– Умоляю, госпожа, сохраните тайну еще два-три часа!

Низкий, теплый голос кольнул ее, как стрела. Она обернулась и увидела его. Из-за шелковой накидки, в которую она завернулась, чтобы уберечься от утренней влаги и прохлады, она осталась неузнанной. Теперь они стояли лицом к лицу, застыв от неожиданности, не находя слов, не смея шелохнуться. Зато живы были их сердца, тянувшиеся друг к другу, и глаза, проникавшие глубже самого пылкого поцелуя, загоревшиеся радостью, над которой ни он, ни она не были властны.

Впрочем, радость Сильви быстро сменилась ужасом. Ее охватило желание броситься бежать, но он удержал ее, схватив за край накидки.

– Прошу тебя, Сильви, ради памяти о прошлом подари мне хотя бы краткий миг, который нам по божьей милости дозволено провести вдали от любопытных глаз!

– Божья милость? Не слишком ли высокопарное высказывание применительно к простой случайности?

– Случайность, о которой ты, видимо, сожалеешь...

– Я только что изменила клятве, которую дала твоей жертве: больше никогда в жизни с тобой не встречаться. Разве этого не достаточно?

– Нет, ты несправедлива. Когда двое сходятся и обнажают друг против друга шпаги, то шансы их равны. Кровь за кровь, жизнь за жизнь! Если один из них падет замертво, то его так же неверно называть жертвой, как и его соперника – палачом.

– Тем не менее он пал от твоей руки.

– Я этого не хотел. В этом заключалась разница между нами: он дрался с намерением меня убить, я – нет.

– Ты так в этом уверен?

– Уверен, говорю совершенно искренне! Мы с ним были равны в искусстве фехтования, просто мне не хотелось умирать. Возможно, я оборонялся с излишней яростью. Я уже давно пришел к заключению, что лучше бы смерть принял я, а не он: лучше и для меня, и для тебя... Моя тень была бы счастливее меня живого: она обитала бы вблизи тебя все эти нескончаемые годы, на протяжении которых ты не покидала своих земель. Как же они меня измучили!

– Глядя на тебя, с этим нелегко согласиться, – заметила Сильви с оттенком горечи, не ускользнувшей от Франсуа.

– Перестань! Или ты будешь утверждать, что я не изменился?

Утверждать это значило бы грешить против истины, но перемены пошли ему на пользу: он стал еще неотразимее. Его волосы, некогда светлые и очень длинные, потемнели и уже серебрились на висках. Теперь он подстригал их на уровне плеч и отбрасывал назад, открывая полное энергии лицо с резкими чертами, обнаруживавшее ныне гораздо больше сходства с Сезаром Вандомским, его отцом. Прежний молодой северный бог уступил место просто зрелому Франсуа де Бофору, и это произошло даже к его выгоде: его фигура приобрела основательность, он великолепно смотрелся в своем серебристо-сером замшевом камзоле и сапогах кавалериста.

– И верно, тебя не узнать, – согласилась Сильви.

– Внешность обманчива, Сильви, – возразил он. – Сердце осталось прежним и, как и прежде, принадлежит только тебе.

– Еще одно словечко на эту тему, и я уйду! – сурово предупредила она и в подтверждение своей угрозы сделала шаг в сторону, но он опять ее удержал.

– Я полагал, что после стольких лет раскаяния завоевал право рассказать тебе без обиняков о своем чувстве.

– Нас разделяет память об убитом тобой человеке. Она лишает тебя всех прав. К тому же я тебе не верю. Да, я жила вдали от двора, однако до меня все равно доходили многие слухи. Например, о тебе и некой мадемуазель де Герши; теперь поговаривают о госпоже д'Олон...

По легкой улыбке, которую он не сумел скрыть, она поняла, что совершила ошибку, признавшись в сохранившемся у нее интересе к нему, и мысленно обозвала себя дурочкой. Настал момент уйти, в противном случае диалог продолжился бы уже в ином тоне. Резко развернувшись и задев его по лицу своей накидкой, она внезапно оказалась нос к носу с Никола Фуке. Тот обратился к Франсуа с вопросом:

– Как ваши успехи? Все ли будет готово для услады их величеств, когда они выйдут после мессы?.. О, кого я вижу: госпожа герцогиня де Фонсом! Определенно сегодня день сюрпризов и счастливых для меня случайностей: ведь я повстречал вас! Как я погляжу, вы – ранняя пташка.

– Я всегда любила этот парк, вот и этим утром вышла сюда помечтать, как вдруг столкнулась с...

– С приготовлениями к торжеству, которое герцог де Бофор вздумал устроить в честь короля и ради которого прилагает немало стараний.

– У меня ничего не вышло бы, если бы не вы, дорогой Фуке. Вы – настоящий волшебник!

– Я знаю о его волшебных талантах лучше многих других, – заявила Сильви, подавая руку суперинтенданту финансов. – Господин Фуке – один из моих давних и самых лучших друзей. Но я не знала, что вы знакомы, – добавила она более сухим тоном.

– Надеюсь, вы не станете за это на него сердиться? Нас сблизила общая страсть – море. Как вам, наверное, известно, я унаследовал от отца адмиральский титул. Фуке – новый владелец острова Бель-Иль, и мы вынашиваем совместные проекты укрепления бретонских берегов и строительства между Брестом и Дюнкерком глубоководного порта, способного принимать боевые суда. Кроме того, мы подумываем, не превратить ли мое княжество Мартиг в крупный торговый порт на Средиземноморье...

– Сжальтесь, сударь! – прервал его Фуке. – Не отягощайте память госпожи де Фонсом перечислением наших совместных планов, не то она сочтет нас безумцами. Боже, а вот и проныра Кольбер – как всегда, мрачнее тучи... Стоит мне получить аудиенцию у короля, как он начинает меня выслеживать.

– Мухи всегда слетаются на мед. К тому же, друг мой, вы оставляете столь яркие следы, что по ним ничего не стоит пройти. Лично я не люблю этого уродливого завистника, а посему спешу вас оставить. Лучше я провожу госпожу де Фонсом.

Сильви собиралась протестовать, но передумала, не желая проявлять неучтивость в присутствии Фуке. Какое-то время она шла рядом с Франсуа молча, а потом спросила:

– Зачем тебе терять время на проводы? Того и гляди, опоздаешь.

– Я уже опоздал с тобой – на целых десять лет! Прошу, Сильви, позволь мне видеться с тобой хотя бы изредка. Эти годы были для меня настолько тяжелы, что...

Сильви смотрела только на носки своих туфель, появлявшиеся и исчезавшие под подолом при каждом шаге, и не собиралась оглядываться на своего спутника. По тону его голоса она догадывалась, что его лицо выражает сейчас страсть. Этому выражению она никогда не умела сопротивляться.

– По-моему, они пролетели совсем быстро.

– Боже, как ты жестока! Но я тебе не верю. Этот глупец Бюсси-Рабютен утверждает, что разлука для любви – все равно, что ветер для огня: слабая тухнет, сильная разгорается еще ярче. Моя нисколько не угасла, наоборот. А твоя?

– Не будем об этом, умоляю! Я запрещаю тебе спрашивать меня об этом, потому что я сама уже давно не задаю себе этого вопроса. Довольствуйся тем, что придворная жизнь принудит нас время от времени сталкиваться.

– Мне хотелось бы увидеть твоих детей. Малышка Мари была сущая прелесть! Кроме того, – он посерьезнел, – я был бы счастлив познакомиться с... твоим сыном.

– Зачем? – спросила она с внезапно пересохшим горлом.

– По-моему, это так естественно...

На сей раз она взглянула на него, не скрывая ужаса, но он задержался у клумбы с розами и жасмином и с невинным видом нюхал цветок. Что ему известно о рождении Филиппа? Ведь, зная дату, нетрудно прийти к правильному выводу...

– Почему ты находишь это естественным? – спросила она, полная решимости припереть его к стенке.

Он улыбнулся, сорвал и протянул ей розу, после чего взял ее за руку и отвел в сторону от копошащихся на клумбах садовников, чтобы, прикоснувшись к ее пальцам губами, прошептать:

– Ты не хочешь, чтобы мне было кого любить?

Не произнеся больше ни слова, он уронил ее руку и поспешил в импровизированный зеленый театр, где шли приготовления к столь любимому королем балетному представлению. Сильви в задумчивости возвратилась на половину королевы.

Праздник, устроенный Бофором, удался: король изволил наслаждаться представлением. Сильви получила от действа гораздо меньше удовольствия: стоило ей появиться со свитой королевы, как маршал Грамон, донимавший ее своей навязчивостью от самого Сен-Жан-де-Люз, пристроился с ней рядом, несмотря на присутствие жены и нежелание Сильви потворствовать его ухаживаниям.