Женщины, которые проходили поблизости, засмеялись и сказали:

– Совсем спятил этот старик! Трубит, будто он бог моря…

Женщины остановились, чтобы посмотреть на сумасшедшего старика, но крики и шум, которые поднялись у торгов, отвлекли их.

Это люди Рагнара, услышавшие призыв, перескочили через прилавки и с оружием в руках накинулись на венецианских купцов. Тут же на товары, на весы брызнула кровь; звеня, покатились по мостовой сброшенные со столов монеты. Толпа, опешившая в первый миг от неожиданности, подняла невообразимый шум и отпрянула от прилавков. Но нашлись в толпе и такие, кто, пользуясь внезапной неразберихой, стали хватать с прилавков все, что можно было схватить, – деньги, ткани, горшки, стекло, украшения… Стражи оказалось поблизости всего человек пять, и они не решились вмешиваться, а только послали людей за помощью.

Многие венецианцы успели вооружиться, в их лавках завязался бой. И купцы-италийцы показали варягам, что они способны постоять за себя и за свою честь. И кое-кто из дружины Рагнара сполна изведал остроту италийского меча и на весах, принесенных с собой, взвесил собственную смерть.

Игрец и Эйрик на время погрома были приставлены к берсерку Гуго. Им сказал Гуго, что все сделает сам, если его будут надежно прикрывать сзади. И ему обещали прикрытие. После сигнала, поданного Гёде, берсерк, опрокинув прилавок, вломился в дом горшечника и принялся крушить там все, что только ни попадалось ему на глаза. Причем секира Гуго вращалась вокруг его головы с невероятной быстротой, и ее даже трудно было увидеть. Сам горшечник и его слуги оказались застигнутыми врасплох и не могли защищаться, потому что не имели в руках оружия. К тому же внезапное появление разъяренного берсерка повергло их в ужас. Берест и Эйрик, готовые к бою, следовали за берсерком. Секира Гуго почти не смолкала, она пела заунывную песнь крови и жаждала крови. И нашла ее. Руки Гуго слегка дрогнули, и секира, чуть изменив свой полет, раскроила череп горшечника. И когда хозяин, бездыханный и залитый кровью, свалился на пол, слуги его, все как один, метнулись внутрь дома. Они сделали это очень быстро – так, что даже берсерк не сумел их догнать. Слуги покинули дом через кухонную дверь, бросив все на милость победителя. Но, кроме горшков, у горшечника нечего было взять. И Гуго выбежал на улицу в поисках какой-нибудь другой добычи. Погром в лавках как раз был в самом шуме. Византийцы с перекошенными от страха лицами бежали прочь. Завидев Гуго, с секиры которого сбегала кровь, византийцы закричали и бросились в обратную сторону. Какая-то из женщин упала, другие бегущие спотыкались о ее тело и тоже падали рядом. Поднялась паника. Люди расталкивали один одного, падали, опять поднимались. Все хотели бежать, но не могли. И все кричали.

Здесь Эйрик и Берест утеряли Гуго из виду и бросились бежать вдоль лавок в надежде догнать его. В этот миг прозвучал второй сигнал Гёде, который означал, что всем пора уходить, – либо подоспела византийская стража, либо были на подходе основные силы венецианцев. Игрец и Эйрик уже собрались укрыться в толпе, да увидели, как не повезло Рагнару. Он сбил с ног дюжего купца и, размахнувшись секирой, готовил ему смертельный удар. Но другой венецианец, подбежавший сбоку, мечом отсек Рагнару правую руку по самый локоть. И рука, сжимающая секиру, упала на бледного купца. Тогда Ингольф, который бился неподалеку, оставил своего противника и сумел отомстить за Рагнара прежде, чем тот венецианец поднял меч во второй раз.

Услышав третий призыв Гёде, варяги начали отходить в сторону галатского моста. Но венецианцы, дождавшиеся подмоги, преследовали их. Рагнар потерял много крови и был очень слаб. Он не мог бежать быстро, и сознание его уже затуманилось. Тогда Ингольф и еще двое людей положили Рагнара на древка секир и так понесли его. А Эйрик, игрец и Гуго, выбежавший из лавки ювелира, отходили последними, прикрывая всех. И тут увидела дружина, что Эйрик и игрец, скромные в грабеже, достойны многих почестей, так как не было им равных в деле прикрытия. Лавину венецианцев, разъяренных и жаждущих крови, они остановили, нанося им сильные и точные удары. И тем ввели в изумление даже самого Гуго. Но очень скоро Гуго крикнул им, чтобы они пошевеливались, потому что на мосту появилась византийская стража.

Стражники, а было их человек десять, пытались остановить варягов. Но, так как никто из дружины не желал оказаться в темнице, они столкнули стражу в залив. После этого всем удалось скрыться на галатском берегу. А венецианцы не стали увлекаться преследованием, остановились на мосту. Однако злость их не проходила, многие жертвы не были отмщены. И венецианцы, потрясая над головой кулаками, многократно прокричали проклятия Сарапионасу.

К обители поднимались в молчании. Первым шел Гёде, за ним берсерки с Рагнаром на плечах, потом – поредевшая дружина. Замыкали шествие Гуго, игрец и Эйрик. Хотя Рагнару перевязали культю и накрепко перетянули жгутом, из раны потихоньку сочилась кровь и стекала на камни мостовой. Гёде, видя эту кровь, поторапливал берсерков, а Ингольфа послал за эскулапом.

Гуго мучила жажда. В одной из таверн он взял кувшин вина и тут же, на ходу, отпив половину, передал кувшин по рукам вперед. И повеселело на желудке у Гуго, и он показал Эйрику и игрецу свою суму, полную бус, серег и браслетов.

Берсерк сказал:

– Куда вы подевались?.. Нужно двигаться быстро, когда богатство само плывет в руки.

Но ему не ответили.

Гуго еще сказал:

– Пусть радуется тот, чей враг кричит проклятия.

А на мостовую все еще капала кровь. И Эйрик так ответил берсерку:

Они думали, что больше не будет крови в этот несчастливый день. Но ошибались. Под вечер все тот же неугомонный Гуго подбил нескольких человек прокутить у Иеропеса часть добычи и положил на общее блюдо два серебряных браслета. Ингольф согласился пойти, а также Гёде. За Гёде увязался отец Торольв, хотя был ранен в бедро и хромал. Эйрик и Берест – те, известно, за Ингольфом могли пойти на костер. Остальные варяги, сказавшись усталыми, остались в обители – да и нужно было кому-то присматривать за Рагнаром, ибо не следовало слепо доверяться эскулапу и Аввакуму, грекам, которые умеют красиво говорить, но еще и умеют скрывать свои тайные мысли.

Так к Иеропесу отправились шестеро, оставив в обители дюжину. А еще дюжина разбрелась по городу сразу после погрома.

На полпути к таверне варяги встретили мальчика – того самого мальчика, что иногда играл на флейте. Мальчик бросился под ноги Гёде и молил его о помощи и плакал так сильно, что ничего не мог объяснить. Все его худое тело сотрясалось, и всхлипывания были громче слов. При угасающем свете дня варяги сумели рассмотреть кровь на лице и руках у мальчика и увидели, что левое ухо его почти совсем оторвано и держится лишь на мочке.

Гёде поставил флейтиста на ноги и крепко встряхнул его. Лишь тогда тот немного успокоился и сказал, что в таверну пришли венецианцы и перевернули все столы, потом поймали кюриоса Иеропеса и принялись его избивать, и, наверное, уже совсем убили. А, его, мальчика, они держали за ухо и спрашивали, где тот безобразный норманн, который убил горшечника. Но мальчик сумел вырваться и убежал.

Гуго спросил, много ли в таверне венецианцев.

Мальчик ответил, что много. И еще сказал, что венецианцы очень злые, потому что кто-то отнял у них богатство.

Выслушав ответ и не медля больше, варяги, все как один, и даже охромевший Торольв, побежали к таверне и ворвались в нее, высадив запертую дверь. И подоспели вовремя – Иеропес был уже привязан к жаровне и, безумно выпучив глаза, смотрел, как под ним от огонька светильника, снятого со стены, пытаются разжечь большой огонь. Тавернщик был так перепуган, что даже не заметил появившихся варягов. Венецианцы же отпрянули от очага. И один из них, указывая на Гуго, закричал: