— Значит, вы проиграли? — Спросила я, не скрывая своей улыбки. — Я считаю, что это подвиг, Бартоломью. Я бы так не смогла. Но ваша игра, хоть стоила свеч, как говориться. Блюдо…эти рыбные шарики, были вкусными?

— О, да и у каждого шарика был свой, но рыбный вкус. В общем, я был в восторге от блюда…почти неделю. Следующую неделю я его…терпел. Третью неделю — не мог на это блюдо смотреть. А четвёртую неделю…. — Бартоломью вновь закатил глаза к небу и досказал вымученным голосом, — … я его возненавидел.

Все сидевшие за столом, еле сдерживали смех, глядя на него, и только Эдуард строго смотрел на Бартоломью.

— Так он вас кормил этим блюдом целый месяц? — Произнёс он.

— Да, господин Файс, целый месяц.

— Но это же издевательство над человеком!

— Нет. — Ответил Матвей. — Это чисто русская забава. Как говорится, не рой другому яму, сам в неё попадёшь. Не правда ли, Бартоломью?

Мужчина кивнул. — Вы правы, Матвей. Я сам вызвал шефа на пари, проиграл ему и поплатился. Теперь я зарёкся с ним спорить. — Он сделал шаг назад и заговорил уже торжественным голосом. — Выбор главного блюда в зале уже сделан. Разрешите его внести.

— Разрешаю. — Кивнув, произнесла Елизавета.

Глава 10.

Я лежала в своей комнате, смотрела в потолок и… мечтала уснуть. День был полон событий и кажется, что устала, а сон никак ко мне не шёл. Голова моя постоянно «прокручивала» события прошедшего вечера и пыталась в них разобраться.

Во-первых, я никак не могла понять, как могла так произойти, что голоса за главное блюдо поделились ровно пополам: голос в голос! Список приглашённых на вечер гостей с подписями был проверен почти каждым человеком за главным столом и…все были поражены.

Во-вторых, я так и не поняла, какие условия ставок теперь будут выполняться. Но я заметила, что Мэри и Эдуард были довольны сложившейся ситуацией.

В третьих, о каких определённых условиях в завещании родителей братьев Смирнитских проговорилась Мери. Ох, как жаль, что мне не удалось переговорить с Евой. Её юридическая «хватка удава», наверняка уже, что-то поняла, а вот у меня такой способности не было.

В четвёртых…. Я на мгновение застыла, вспоминая объятия Эдуарда. Господин Файс пригласил меня на медленный танец, и я…не смогла отказаться. Строгий взгляд Елизаветы буквально приказал мне идти…

Ладонь Эдуарда лежала на моей талии, а его пальцы «играли» по моим рёбрам, как на пианино. Я еле сдерживала себя, что бы ни опрокинуть его на пол и не прижать его горло коленом. Конечно, было бы трудно, ведь рост у господина Файса был под два метра, но я была в таком «злом кураже», что перекинула бы через плечо в тот момент и бетонную балку, не то, что бы этого костлявого мужчину. И я уже была готова это сделать, как вдруг почувствовала, что его щека прикоснулась к моему виску и голос произнёс. — «Вы прелесть, Иветта».

И тут меня словно «пробило молнией». Как же я не поняла?! Я даже приподнялась на кровати на локтях и уставилась в «одну точку».

— Он же говорил со мной на… русском языке! — Сказала я темноте и тут же «получила» ответ от себя. — Точно…. Он говорит по-русски! Ну и семейка? Отец — белобрысый ловелас, дочь — жгучая брюнетка с камнем за пазухой, а оба они — ящик Пандоры из Голландии. И как с ними бороться?

Я вновь плюхнулась в постель и устремила взгляд в потолок. Мне даже не удалось поговорить с Матвеем. После главного блюда, которое, кстати, было превосходным, но я бы не смогла повторить «подвиг Бартоломью» и есть его целый месяц, мой жених уже мне не принадлежал. Началась музыкально-развлекательная программа вечера, так по крайне мене назвала его Ева, скрипя зубами. Макс и Матвей были вынуждены танцевать с каждой молодой девушкой, которую очередная «светская мамаша» подводила к их столу с целью познакомить. Елизавета учтиво им улыбалась и «приказывала глазами» своим внукам приглашать девушек на танец. А мы с Евой были вынуждены только утвердительно кивать головами, под язвительно-кривую усмешку Мэри.

Образ этой девушки так и стоял у меня перед глазами и туманил мои мозги. Я ничего не могла с собой поделать. Мне надо было подумать, а у меня ничего не получалось. Весь вечер я была словно скованная её взглядом. Даже танцуя с Матвеем, я чувствовала на себе её взгляд и… вела себя по-идиотски. Хорошо, что Матвей этого не заметил. Хотя нет, он это заметил и…не обратил на это внимания, а может и разозлился. Когда мы возвращались в дом, он не разговаривал со мной и даже не смотрел в мою сторону. А я то, глупая, думала, что он захочет меня поцеловать на прощанье, ведь он проводил меня до двери, но…лишь слегка коснулся губами моей щеки и…ушёл.

Настроение моё испортилось окончательно. Сон был забыт. Я не могла понять, почему я была так взволнована этим. Непонятный холод Матвея, колючий взгляд Мэри, и наоборот, слащавый — её отца, и ещё невозможность поговорить с Евой.

В моей голове пульс стучал, как барабанная дробь, поэтому я не сразу услышала странный шорох за моей дверью. Прислушавшись, я поняла, что не ошиблась. Соскочив с постели, я тихо подошла к двери и приложила в ней своё ухо.

Точно! За дверью кто-то есть! Но кто это и что он делает? Почти минуту я слушала этот шорох, пока не почувствовала, что что-то кольнуло меня в голую ступню.

На полу перед моими ногами появился небольшой лист бумаги, сложенный вдвое. Видно его подсунули в щель под дверью. Я вновь прислушалась. За дверью наступила тишина. Я подняла лист бумаги и вернулась в постель. Включив настольную лампу, я развернула записку и прочитала: — «Жду в беседке. Приди…»

Подписи в записке е было, но она мне и не была нужна. Я тут же почувствовала, как «два крыла выросли из моих лопаток» и подняли меня с постели. Я даже толком не оделась, так спешила в тёмный летний сад…к Матвею. То, что записка была от него, я даже не сомневалась. Значит, он всё же решил…меня поцеловать.

И только, когда я очутилась на улице, то моя идиллия в голове немного поутихла, заметив, что на моих ногах были домашние шлёпанцы с лебяжьим помпоном.

— Хорошо ещё, что додумалась надеть джинсы и накинуть на плечи какой-то платок. — Прошептала я себе, с удивлением заметив, что забыла снять с себя шёлковую короткую ночную сорочку. — Ну и вид у меня…. Хорошо, что летние ночи тёмные…

Я еле сдерживала шлёпанцы на своих ногах, торопясь в беседку. Дорожки в саду Смирнитских были освещены, а вот беседка была в полумраке. Но в ней уже…кто-то был.

Я вбежала в беседку, даже не заметив трёх её ступенек, и… застыла, как вкопанная. На меня с восторгом смотрел Эдуард Файс.

— Ты пришла. — Прошептал он и сделал шаг ко мне. Его руки потянулись ко мне, а я, инстинктивно отшатнулась от него, сделав шаг назад. Мои предательские шлёпанцы остались в беседке, а я… «полетела» со ступенек беседки спиной на садовую дорожку.

Нельзя сказать, что я не умею падать, но при таких обстоятельства, да ещё из-за шлёпанец, я упала довольно неудачно, «приземлившись» на заднюю точку и левый локоть. Было больно, но ещё больнее было моей душе. Я даже не сразу поняла, что лежу на садовой дорожке…в объятиях Файса. Эдуард присел рядом со мной. Одна его рука держала меня за талию, а вот другую…он пытался просунуть под мои колени! Это ещё зачем?!

Я тут же оттолкнула от себя его руку и вытянула ноги.

— Как, что… как вы тут оказались, господин Файс? — Только это и смогла я сказать. — Я думала, что… Это ваша записка?

— Мне надо было с вами поговорить, Иветта. — Эдуард говорил на русском языке, но с акцентом. — Но сейчас… Вам больно? Давайте я вас подниму?

— Нет. Не стоит. Я в порядке и сейчас встану. — Я собрала нервы и силы в кулак и поднялась на ноги. Моя попа горела от боли, а душа — от злости. Я как я могла попасть в такую ситуацию? Хотя… Наверное, только я и могла в неё попасть. Как говорит моя любимая подруга Ева — «Когда мозг не думает, то за него принимает решение задница».

И вот теперь и она пострадала. Я дотронулась до своей попы.