Ноэль секунд двадцать не сводил пристального взгляда с инструмента, обдумывая слова отца. Затем рассмеялся.
— Если бы мы все превратились в вампиров, — легкомысленно заметил он, — нам пришлось бы пить кровь друг друга.
Эдмунд не мог заставить себя смеяться над подобными вещами. Перспективы, открываемые разоблачением секрета вампиров, представлялись ему гораздо более реальными и весьма безрадостными.
— Неверно считать, что они нуждаются в человеческой крови, — объяснил он мальчику. — Кровь — не пища для них. Пить ее доставляет им… какое-то удовольствие, мы не можем этого понять. И это часть тайны, которая делает их такими ужасными… и, следовательно, такими могущественными.
Эдмунд смолк, почувствовав смущение. Он не знал, что известно Ноэлю о его источниках информации. Они с женой никогда не говорили о его романе с леди Кармиллой, но слухи и сплетни все равно достигали ушей сына.
Ноэль снова взял бутыль и на этот раз сделал глоток побольше.
— Я слышал, — с отстраненным выражением сказал он, — что люди тоже получают удовольствие, когда… у них пьют кровь.
— Нет, — спокойно возразил Эдмунд. — Это неправда. Если не считать удовольствия, которое испытываешь, когда приносишь себя в жертву. Удовольствие, которое мужчина получает в объятиях женщины-вампира, ничем не отличается от любви обыкновенной женщины. Девушки, развлекающие мужчин-вампиров, могут испытывать нечто другое, но я подозреваю, что дело здесь в возбуждении, в надежде, что они и сами могут превратиться в вампиров.
Ноэль в смущении смолк и, возможно, оставил бы эту тему, но Эдмунд внезапно понял, что не хочет прекращать разговор. Мальчик имеет право знать, и, возможно, в один прекрасный день это знание ему пригодится.
— Я не совсем верно выразился, — поправился Эдмунд. — Когда леди Кармилла пила мою кровь, это приносило мне какое-то удовлетворение. Мне нравилось доставлять ей удовольствие. В любви женщины-вампира есть что-то возбуждающее, отличающее ее от обыкновенной женщины… хотя шанс, что любовник вампирши сам превратится в вампира, совершенно ничтожен.
Ноэль покраснел, не зная, как реагировать на это доверительное признание отца. В конце концов он предпочел изобразить чисто академический интерес.
— Почему среди вампиров гораздо больше женщин, чем мужчин? — спросил он.
— Никто точно не знает, — ответил Эдмунд. — Во всяком случае, люди не знают. Я могу поведать тебе свою точку зрения, то, что я узнал из слухов, до чего дошел своим умом, но ты должен понять, что об этом предмете опасно думать, не то что говорить.
Ноэль кивнул.
— Вампиры держат свою историю в тайне, — начал Эдмунд, — они также пытаются контролировать историографию человечества, но отдельные реальные факты до нас дошли. Вампиризм появился в Западной Европе в пятом веке, его принесли сюда гуннские орды, возглавляемые вампиром Аттилой. Аттила, должно быть, отлично знал, как увеличить число своих собратьев, — он совратил Аэция, который затем стал правителем Галльской империи, и Феодосия Второго, восточного императора, — позднее тот был убит. Из всех существующих в настоящее время вампиров большинство — обращенные. Я слышал о детях-вампирах, рожденных вампирами-женщинами, но подобные случаи крайне редки. Вампиры-мужчины, по-видимому, гораздо менее мужественны, чем люди, — говорят, что они очень редко вступают в брак. Однако они часто берут в любовниц обычных женщин, и эти женщины иногда превращаются в вампиров. Вампиры представляют это как дар, которым они награждают людей по своей воле, с помощью магии, но я не уверен, что они могут контролировать превращение. Мне кажется, что в семенной жидкости мужчины-вампира содержатся крошечные переносчики вампиризма, подобно тому как семя человека делает женщину беременной, — и происходит это так же, по закону случая.
Ноэль некоторое время обдумывал услышанное, затем спросил:
— Тогда откуда взялись правители-вампиры?
— Их совратили другие вампиры-мужчины, — объяснил Эдмунд. — Так же как Аттила совратил Аэция и Феодосия.
Он не стал вдаваться в подробности, чтобы увидеть, поймет ли Ноэль скрытый смысл сказанного. На лице юноши отразилось отвращение; Эдмунд не мог решить, радоваться или огорчаться тому, что сын в состоянии вести подобные разговоры.
— Такие вещи происходят очень редко, — продолжал Эдмунд, — и вампиры легко могут представить дело так, будто они обладают какой-то особой магией. Но некоторые женщины так никогда и не беременеют, хотя годами живут со своими мужьями. Говорят, что человек может также превратиться в вампира, вкусив его крови, — при условии, что ему известно соответствующее заклинание. Подобные слухи не поощряются вампирами, и они подвергают пойманных за таким преступлением ужасным наказаниям. Разумеется, дамы, принадлежащие к нашему двору, в большинстве своем бывшие любовницы эрцгерцога или его кузенов. Нам неудобно рассуждать о происхождении самого эрцгерцога, хотя он, без сомнения, знаком с Аэцием.
Ноэль вытянул вперед руку, ладонью вниз, и сделал несколько пассов над пламенем свечи, отчего огонек заметался из стороны в сторону. Затем он пристально уставился на микроскоп.
— Так ты рассматривал кровь? — спросил сын.
— Да, — подтвердил Эдмунд. — И сперму. Разумеется, и то и другое — человеческие.
— И?…
Эдмунд покачал головой.
— Определенно, это не однородные жидкости, — рассказал он, — но инструмент недостаточно точен для настоящего, подробного исследования. Там присутствуют маленькие тельца — те, что в сперме, имеют длинные извивающиеся хвостики, — но есть еще многое… очень многое, что я пока не смог увидеть. Завтра прибор отнимут — и не думаю, что мне представится возможность изготовить другой.
— Не может быть, чтобы тебе угрожала опасность! Ты важная персона, и твоя лояльность никогда не подвергалась сомнению. Люди тебя самого считают чуть ли не вампиром. Черным магом. Девушки с кухни боятся меня, потому что я твой сын, — при виде меня они осеняют себя крестом.
Эдмунд рассмеялся, и в смехе его послышалась горечь.
— Не сомневаюсь, что они подозревают меня в сношениях с демонами и избегают смотреть мне в лицо из боязни дурного глаза. Но для вампиров все это не имеет никакого значения. Для них я всего лишь человек. Как высоко ни ценят вампиры мои знания, они без колебаний прикончат меня, если заподозрят, что я проник в их тайны.
Слова отца явно встревожили Ноэля.
— Неужели… — Он умолк, но, видя, что Эдмунд ожидает продолжения, после едва заметной паузы заговорил снова: — Леди Кармилла… неужели она…
— Не защитит меня? — Отец покачал головой. — Нет, даже будь я по-прежнему ее фаворитом. Вампиры хранят верность лишь своим собратьям.
— Когда-то она принадлежала к роду людскому.
— Это совершенно неважно. Она превратилась в вампира почти шестьсот лет назад, но если бы это произошло совсем недавно, что это меняет?
— Но… она действительно любила тебя?
— По-своему, — печально сказал Эдмунд. — По-своему любила.
Затем он поднялся — настоятельное желание помочь сыну все понять куда-то исчезло. Существуют вещи, которые мальчик сможет постичь лишь на собственном опыте, и, возможно, ему никогда не представится такой случай. Отец взял подсвечник и, прикрывая рукой пламя, направился к двери. Ноэль последовал за ним, оставив на столе пустую бутыль.
Эдмунд покинул крепость через так называемые Ворота Предателей и пересек Темзу по Тауэрскому мосту. К этому времени дома на мосту погрузились во тьму, но прохожие и экипажи еще мелькали: даже в два часа ночи деловая жизнь огромного города не замирала полностью. Ночь выдалась облачная, вскоре начался мелкий дождь. Часть масляных ламп, призванных в любое время дня и ночи освещать проезд, погасла; фонарщика не было видно. Но Эдмунд не боялся темноты.
Еще не достигнув южного берега, он заметил двоих шпионов и замедлил шаг, желая дать им понять, что станет легкой добычей. Но, нырнув в путаницу улочек, окружавших Кожевенный рынок, он ускользнул от преследователей. Кордери был хорошо знаком этот грязный лабиринт — здесь прошло его детство. Здесь он служил в подмастерьях у часовщика и приобрел сноровку в обращении с инструментами, здесь начался тот путь, который в конце концов привел его к богатству и известности. Его брат и сестра по-прежнему жили и работали в этом районе, но Эдмунд очень редко виделся с ними. Родичи нисколько не гордились своим братом, который слыл колдуном, и не простили ему связи с леди Кармиллой.
