрозе, нет никакой срочности. Пробуждение чуждых энергий. Скромное, но требующее близкого изучения.

  - Хорошо. Тогда, Спиннок Дюрав, это выпадает тебе.

  - Всегда жду приказа, Лорд. Чего вы пожелаете?

  Ответ Аномандера стер все следы веселья с лица воина. И, как припомнила она, он никогда больше не смеялся.

  Тихий лес словно пытался скрыть ожидавший впереди ужас. Вода капала из мхов, подобно слезам сочилась по лишайникам и бороздам в коре древесных стволов. Где-то высоко, над кронами, сгустились тяжелые тучи, начался мелкий дождь. Вифал был бы рад холодному ливню, сладкому лобзанию небес. Хорошо вспомнить, что есть что-то кроме тронного зала, оставленной им женщины, Первого Берега впереди с его грудами мертвых тел и лужами густой крови. Но лес оказался слишком узким, чтобы дать ему покой; переход от одного бедствия к другому занял мало времени - вскоре он услышал шум битвы, уловил между нависающими древними стволами блеск мутного света. "Там кончается мир.

  Для всех нас".

  С него достаточно навязчивых снов, всех этих упреков, будто он превратил любовь к Сендалат в некое оружие, в орудие угроз и обмана. Сенд права, что его отвергла. Теперь пусть о ней заботится Мать Тьма.

  Изрытый путь нырнул в низину и поднялся на край Берега; пока он пробирался вверх, звуки боя стали ревом. Еще два шага, ухватиться за корень, как за ручку - и он на гребне обрыва, и перед ним сцена, похитившая силу из ног, холодной хваткой сдавившая сердце.