Сег'Черок, возглавлявший остатки Охотников К'эл - бойцов, получивших раны колотые и резаные, с обломками торчащих из-под шкур стрел - скорым галопом приближался к месту боя. Впереди он видел Имассов, получивших горький дар смертности. Они сцепились в яростной схватке с превосходящими силами латной пехоты Колансе; в первых рядах находились также и Джагуты в тяжелых доспехах.

  Вид старинных врагов, вставших ныне плечом к плечу, наполнил вены Охотника странными соками, избавил от утомления. Он ощутил, что запахи плывут к сородичам, возвращая силы.

  "Почему так колотится сердце?

  Это... слава.

  Мы бежим на смерть. Бежим, чтобы драться бок о бок с древними врагами. Мы бежим, как само прошлое, решившее встретиться с настоящим. Что на кону? Всего лишь будущее.

  Возлюбленные собратья, если день сочится кровью, добавим и своей. Если день несет смерть, схватим ее за горло. Мы живы, и нет в мире силы более великой!

  Братья! Поднять клинки!"

  Выйдя на ровную почву, Охотники К'эл распластались над землей, высоко подняв лапы-мечи, и вступили в бой.

  Двести семьдесят восемь Тартеналов ударили во фланг войска Колансе неподалеку от места его соприкосновения с противником. Разом затянув старинные песни (почти все - о случайных встречах и нежданных родах), они с грохотом вломились в давку, размахивая оружием. Тела коланцев летели по воздуху. Целые шеренги пали наземь и были растоптаны.

  Джагуты подняли ужасающий хохот, едва завидев их подход. Каждый из четырнадцати вел сгусток Имассов, каждый Джагут казался островом среди поля боя. Никто не мог перед ними устоять.

  Однако их было всего лишь четырнадцать, сражавшиеся рядом Имассы продолжали гибнуть, хотя и дрались с великой яростью.

  Охотники К'эл врезались в охранение вражеского войска, диким натиском заставив солдат отступить. Оказавшись на свободном пастбище, они развернулись и напали на фланг напротив Теблоров.

  В ответ высший водраз Фестиан ввел в бой резервы. Четыре легиона, почти восемь тысяч латной пехоты зашагали навстречу врагу.

  Горькая Весна, изувеченная прорубившим бедро мечом, лежала в груде павших сородичей. Только что над ними прошла стена атакующих - но атака захлебнулась, воины шаг за шагом отступали.

  В памяти не было ничего подобного этому короткому и сладкому времени, когда она снова вкусила дыхание, увидела на себе гладкую кожу, ощутила падающие из глаз слезы. Она успела забыть, как они мешают видеть. Вот что значит жить, вот реальность смертной доли... но она не могла вообразить, как кто-то, пусть впавший в полное отчаяние, может добровольно от этого отречься. И все же... все же...

  Кровь еще льется с неба - редким и холодным, не приносящим даров дождем. Она ощущает и свою кровь, гораздо более горячую - течет из бедра, по пояснице. Жизнь, такая новая и свежая, вытекает из нее.

   Не лучше ли это неумолимого наступления на врага? Не лучше ли, чем убивать сотни и тысячи не имеющих защиты против бессмертного рода? Не есть ли это... восстановление равновесия?

  Она не будет скорбеть. Не столь важно, что дар оказался таким кратким.

  "Я снова познала жизнь. Мало кому это удается. Нас, таких, слишком мало".

  Корабль Смерти лежал в плену льда, накренившись набок. Капитан Шерк Элалле встала наконец, отряхнула снег с одежды. Рядом был Красавчик, Скорген Кабан; стоя на коленях, он набирал в ладони снег и сосал.

  - Вредно для зубов, Красавчик, - сказала Шерк.

  Мужчина ухмыльнулся. Она вздохнула.

  - Прости. Забыла, что у тебя их слишком мало.

  Принцесса Фелаш показалась из-за носа в сопровождении служанки. - Нашла, - провозгласила она сквозь клубы дыма. - Он действительно пошел ледяной дорогой. Если тщательно оценить направление следов, можно сделать заключение: он намерен идти до самого шпиля. Под этот неестественный ливень.

  Шерк прищурилась, взирая на то, что недавно было заливом. Пробуждение Омтозе Феллака походило на удар кулаком в висок; только капитан оставалась в сознании, пока бушевали магические силы. Она единственная видела, как замерзало море, одновременно пытаясь не дать команде свалиться за борт, пока корабль крутило и перекашивало под весьма неудобными углами.

  И единственная видела, как Худ пешком двинулся вдаль.

  Через краткое время над Шпилем разразилась буря; хлеставший сушу ливень казался густым как кровь.

  Шерк Элалле поглядела на Фелаш:- Принцесса... Вы чувствуете, что стало с вашей матушкой?

  - Увы, эфир слишком возмущен. Кажется, - сказала она, затянувшись трубкой, - нам тоже придется идти по треклятому ледяному полю - и надеяться, что оно не расползется слишком скоро. Омтозе Феллак снова спит.

  Скорген скривился. - Звините? Спит? Кап, она грит, под ногами растает?

  - Красавчик, уже тает. Отлично. Нам надо спешить?

  Но принцесса подняла пухлую руку: - Вначале я решила следовать по тропе Худа, но, похоже, там нас ждет крутой и опасный подъем. Посему, могу ли я предложить альтернативу? Можем мы пойти к западу?

  - Не знаю. Мы проведем полдня в обсуждениях?

  Фелаш нахмурилась. - Что я такого сказала, чтобы вызвать весь этот сарказм? Хм, капитан?

  - Простите, Ваше Высочество. Путешествие было весьма опасным.

  - Едва ли оно окончено, дорогая моя. Вряд ли мы наделены роскошной возможностью жаловаться.

  Шерк повернулась к Скоргену: - Собрать всех. Времени точно может не хватить.

  Старпом повернулся, но тут же снова глянул на Шерк: - Если так, почему ж она, клянусь Маэлом...

  - Хватит, Красавчик.

  - Да, кап. Простите, кап. Уже бегу.

  "Королева Абрасталь, я доставлю дочку вам в объятия. И добавлю все благословения, какие смогу придумать. Забирайте, умоляю. Пока я не обхватила руками нежную шейку и не выдавила мозги изо всех щелей ее головы. Тогда служанка порубит меня на мелкие куски, Скорген сделает что-нибудь глупое, его голова распадется надвое, а такую рану легко не зашьешь".

  Она видела следы Худа, понимая, что смотрит на них с вожделением. "Не будь дурой, женщина. Об иных судьбоносных деяниях лучше узнавать по рассказам, сидя в таверне над кружкой эля.

  Доброго пути, Худ. Встретишься с кем лицом к лицу - сразу откусывай, ладно?"

  Он прошел во врата Смерти, и этот дождь - наделенный магией лишь на краткие мгновения - не мог помочь призраку. Возрождение его не поцеловало. "Нет слепящей завесы, я могу видеть всё".

  Тук сидел на неживом коне, на склоне холма, после сотен лет вспахивания земли ставшего всего лишь плоским курганом - и в ужасе наблюдал за гибелью самых драгоценных грез.

  "Не так должно было быть. Мы могли чуять кровь, да. Мы знали, что так будет.

  Но, Онос Т'оолан, это не твоя война. Тебе не место в этой битве".

  Он видел старого друга - там, в центре менее чем тысячи Имассов. Четырнадцать были разобщены, каждый Джагут бился в одиночку; вперед выдвинулись лучники, воины-Джагуты были утыканы стрелами, но продолжали сражаться.

  Охотников К'эл оттеснили, отделив от Имассов. Тук видел и Тоблакаев - едва ли полсотни - которые отступали к холму. Вдалеке показались Баргасты, но их было мало, они шагали, полумертвые от утомления.

  Тук заметил, что рука сжимает скимитар. "Но моя сила ушла. Я сдал последние остатки. Что удерживает меня здесь, какое-то проклятие? Я обречен созерцать плоды своих неудач? Онос Т'оолан, друг. Брат. Я не буду ожидать тебя у врат - мне слишком стыдно". Он натянул удила. "Я не увижу твоей смерти. Прости. Я трус - я не хочу видеть, как ты умрешь". Пора уходить. Он развернул коня.