Пьера сожгли в Бетельмае. Я помогал им разжигать костер.
Местами город уже горел. Дымы и грабежи были нам только на руку, и мы занимались своим делом. Нам месяцами не платили жалованья, а в Бетельмае имелось немало разных забавных вещиц, особенно в домах близ церкви. Невзирая на пять недель осады, в погребах оставалось вино, а в кухнях — мясо и хлеб. И конечно же, в городе жило достаточно пухленьких белокожих женщин. Так что парням герцога Вальфа сейчас было с кем позабавиться. Думаю, толстушек хватало на всех.
Я набрел на старый узкий дом. Его либо пропустили в спешке, либо наведались и двинулись дальше. Скорее все же второе, о чем свидетельствовали черепки битой посуды, рассыпанные монеты. Трупов я не увидел, но наверху кто-то ходил, а может — только дышал. Я взбежал по лестнице и рванул дверь. В сумраке комнатенки, озаряемой отсветами городских пожаров, меня встретила пара янтарно-карих глаз, широко распахнутых от страха.
— Не насилуй меня, — взмолилась она и на скверной латыни прочитала обрывки молитвы.
Эту молитву я слышал в лагере, накануне взятия города. Должно быть, хозяева сбежали, а девчонку-служанку бросили здесь. Почти ребенок; от силы лет четырнадцать.
— За свою честь можешь не бояться.
Я присел на краешек деревянной кровати, явно хозяйской, и взял девчонку за руку. От меня разило битвой, металлом, кровью и дымом, но только не похотью. Я испытывал лишь жажду.
У нее на запястье блестел маленький серебряный браслет.
— Не отнимай его у меня, — попросила служанка. — Это все, что у меня есть.
— Не бойся, не отниму.
Я поднес ее руку к своему рту и чуть сдвинул браслет, освобождая вену. Я лизнул руку и немного ее пососал, чтобы от моей слюны девчонка впала в дрему. Служанка затихла. Когда я прокусил ей вену, она даже не дернулась. Только один раз вздохнула.
Я уже давно не насыщался кровью. Жажда моя нарастала. Войны бывают затяжными. Топаешь день за днем, и негде найти крови. Потому мы все ждали, когда дойдет дело до сражения. В неразберихе битв появляется так много возможностей.
Мне сразу же стало лучше. Кровь подкрепляла сильнее мяса и вина. Однако я не стал усердствовать. Закончив, я оторвал от ее рукава лоскут и перевязал рану. Вряд ли девчонка вспомнит, что я здесь был. Те, чью кровь мы пьем, редко помнят.
Служанка сонно шевельнулась. Я поцеловал ее в лоб и положил рядом монеты, подобранные внизу.
— Оставайся здесь, пока совсем не стемнеет. Тогда выходи, но осторожно. Глядишь, сумеешь выбраться из города.
Хотя куда ей идти? Стараниями алчных солдат герцога Вальфа вся местность вокруг города давно опустела. Но и здесь девчонке оставаться не резон. Пусть попытает счастья, как и все мы.
Спустившись, я посмотрел, не осталось ли внизу чего-нибудь и для меня. Впрочем, надежд на это было мало. Чувствовалось, солдаты растащили все. Один из ящиков комода был заперт. Я сбил замок рукояткой кинжала, рванул ящик и выгреб жалкую горсть монет.
Покинув дом, я отправился на поиски вина. Ко мне вернулись силы. Я вновь чувствовал себя проворным и чистым. Такое ощущение всегда появлялось у нас после живой крови. Незамутненными глазами я глядел на тлеющие крыши, на трупы и остатки разграбленного добра. Довольные ребята Вальфа выкидывали свою добычу прямо из окон или перебрасывали через стены. Многие успели крепко выпить и теперь, пошатываясь, бродили по улицам, во всю глотку прославляя герцога. На взмыленных лошадях проносились командиры. Над их головами гордо развевались штандарты Вальфа, а сами они держались так, будто принесли городу великое благо. Где-то слышались глухие удары, что-то билось и ломалось, истошно кричали женщины. Воздух был сизым от дыма.
От пожаров на улицах Бетельмая казалось тепло, а кое-где и жарко. Но на окрестных равнинах и холмах царила зима, хотя и без снега. Правда, Болло утверждал, что еще до конца недели снег появится, а он редко ошибался. С божьей помощью, герцог Вальф разграбил почти все города и селения края. Куда теперь он поведет свою армию? Поговаривали, что на север, к городу Паке Понтис. Тот покрупнее Бетельмая; осада может растянуться на месяцы. Значит, Вальфу придется откуда-то добывать и денег, и провизии, иначе его горделивая армия разбежится. Эти мысли мелькали в моей голове, пока я брел с бурдюком вина, отобранным у вдрызг пьяного солдата. Вино я добыл, а остальное — заботы герцога.
На площади, возле церкви, я заметил людское скопление, в середине которого находился Пьер. Солдаты Вальфа крепко держали его за руки. Даже издали я разглядел на губах Пьера ярко-красную отметину.
А на церковных ступенях, у выломанной двери, стояли несколько офицеров герцога и наблюдали за происходящим. Толпы солдат не особо задумывались, за что схвачен Пьер. Должно быть, немного проштрафился. Ничего удивительного; когда победа одержана, дисциплина в армии стремительно падает.
Ко мне подошел толстопузый капитан Ротлам. Его испещренное шрамами лицо с крючковатым носом недовольно морщилось. Он чем-то был похож на сердитого гусака, только без шеи.
— Слушай, Маурс. Там мои ребята схватили одного из твоих.
— Да, капитан. Он действительно из наших.
— Вонючие наемники, — процедил Ротлам и плюнул мне на сапог.
Невелика беда. За этот день случались штучки и похуже.
— Проклятое грязное ворье — вот вы кто, — не унимался капитан. — Герцог платит вам жалованье.
«Это о каком жалованье речь?» — подумал я.
— А вы только делаете вид, что сражаетесь, — кричал Ротлам. — Кого вы убили за это утро, кроме собственных блох? Где уничтоженные вами враги?
— Прикажете принести их отрезанные головы? — спросил я.
— Ты еще шутить вздумал? Заткни пасть. Полюбуйся на своего мерзавца. А знаешь, на чем мы его поймали?
Я знал, причем очень хорошо. Мое сердце, легкое и ликующее после утоления жажды, быстро холодело. Такое случалось и раньше, и почти всегда мы ничем не могли помочь. Мы все это понимали. Даже горячий Арпад, ворчун Йенс и меланхоличный, язвительный Фестус. Каждое утоление жажды — это риск. Удаче, как и рекам, свойственно иссякать. Сегодня, завтра или в конце времен.
Но я повел себя, как и подобает командиру наемников.
— Что Пьер натворил?
— Ах, так его звать Пьером? А ты знаешь, что он — вонючий колдун? Чародей поганый?
Я истово перекрестился. У меня тоже случаются ошибки, но я не дурак, чтобы лезть на рожон.
— Да хранит нас Бог, — шумно выдохнул Ротлам и подал солдатам знак.
Они подняли Пьера, подтащили к нам и заставили опуститься на колени.
Наши глаза встретились. По моему рту Пьер догадался, что я утолял жажду. Бедняга Пьер. Брат наш пропащий. Но сейчас я был вынужден думать о других братьях, и о собственной шкуре тоже.
— Ну? — грубо, как и подобает командиру, спросил я. — Чем ты опозорился перед Господом и герцогом?
— Поверь, Маурс, я ничего такого не сделал.
Он все понимал. Как и я, Пьер играл свою роль до конца. Только роли у нас были разными.
— Попался мне мальчишка. Вижу, у него на шее золотая цепочка висит. Говорю ему: «Отдай по-хорошему, и я тебя не трону». Он ни в какую. Я протянул руку, хотел сорвать с него цепочку, а он как кинется на меня. Бешеный щенок. Мне было не дотянуться до кинжала. Тогда я укусил этого паршивца в шею. Он сразу испугался. А тут — солдаты капитана. Слушать меня не захотели, начали руки заламывать.
— Не ври, урод! — рявкнул на Пьера солдат, державший его за левую руку. — Ты не просто укусил мальца, а начал сосать у него кровь.
Солдат что есть силы дернул руку Пьера, едва не вырвав ее с мясом.
— Проклятое ведьмино отродье! — заорал вояка.
Чувствовалось, ему страшно. Вино, которое он успел выпить, теперь превратилось в яд.
— Мой дружок хотел прикончить этого колдуна на месте. Но я ему сказал: так негоже. Отведем мерзавца к капитану.
— Боже милосердный, — прошептал я, выказывая свое изумление, хотя мое сердце покрыл иней окрестных полей. — Неужто моему солдату было не справиться с мальчишкой? Про какую кровь ты толкуешь? Вина в городе мало?
