– Что это был за ответ?
– Любопытное письмо! Король сообщил о согласии выплатить половину выкупа. Такую сумму обычно платят за мертвеца... Деньги передадут двое, которые прибудут на корабль, чтобы увезти пленника в направлении, известном только им. Обмен должен произойти ночью, по уговоренным правилам. Что касается тебя, то желательно, чтобы твою жизнь прервали мы сами.
– Почему же вы этого не сделали? Или мне уже не суждено выйти отсюда живым?
– Пол этого дворца никогда не орошался кровью. Если, получив письмо, я сохранил тебе жизнь, то только потому, что твой адмирал стал мне другом. За время, истекшее с тех пор, как его ввели в мой шатер на Канди – а минуло уже полтора года, – я сумел хорошо его узнать и теперь близок к тому, чтобы разделить твои чувства к нему.
– Где он? В тюрьме Семи башен?
– Нет, там он никогда не томился. Сначала я держал его в этом дворце, потом переселил в хорошо охраняемую резиденцию. Признаться, он не перестает требовать, чтобы ему вернули тебя, но на это его требование я отвечал отказом. Держа тебя в Йеди-Куле, далеко от него, я располагал наилучшей гарантией, что он не предпримет побега.
– Разве вам не было бы достаточно слова французского принца?
– В отличие от тебя я не принадлежу к латинянам. На мой взгляд, осмотрительность – необходимая добродетель для человека, не желающего расставаться с властью. Все же я – великий визирь государства, на мое место метят многие.
– Зачем же вы извлекли меня из этой дыры сегодня?
– Потому что нам пришло время познакомиться, а также потому, что за ним уже прибыли...
Меня тут же охватила тревога, терзавшая полтора года и утихшая было только в последние четверть часа. На мой вопрос, собирается ли он отдать прибывшим адмирала, визирь ответил утвердительно, сославшись на волю султана.
– Так позвольте мне отправиться с ним!
– Люди короля считают тебя погибшим. Но я готов предоставить тебе шанс – если не спасти его, то по крайней мере узнать, что они замышляют. Видишь ли, мысль, что ему готовят еще более страшную участь, чем просто смерть, не дает покоя: мне стыдно предавать друга. Слушай внимательно: французское судно – тихоходный, зато хорошо вооруженный «купец» – выйдет из порта завтра ночью. Ты должен до рассвета погрузиться в шуструю фелюгу, хозяин и команда которой – мои люди. Ставрос уже получил приказ находиться поблизости и не терять французский корабль из виду, на какой бы курс он ни лег. Я полагаю, судно выйдет в Марсель.
– Преследовать корабль в море на большом расстоянии – значит рисковать перепутать его с другим судном...
– Ставросу это не впервой. Его посудина построена специально для гонок, а сам он – лучший моряк из всех, кого я знаю. К тому же после выхода из проливов француз поднимет на мачте красный флаг моего флота, чтобы на него не напали мореходы, именуемые вами берберскими пиратами. Отличить его от других судов не составит труда, нападение ему тоже не грозит. Но после завершения морского путешествия тебе придется продолжать преследование на свой страх и риск. Я дам тебе французских золотых монет из выкупа и одежду, какую носят моряки-греки...
Можете себе представить мою радость! Конечно, поведение моих соотечественников вызывало у меня стыд, зато я был полон признательности к врагу, проявившему столько благородства. Он махнул рукой, не желая выслушивать мою благодарность, но моя просьба взглянуть на принца хоть одним глазком натолкнулась на решительный отказ.
– Это слишком опасно! Он не должен ничего знать о моих намерениях. Ты же должен навсегда забыть о нашей встрече.
Через час, в красной феске на макушке и в кожаном жилете, я оказался в порту, куда меня привел один из немых слуг визиря и где я был передан владельцу фелюги «Тира» – огромному пузатому греку с чеканным профилем, оглушительным смехом, железными мускулами под слоем жира, непревзойденным чувством юмора и редкой проницательностью ума. Вскоре мне представилась возможность убедиться, что Фазиль Ахмед Паша говорил чистую правду: Ставрос был умелым моряком, а я без затруднений влился в его экипаж из четырех преданных капитану человек.
На рассвете я смог оценить наше положение среди прочих судов с повернутыми к берегу носами, а также оглядеть корабли в заливе Золотой Рог. Всего один корабль пришвартовался параллельно берегу и покачивался на легких волнах: это был парусник наподобие голландского, но с малым водоизмещением, позволяющим сократить экипаж. С виду – мирный «купец», да и только!
– Тем не менее у него на вооружении четыре пушки, – со смехом сказал мне Ставрос. – И немудрено: надо же защищать груз ковров и русских мехов, который будет поднят на борт завтра! А паруса он распустит только в два часа ночи. Мы выйдем в море следом за ним...
– И будем его преследовать в Средиземном море? Но это невозможно: он гораздо быстроходнее нас!
– Наоборот, нам ничего не стоит его обогнать. Ты еще убедишься, что эта фелюга предназначена для скоростного плавания не хуже галеры. Ее мачты могут нести больше парусной оснастки, чем кажется, а при безветрии она превращается в настоящую галеру: может идти вперед на веслах! Разве тому увальню это под силу? Ты еще увидишь, – закончил он, хлопая меня по плечу, – на какое славное судно попал!
– Разве у тебя есть дела в Марселе?
– А как же! Вообще-то я работаю на братьев Бартелеми и Джулио Греско из Марселя, у которых здесь контора. Мы везем им кофе, корицу, перец. Если нас пустят ко дну, мы захлебнемся, наслаждаясь сказочным ароматом!
И он разразился оглушительным смехом, без которого не мог прожить и пяти минут. Вечером мы любовались «Доблестным». Ближе к полуночи, когда стало холодно, Ставрос, не говоря ни слова, подал мне подзорную трубу: в направлении парусника скользила по неподвижной воде шлюпка. Я смог хорошо ее разглядеть: яркая луна бросала с ночного неба свет на силуэты людей, сидящих в ней. Один из пассажиров неожиданно сорвал с головы шляпу и тряхнул головой. Знакомое движение! Его заставили снова нахлобучить шляпу, но я успел заметить, какие светлые у него волосы... Совсем скоро «Доблестный» снялся с якоря и двинулся в сторону моря. Мы тоже начали отшвартовываться...
Не буду утомлять вас подробностями путешествия, – продолжал Филипп, заметив бледность матери. Та подбодрила его улыбкой. – Оно прошло благополучно благодаря умению Ставроса и отличным мореходным качествам его судна. Французский корабль, изображая «купца», никуда не торопился и причаливал во всех значительных портах, так что нам случалось его опережать. Обогнув Сицилию и миновав Сардинию, мы избежали опасных встреч и, главное, не упустили из виду свою мишень. И вот однажды вечером мы достигли гавани Марселя. Ставрос, удостоверившись, что «Доблестный» еще не вошел в порт, направил свое судно к новой ратуше, которую как раз заканчивали возводить. Там мы заняли такую же выгодную для наблюдения позицию, как раньше – в Золотом Роге. От нас не укрылось, как человек в черном сел в шлюпку и устремился к строящейся пристани для галер и аббатству Сен-Виктор.
– Он собирается кого-то предупредить, – предположил Ставрос, успевший со мной подружиться и старавшийся мне помогать по мере сил. – Возможно, загадочный путешественник недолго будет оставаться на борту. Придется тебе и дальше следовать за ним...
Перед экспедицией на Канди я долго пробыл в Марселе, хорошо изучил город и знал, куда обращаться за помощью для продолжения путешествия, то есть за одеждой западного покроя и, главное, за лошадью. Меня встретили людные улицы, расходящиеся от церкви Сен-Лорен, на которых толклись сыны всех народов, населяющих Средиземноморье. Я был полон воодушевления, но ощущал и некоторое беспокойство: сумею ли я в одиночку взять след монсеньора и остаться при этом незамеченным? И тут мне неожиданно пришло на выручку само небо: я повстречал Гансевиля!
– Гансевиля?! – дружно воскликнули все трое слушателей. – Как он там оказался?
– Он искал судно, чтобы отплыть на Канди... Сперва я его не узнал, настолько он переменился после всего пережитого. Ведь он угодил в настоящий ад, сперва вознесясь ненадолго в рай: его молодая жена, в которой он души не чаял, умерла при родах, новорожденный сынишка через неделю последовал за матерью... Представляете, какие страдания выпали на его долю!
