На рассвете, когда трава была еще тяжела от росы, он вышел из дома, прошел по кладбищу и остановился у железных ворот усыпальницы, где лежала его жена. Стоя в воротах и шепча молитвы, он стал бросать в склеп баснословно дорогие вещи: шкуры зверей-людоедов, тигров и леопардов; шкуры животных, пивших воду из Ганга и купавшихся в грязи Нила; драгоценные камни, некогда принадлежавшие фараонам; бивни слонов и редчайшие кораллы, за которые можно было отдать жизнь. Затем воздел руки и так громко, что голос его мог достать небеса, крикнул:

— Прими эти дары, о душа, требующая отмщения, и оставь меня в покое! Тебе довольно?

Через несколько недель он снова пришел к склепу и принес священную чашу для причастия, отделанную драгоценными каменьями, и дароносицу из чистого золота. Он наполнил их драгоценным вином, поставил посреди усыпальницы и гневно крикнул:

— Прими мой дар, неумолимая душа, и отпусти меня! Разве этого недостаточно?

Наконец он принес браслеты, принадлежавшие той, кого он любил и чье сердце разбил, расставшись с ней, чтобы умилостивить мертвеца. Он принес длинную прядь ее волос и платок, пропитанный ее слезами. Усыпальница огласилась жалобным шепотом, похожим на стон:

— О жена моя, неужели этого недостаточно?

Но все, кто находился рядом с ним, видели: его дни сочтены. Ненависть к смерти, страх перед ее неотвратимой лаской придавали ему сил. Своими тонкими худыми руками он словно пытался оттолкнуть невидимого убийцу. Он видел тех, кто пришел за ним, более четко и красочно, чем собственные сновидения, ибо уже созерцал залитый ярким светом пейзаж у входа в царство смерти. Он отчаянно цеплялся за жизнь, как скряга цепляется за сундук с золотом, как сопротивляется влюбленный, когда его разлучают с возлюбленной, — но все-таки испустил дух.

Серым промозглым осенним вечером его отнесли в усыпальницу, чтобы похоронить рядом с женой. Так он пожелал, ибо знал, что лишь здешний мрак дарует ему покой. По дороге в склеп ему пели величественную надгробную песнь, в которой слышался глухой мерный топот парадного марша. Мелодия этой песни звенела в порывах ветра и плакала в ветвях старых деревьев. В усыпальнице люди опустили его в могилу и встали рядом на колени, чтобы помолиться за его душу. Requiem aeternam dona ei, Domine![27]

Когда же все собрались покинуть заброшенное аббатство, в склепе неожиданно зазвучали слова — до того прекрасные и ужасные, что люди замерли, прислушиваясь, и глядели друг на друга с перекошенными от ужаса бледными лицами.

Сначала раздался женский голос:

— Ты пришел.

— Да, я пришел, — ответил голос мужчины. — И сдаюсь на твою милость, победительница.

— Долго же я тебя ждала, — сказала женщина. — Много лет я лежала здесь, дождь лился на меня сквозь камни, снег давил мне на грудь. Много лет, пока солнце танцевало над землей, а луна дарила свою бледную улыбку садам и всем благам земли. Я лежала вместе с червем и заключила с ним союз. Ты делал только то, чего хотела я. Ты был игрушкой в моих мертвых руках. Да, ты украл у меня тело, но я украла у тебя душу!

— Но я могу обрести покой… теперь… наконец?

Голос женщины зазвучал громче, разнесся под сводами склепа, как трубный глас:

— Мне не нужен покой! Ты и я — отныне мы во владениях той, которая правит могущественной империей! Мы оба трепещем пред царицей смерти!

Услышав этот разговор, люди бросились назад, в усыпальницу, и вскрыли гробы. В первом, старом и полусгнившем, они увидели тело женщины. Казалось, она умерла совсем недавно. Зато тело мужчины почти разложилось и выглядело ужасно — как труп, много лет пролежавший в земле.

Вайолет Мэри Фёрт (1890–1946), уроженка города Лландидно на севере Уэльса, образовала псевдоним Дион Форчун из своего семейного девиза «Deo, non Fortuna» («Бог, а не Судьба»). Ее родители были энтузиастами христианской науки и концепции «города-сада», она же стала членом ордена Золотой Зари, который, однако, оставила, основав в 1924 году другое мистическое общество — братство Внутреннего Света. Ее интерес к спиритизму и оккультизму во многом был обусловлен встречей с доктором Теодором Мориарти, который стал прототипом главного героя ее рассказов, доктора Тэвернера, напоминающего Шерлока Холмса, оккультного детектива, о чьих приключениях рассказывает его помощник, похожий на Ватсона доктор Роудс.

Сборник рассказов «Тайны доктора Тэвернера» (1926) стал дебютом Форчун в художественной прозе; параллельно она продолжала писать статьи, книги, брошюры о спиритизме, вегетарианстве и контрацепции. Каждый из двенадцати рассказов о Тэвернере исследует оккультные, магические и психологические темы, описывая мистический путь жизни, пролегающий через благие и зловещие покровы бытия. Образный мир сочинений Форчун включает Атлантиду, великого бога Пана, астральные тела и реинкарнацию. Она умерла, не успев завершить роман «Лунная магия», однако две финальные главы книги, по легенде, были надиктованы из потустороннего мира одному из медиумов братства Внутреннего Света.

Рассказ «Жажда крови» был впервые опубликован в сборнике «Тайны доктора Тэвернера» (Лондон: Дуглас, 1926).

Никогда не мог понять, кем считать доктора Тэвернера — героем или злодеем. Нет сомнений, что он был человеком бескорыстным, самых высоких идеалов, однако методы, которые он использовал для воплощения этих идеалов, мягко говоря, вызывали сомнение. Он не просто обходил закон — он его полностью игнорировал. С больными он обращался с величайшей бережностью, но свои глубочайшие познания в области психологии использовал для того, чтобы разбивать человеческую душу на мелкие кусочки, действуя в той же спокойной, методичной и доброжелательной манере, словно все его внимание было направлено исключительно на лечение пациента.

С этим странным человеком меня свел самый обычный случай. Отслужив в Королевском корпусе военно-медицинской службы, я вышел в отставку, после чего обратился в агентство по найму медицинских работников и поинтересовался, какие вакансии свободны на данный момент.

Я сказал:

— Я только что вернулся с военной службы, у меня совершенно расшатаны нервы. Мне нужно какое-нибудь тихое местечко, где я мог бы прийти в себя.

— Не вы один, — ответил клерк и внимательно взглянул на меня.

Он немного подумал.

— Вообще-то одна вакансия есть, — проговорил он. — Интересно, сколько вы сможете продержаться? Я отправлял туда уже несколько человек, и ни один не захотел остаться.

Вот так я получил адрес и оказался на одной из боковых улочек, примыкающих к Харлей-стрит. Там я познакомился с ученым, которого, несмотря ни на что, считаю самым великим из всех, кто попадался на моем пути.

Высокий, худощавый, с худым лицом, словно обтянутым кожей, он словно не имел возраста — ему можно было дать и тридцать пять, и шестьдесят пять. В течение часа, пока длилась наша беседа, он казался мне то юношей, то старцем. Не теряя времени, он тут же перешел к делу.

— Мне как раз требуется помощник, — сообщил он. — Насколько я понял, в армии вы занимались психиатрией. Хочу предупредить, что мои методы вы можете счесть не совсем обычными. Тем не менее, поскольку мне удалось добиться положительных результатов там, где другие потерпели неудачу, я считаю их оправданными и отказываться от них не собираюсь. Мне даже кажется, доктор Роудс, что мои эксперименты превосходят все притязания моих коллег.

Этот несколько циничный подход к делу мне не понравился, хотя нельзя было не признать, что в настоящее время в лечении психических заболеваний действительно отсутствуют строго научные методы. Словно прочитав мои мысли, доктор продолжал:

— Я изучаю главным образом те области психиатрии, какими не решается заняться большая наука. Если согласитесь со мной работать, вы познакомитесь с самыми удивительными явлениями. Прошу вас лишь об одном: открыть разум неизведанному, а рот закрыть на замок.