Он поднял руки, стащил шлем, позволив ему упасть. - На. Чтоб мне никогда их больше не видеть.

  - Плохие слова, - упрекнула она. - Сегодня они раз десять спасли тебе жизнь.

  Она была права. Точно. - Мне плевать.

  - Подними взор, мужчина. Хотя бы это ты можешь.

  Даже это оказалось слишком трудно. - Нет. Ты не видела их с самого начала. Не видела, как они умирают. Сколько шла битва? Недели? Месяцы? Вечно?

  - Вижу, ты прав.

  - Они не были солдатами...

  - Какая разница?

  - ОНИ НЕ БЫЛИ СОЛДАТАМИ!

  - Подними глаза, старик. Во имя Павших. Погляди.

  Он так и сделал.

  Его, трясов, летерийцев, королеву Яни Товис Полутьму - оставшиеся сотни - снова окружили. Теперь на них смотрят тысячи Тисте Анди.

  Но они не стоят. Они преклонили колени, опустили головы.

  Вифал изогнулся, пытаясь встать. - Не мне это видеть...

  Однако женщина схватила его руку и заставила опуститься на колени. - Нет, - сказала она, тоже глядя на Яни Товис. Та еще стояла на коленях подле тела брата, закрыв глаза, словно решив избежать истины. - Не сейчас.

  Он заметил сержанта Селло около королевы - меч Хастов на бедрах, глаза тоже закрыты. Он не в силах видеть что-то, кроме личного горя.

  Да и все прочие слепы к происходящему вокруг. "О, неужели никто из вас не откроет глаз? Поглядите на них, свидетелей подвига вашего. Поглядите, как вас почитают... Нет, вы за пределами такой чепухи. Далеко за пределами".

  Группа Тисте Анди приближается от обрыва. В них что-то знакомое... Глаза Вифала сузились, он прошипел проклятие, встал. Нимандер. Скиньтик. Десра. Ненанда. Но уже не те, знакомые ему слабые существа - "если они вообще ими были. То, что было скрыто, ныне проявилось. Но... Араната? Кедевисс?"

  - Вифал, - произнес Нимандер грубым, сорванным голосом.

  - Ты нашел свой народ.

  Голова чуть склонилась к плечу. - А ты свой.

  Эти слова ранили что-то внутри, он предпочел не размышлять. Потряс головой, ответил: - Трясы и летерийцы с острова... Смотри, Нимандер, что они сделали.

  - Они удержали Первый Берег.

  Теперь Вифал понял, почему Нимандер говорит столь грубым, ломающимся голосом. Слезы текли по его щекам. То, что он видел - должен был видеть, ибо входил в число черных драконов - на берегу, в битве...

  Нимандер повернулся к другой Тисте Анди, подошедшей к ним. Женщине в изодранных одеждах, в синяках и порезах. - Корлат. Она сделала то, что было нужно. Она... увидела верно. Ты пойдешь к матери?

  - Нет.

  Вифал увидел, что Нимандер хмурится. - Она сидит на троне Харкенаса, Корлат. Нужно показать ей, что дочь вернулась.

  Глаза Корлат чуть шевельнулись - она смотрела на коленопреклоненную фигуру Яни Товис. - Моей матери интересен лишь сын, Нимандер. Я не сумела его сберечь. Она наложила на меня этот долг - защищать сына.

  - Но ты ее дочь!

  Корлат повысила голос: - Во дворце матери, королевы Харкенаса, для меня места нет. В древние времена, Ваше Величество, рядом с вами стояла Сестра Ночи. Примете ли меня, Корлат, дочь Сендалат Друкорлат?

  Яни Товис наморщила лоб. Взор ее блуждал - от женщины, что стоит пред ней, к коленопреклоненным Тисте Анди, потом к горстке выживших среди ее народа. А потом, словно охваченная необоримой силой, она встала на ноги. Пошевелила руками, отряхивая песок с кровавой одежды. Выпрямила спину. - Корлат, дочь Сендалат, титул Сестры Ночи дома Трясов - не для чистокровной...

  - Простите меня, Королева, но моя кровь не чиста.

  Яни Товис запнулась. - Кровь Элайнтов...

  - Королева, моя кровь не чиста.

  Вифал вдруг понял, о чем говорит Корлат. Холодный ужас угнездился в груди. "Нет, Корлат не будет места во дворце Сендалат Друкорлат". Как получается, что сердце его - после всего увиденного на Первом Берегу - еще может рваться на куски?

  Еще раз.

  "Ох, Сенд..."

  Яни Товис заговорила: - Корлат, дочь Сендалат, приветствую тебя в Доме Трясов. Сестра Ночи, приди ко мне.

  "Еще раз".

  ***   

  - Что ты делаешь? - сказала Шерл. Она снова лежала на песке и не могла вспомнить, как тут очутилась.

  - Штопаю дыру в твоих кишках, - ответила Краткость.

  - Я помру?

  - Ни шанса. Ты ведь моя новая подруга, помнишь? Кстати, как тебя зовут?

  Шерл попыталась подняться, но не нашла сил. Никогда она не ощущала такой слабости. Все, чего хочется - закрыть глаза. И уснуть.

  Кто-то трясет ее... - Нет! ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ МЕНЯ ОСТАВИТЬ!

  Тело превратилось в оковы, ей хочется его сбросить. "Никогда не знала, как сражаться".

  - Нет! Я не могу, понимаешь? Не могу смотреть, как ты умираешь!

  "Прости. Я недостаточно смела для такого. Мои братья умерли годы назад, понимаешь? Только мое упрямство, чувство вины - я не могла их опустить. Принесла с собой. А эти найденыши, они даже не запомнили данных имен. Орат. Кейзел.

  Не смогла помешать им умереть. Голод, вот и всё. Когда у вас нет ни земли, ни пути, когда через вас переступают на улицах... Я сделала что смогла. Мы недостаточно хороши - вот что они говорили, вот как они нас видели, переступая тела на улице. Мы недостаточно хороши. Недостаточно умны. Недостаточно смелы.

  Кейзел умер в четыре года. Мы бросили его в переулке за "Скеданом". Я нашла кусок мешковины. Закрыла ему глаза. Орат спросил: "Зачем"; я сказала, что так всегда делают на похоронах. "Но почему?", спросил он снова. Я сказала "не знаю". Когда Орат умер, месяц спустя, я нашла другую тряпку. Положила на глаза. Другой переулок, другие похороны.

  Они были такие маленькие".

  Кто-то кричит. Звук, полный такого страшного, раздирающего душу страдания. Но ей уже все равно. "Пусть упадут цепи. И тряпка с глаз моих.

  Вот что они сделали".

  ***   

  Яни Товис вновь склонилась к телу брата. Сестра Холодных Ночей стояла рядом. Королева поглядела на его лицо, удивляясь, как оно изменилось, каким кажется мирным.

  И поняла, почему. Мышцы челюстей уже не напряжены, не стиснуты в вечной гримасе. Он вдруг стал моложе - таким юным она его не видела.

  "Йедан Дерриг, ты прекрасен".

  Со всех сторон доносился стонущий плач. Ее трясы, ее летерийцы оплакивали павшего принца. Она позволила звуку окутать ее, словно савану.

  "Добро пожаловать домой, брат".

Глава 20

Мы стояли и смотрели на тела, катящиеся и сползающие по широким ступеням. Полгорода было в огне, в ближних поместьях перепуганные рабы сносили трупы истощенных болезнью в громадные кучи, а фонарщики, замотав платками лица, плескали масло, поджигая горы гниющей плоти. Наконец черные колонны дыма двинулись вглубь страны.

В каналах тела лежали так плотно, что на наших глазах какой-то мальчишка нашел себе мост и дико побежал, но упал на середине; всё, что удалось нам увидеть - маленькая рука, отчаянно машущая небесам. Потом она исчезла.

Почти всех уродливых детей с лицами стариков успели предать смерти - акт милосердия и нелепого стыда. Поистине много есть поводов для стыда настоящего, кто посмеет спорить? Животные пропали, небеса необитаемы, воды отравлены, там, где чудился рай, правит ныне запустение, и всё это случилось по нашей правой воле.

Последние политики душили друг друга, пока разъяренные прихлебалы и профессиональные льстецы искали путь к бегству; но такового не было, и скоро они поперхнулись собственным дерьмом.       

Что же до нас... ну, мы сложили обагренные пики к подножию поваленного монумента, сели на обломки и принялись обсуждать погоду.

Падение Индераса, Отчет Садекара