– Что случилось?

– Жжет, сил нет, – простонал пациент, – мой хранитель прямо огнем горит.

– Кто? – опешил доктор.

Жорж замялся, но персонал больницы насел на него, и парень признался:

– Весной я летал к отцу в Африку, пожаловался, что очень устаю, прямо сил нет. Папа отвел меня к знаменитому колдуну, тот дал выпить какой-то настой, и я заснул. А когда проснулся, узнал, что мне в левый бок пониже подмышки вшили хранитель, он не даст вампирам пить мою энергию и заставит сердце прекрасно работать.

– Бред! – возмутился, перебив меня, Зарецкий.

– Для нормального человека – да, – согласилась я, – но не для Жоржа, которому повсюду чудится сглаз, порча и тому подобное. Парню спешно сделали операцию. Хирурги вытащили небольшую металлическую коробочку, внутри были какие-то проводочки, детальки. Никто из медперсонала никогда не видел такого устройства, не знал, как оно действует. Зато я сообразила, что произошло. Виктор и его приятель Андрей, разбиравшие зажигалку, объяснили мне, что она похожа на пульт и активируется поэтапно. Надо нажать на страз, открыть крышку, крутануть колесико. А я, рассматривая на стенде зажигалку, произвела все эти действия. То есть, сама того не желая, привела излучатель в боевую готовность. Что же случилось дальше? Жорж приблизился ко мне и… упал замертво. Зажигалка убила амулет-напоминалку, и фиг бы с ним, но одновременно поразила и штуку, вшитую колдуном, а она сработала так же, как обезумевший кардиостимулятор Владыкиной. Доктора считают, что у Жоржа спонтанно развилась желудочковая тахикардия, а это очень опасно.

– Парень совсем дурак? – обозлился Зарецкий. – Мало ему было операции у колдуна, так еще и амулет купил. Идиоту надо лечиться у психиатра!

Платонов не обратил внимания на слова друга.

– Сейчас все устройства – зажигалка, прибор из груди Жоржа, кардиостимулятор Владыкиной – в руках специалистов-экспертов.

– Виола, дорогая, – никак не мог успокоиться Зарецкий, – почему вы не сказали мне, что решили помочь глупцу? Это же вы оплачиваете его лечение и пребывание в больнице, да? Ваша доброта невероятна! Она поражает!

Я решила быстренько увести беседу в иное русло:

– Вернемся в Павлиново, в большой коттедж, в тот день и час, когда скончалась Ирина Петровна. Думаю, Олеся испугалась, увидев лужу крови. Она ожидала, что приемная мать тихо умрет, а тут такое! Тело увезли, Анна Тимофеевна поехала со «Скорой». Сестра послала Никиту за отбеливателем, решив спешно вымыть пол. Станет ли так поступать юная особа, на глазах у которой только что скончался человек? Будь девушка медсестрой, санитаркой из морга, сотрудницей полиции, ее спокойствие было бы объяснимо, люди этих профессий привыкли к трупам. Но Олеся-то вряд ли вообще видела покойников! Полагаю, она стала наводить порядок на всякий случай, подстраховалась. И что происходит дальше? Спустя пару дней Олеся разжигает костер, уничтожает в нем записи Ирины. Зачем? Анне Тимофеевне во время беседы на террасе девушка сказала, что Владыкина решила применить некое новое средство. Кстати, когда Тигру стало хуже, Ирина Петровна говорила Олегу Ивановичу о каком-то интересном эксперименте. Но то, что задумала приемная мать, показалось Олесе неприемлемым. Данишу Владыкина сообщила: «Девчонка артачится, и если в ближайшее время не согласится, я расскажу Николаю Николаевичу, что есть способ вылечить Колю. Уж он-то Олесю заставит!» Наверное, Ирина в конце концов припугнула дочурку-донора и тем самым подписала себе смертный приговор. Ирина Петровна, по словам Олеси, уламывала ее почти месяц, у Никиты было время сделать зажигалку-пульт, а сестра его использовала. Зачем она полезла в мой коттедж? Скорее всего, девушка, ругая себя за то, что перепугалась, не сообразила на мой вопрос спокойно ответить: «Спасибо, это наша зажигалка, обычно лежит в гостиной на всякий случай, давайте ее сюда», – и решила забрать приборчик, который потеряла, подслушивая под окном. Вот ночью по особняку и пошел разгуливать Чупа. Не верю я в леших, домовых, барабашек и иже с ними, конечно, именно Олеся забралась в дом. Что подтверждает и клочок бежевого свитерка, обнаруженный мной на подоконнике. У нее такой есть. Только никак не пойму, откуда она про чулан узнала? Ведь надо же, в темноте обнаружила дверь и спряталась там от Светланы.

– Домработница не очень-то утруждала себя хлопотами по хозяйству, – прервал мой рассказ Платонов. – Антонина Тарасовна, переехав в город, заперла дом, велев Свете три раза в неделю убирать в комнатах, естественно, за плату. Как та выполняет задание, владелица не проверяла, а ленивая прислуга приходила исключительно в понедельник, забывая про пятницу и среду. Дома расположены неподалеку друг от друга, Олеся и Никита скоро поняли, что почти всю неделю в маленьком коттедже никого нет. Вот близнецы и решили использовать чужую территорию как место отдыха. Ирина Петровна по вторникам и четвергам всегда уезжала в Москву, отвозила Олегу Данишу новые порции снадобья, покупала продукты. Владыкина никогда не изменяла своим привычкам, приемные дети хорошо знали: два дня они спокойно проведут без мамаши. Ребята походили вокруг дома Антонины Тарасовны, обнаружили, что на одной раме сломан замок, и стали залезать внутрь. В коттедже все оставалось, как при вдове Петра Германовича, – на втором этаже библиотека, архив ученого, на первом крохотная спальня хозяйки. Близнецам приглянулась ее бывшая опочивальня. Олеся валялась там на кровати, читала книги, Никита сидел у сестры в ногах с ноутбуком. А около восьми вечера они возвращались домой.

– Неужели Анна Тимофеевна не замечала отсутствия подопечных? – поразилась я.

Андрей открыл ящик стола и вытащил черную папку.

– Она им разрешила. Анна далеко не глупа, видела, как Ирина Петровна достает всех, понимала, что Никите необходима тишина и ощущение безопасности. Анна Тимофеевна пыталась увещевать Владыкину: «Не давите на подростков. Ребята почти каждый день терпят болезненные манипуляции, им тяжело физически, но еще хуже морально. Дети особенные, Никита просто гений, надо учитывать психологию ребят. Им комфортно в тишине, покое, окрики их нервируют, они могут сорваться». А та отмахивалась: «Глупости, это не ясельная группа, они уже взрослые. Я с десяти лет помогала отцу, у которого был сложный характер. Петр Германович, если я совершала ошибку, живо оплеуху мне отвешивал, и это никак на моей психике не отразилось. Я ему до сих пор за науку благодарна, не получилось бы из меня ученого. Я предельно корректна с Олесей и Никитой, повышаю голос, когда они наносят вред своему здоровью. Их болезнь, даже простой насморк, может притормозить работу. Двойняшки знали, на что подписывались, им оплатят учебу и жизнь в США. Но за это надо постараться».

Анна Тимофеевна поняла, что с Ириной Петровной бесполезно вести беседы о психологическом состоянии доноров, и на свой страх и риск решила отпускать вожжи, когда хозяйка уезжала. Леониду позволялось возиться с грядками, Олеся с Никитой убегали в соседний дом, Борис и Лариса читали на солнышке.

Платонов посмотрел на меня.

– Мы допросили ребят. Все ваши предположения подтвердились. Владыкина стала упрашивать Олесю пойти на новый эксперимент, а девушка, узнав, о чем речь, пришла в ужас и отказалась. Приемная мать настаивала, обещала, что в случае их согласия попросит шефа отправить близнецов в Америку сразу после завершения работы, то есть примерно через год брат с сестрой уже окажутся за океаном. Но Олеся твердила: «Нет, нет и нет». И в конце концов ученая дама вышла из себя: «Надоела ты мне. Хотела решить дело мирно, без привлечения шефа, а ты, дура, не идешь на контакт. Не желаешь исполнять взятые на себя обязательства? Заставим! Завтра поеду к боссу и все ему расскажу. Уж он-то тебе рога обломает! Или привяжем к столу и сделаем все без твоего согласия». Олеся чуть не умерла от страха, но у нее хватило ума начать свою игру. Через час девочка пришла в кабинет Ирины Петровны и заныла: «Вы правы, я вела себя глупо. Если нас через год отпустят в США, я согласна. Только дайте десять дней, чтобы с духом собраться. Мне страшно, я хочу морально подготовиться». И Владыкина смилостивилась. Никита, у которого в мастерской было все необходимое, смастерил из зажигалки…