Он подбирается ближе к центру - туда, где Т'лан Имассы все еще рвутся вперед, поднимая и опуская не знающие устали руки. Никогда прежде Геслер не оказывался так близко от неупокоенных воинов, никогда не становился свидетелем такой... неумолимости.
"А Император имел под своей властью почти двадцать тысяч. Мог бы завоевать мир. Мог учинить небывалую резню, сокрушить все королевства, все империи.
Но он редко когда их использовал.
Келланвед - возможно ли? Даже ты пасовал перед бойней, которую обещали эти твари? Ты видел, что такая победа уничтожит тебя, погубит всю Малазанскую Империю?
Боги подлые, думаю, да.
Ты взял власть над Т'лан Имассами - чтобы держать их подальше от полей брани, от человеческих войн".
Он еще держал тяжелый меч, но не мог даже поднять его.
Жажда битвы гасла - что-то набросилось на нее и порвало, сняло тряпку с глаз, красная пелена пошла трещинами.
И он расслышал голос Келиз:"Геслер. На внутренней дороге еще одна армия Колансе. Они идут быстро, мы должны беречь фланги".
"Беречь фланги? С чем?" Он заставил "скакуна" повернуть и пошатнулся, потому что тот чуть не упал. - Ах, дерьмо. Моему Ве'Гат конец. - Вытащив сапоги из стремян, скользнул с покатой спины зверя. Колени подломились, он шлепнулся набок. Стараясь успокоить дыхание, поглядел в странное - до странного тесное - небо."Ладно. Слушай, Келиз. Отводи К'эл, посылай туда. Всех. Скажи Сег'Чероку - я отошлю ему Т'лан Имассов". Он с усилием встал. "Ты все слышала?" Отскочил, когда Ве'Гат упал, дергая лапами. Из живота свисала изрядная часть кишок. Он видел, как жизнь уходит из глаз "скакуна".
"Да. Гу'Ралл говорит, нужно торопиться. Мало времени".
"Проклятая ризана наконец вернулась?"
"Гу'Ралл говорит, что идет буря, Геслер. Говорит, ты ее вызвал".
"Худа вам!" Он огляделся, но Буяна видно не было. "Буря? О чем она вообще? Так или иначе, виноват рыжебородый ублюдок".
Смертный Меч выругался и пошел искать Оноса Т'оолана. Предплечья, увидел он со смутной тревогой, сочатся бусинками крови.
Онос наискось взмахнул клинком, рассекая торс противника-коланца, вытащил меч из оседающего тела. Обух топора врезался в ребра слева и отскочил; развернувшись, он рубанул напавшего по шее. Голова скатилась с плеч. Еще два шага - и он на вершине четвертого вала, воины спешат следом.
Поглядел вниз, в траншею, увидел море запрокинутых лиц - все искажены нечеловеческой ненавистью - оружие поднялось навстречу ему, готовому спуститься в давку.
- Первый Меч!
Онос Т'оолан помедлил, отступил на шаг.
К нему ковылял малазанин Геслер.
- Геслер, - начал Онос, - осталось лишь два яруса, и число врагов на тех позициях серьезно уменьшилось. Мы победим. Выводи Ве'Гат за нами...
- Первый Меч, нас готовятся атаковать с западного фланга. Я послал туда оставшихся К'эл, но их слишком мало.
Онос Т'оолан опустил меч. - Понял.
- Мы надавим и без тебя. Ты разделил оборону надвое, а Солдаты Ве'Гат карабкаются и бегают быстрее людей - мы осадим Шпиль, мы будем сражаться на ступенях.
- Аграст Корвалайн ранен, Смертный Меч. Пробудился Телланн - где-то поблизости Олар Этиль. Похоже, этот день станет днем древних сил. Малазанин, бойся голоса Чистого, что ждет на вершине Шпиля.
Мужчина показал запятнанные красным зубы. - Когда я окажусь там, у него не будет времени на одно проклятое словечко.
- Желаю успеха, Смертный Меч. Скажи К'чайн Че'малле: мы сочли за честь сражаться ныне бок о бок.
Онос Т'оолан помахал сородичам, и все рассыпались пылью.
Сестра Почтенная слышала скрежет льда, осадившего Шпиль слева, а прямо перед ней К"чайн Че"малле прорубали путь все ближе к ступеням. Т'лан Имассы исчезли, но она знала, куда они отправились. "Высшему водразу Фестиану придется столкнуться с ними. Придется найти способ окружить их, обойти и ударить по Че'малле".
Потом она поглядела вверх, где громоздились над самой головой огромные черные тучи, формируя высоченные колонны. Столпы эти светились грязно-синим и зеленым, она видела вспышки молний в глубинах - ослепительный свет угасал слишком медленно. Остались два мутно горящих светоча; вместо того чтобы угаснуть, ядовитое сияние нарастало, приобретая все более зловещий оттенок.
И тут она поняла, что именно видит.
"Бог среди нас. Призван бог!"
Глаза сверкали демоническим огнем, густеющие тучи находили форму, создавали тушу столь громадную и ошеломляющую, что сестра Почтенная завопила.
Серебристый блеск клыков, вихри туч, соединяющихся в завитки темной шерсти. Громоздится, кипит, становясь существом из мышц и устрашающего гнева с глазами, зловещими как двойное солнце пустыни. Доминируя в небе над Шпилем, Фенер, Летний Вепрь, явил себя.
"Это не морок. Он здесь. Бог Фенер здесь!"
Когда заря осветлила серое небо, вода еще неслась по канавам. Карса Орлонг поглядел в мирное лицо старика, которого он качал на руках. Подвел ладонь под голову, чуть приподнял, положил тело на мостовую.
Время.
Он встал, крепко ухватив меч. Устремил взор на храм напротив и пошел к запертой двери.
Город просыпался. Ранние прохожие на улицах замедляли шаги, видя его. Те, кому удавалось разглядеть лицо, пятились.
Он схватился за тяжелую бронзовую ручку и вырвал ее из створки. Потом пнул ногой, разбивая доски словно хворост - звук удара разнесся громом, эхо покатилось по длинным коридорам. Раздались крики.
Карса вошел в храм Фенера.
Вдоль роскошно украшенного некогда коридора, мимо светильников на стенах - двое жрецов появились с намерением преградить вход, но увидели его и отшатнулись с пути.
В алтарный зал. Густой дым, сладко тянет благовониями, пар исходит от плит под ногами; по сторонам росписи на стенах трещат, булькают, начиная чернеть, краска закручивается слоями, губя изображения.
Жрецы выли от ужаса и горя, но Тоблакай не смотрел на них. Глаза его были устремлены на алтарь, блок грубо отесанного камня, на котором лежит украшенный драгоценными каменьями клык вепря.
Подойдя к алтарю, Карса воздел каменный меч.
- Клянусь сердцем его.
Опустившись, лезвие разбило клык и пошло дальше. Алтарь раскололся с громоподобным треском.
Онос Т'оолан слышал плач, но это было звучание чего-то незримого, чего-то глубоко скрытого в душах Т'лан Имассов. Он вовсе не ожидал, что оно проснется, не надеялся ощутить это снова. Разум увидел ребенка в одеждах смертной плоти, поднявшего лицо к небесам, и это было его лицо - так давно забытое. Сны угасали, но дитя рыдало, содрогаясь в корчах.
"Всё умирает. Сны распадаются в пыль. Невинность истекает кровью, орошая землю. Любовь падает холодным пеплом. У нас было столь многое. Но мы отказались от всего. Это было... этому нет прощения".
Он восстал из праха на широком ровном пустыре, где некогда была деревня. Дома, построенные по преимуществу из дерева, разобраны на военные орудия. Остались лишь фундаменты. Насыпная дорога здесь понижается, проходя вровень с мощеной улочкой.
Сородичи восстали рядом и разошлись широким строем, чтобы ожидать армию. Ее уже видно было на западе. Звук тысяч топающих сапог отдавался густым подземным рокотом.
"Мы будем биться здесь. Потому что битвам и убийствам нет конца. И ребенок будет плакать вечно. Помню так много погубленной любви, так много потерянных вещей. Помню, как меня ломали. Снова и снова. Конца не должно быть - нет такого закона, что сломанное нельзя сломать еще раз".