Как обычно, Карлу разозлили мой напор и логика. Это всегда было камнем преткновения между нами: Карла уверяла, что мне свойственно нездоровое отсутствие эмоций – «невозможная тяжесть», как она однажды выразилась, я же, в свою очередь, обвинял ее в излишней легковесности и оторванности от твердой почвы. Наши подходы к жизни были так различны, что меня не переставало удивлять, как долго нам удается оставаться любовниками.

– Ты хоть понимаешь, как рискуешь? – сурово спросила Карла.

– Понимаю.

– И, по-твоему, риск оправдан? Ты что же, полагаешь, что если добьешься успеха, то Завгородний свернет свои шатры и, крадучись, уползет восвояси?

– Нет, этого он не сделает, – ответил я, – однако если мои предположения окажутся верны, я буду утешаться мыслью, что сумел внести свой вклад в понимание человеком природы вселенной.

Секунд пять Карла презрительно рассматривала меня, затем промолвила:

– Полная херня.

Я отпрянул.

– Что?

– А то – все это чушь собачья. На самом деле ты просто хочешь, чтобы эту штуку назвали в честь тебя. Признайся же! Тебе невыносима мысль о том, что твой бесценный новый элемент будет называться «завгородниум». Только это тобой и движет! Ты собираешься рискнуть здоровьем – и даже жизнью! – и все ради того, чтобы бесчувственный химический элемент носил твое имя!

Карла начала плакать. С неуместной точностью я отметил, как в крошечных бассейнах в уголках глаз скапливаются первые слезинки. Я всегда был наблюдательным. Просто это часть моей работы.

Затем Карла промокнула глаза рукавом и спросила:

– Ну же, ответь, разве я не права?

– Ты права, – отвечал я.

Тринадцать месяцев назад в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне (СССР) и в подразделении, которое я возглавляю в лаборатории Лоуренса Беркли в Калифорнии, одновременно был синтезирован элемент 131.

(В своих частных записках я отказываюсь именовать его «завгородниум», несмотря на то, что Дубна немного нас опередила, впрочем, у меня также не хватит смелости называть элемент «чилтониум». Посему пусть пока остается просто «элементом 131».)

Элемент 131 – субстанция, ранее никогда не виданная на Земле, стала первой из предсказанных элементов «острова устойчивости» периодической системы: это группа сверхтяжелых элементов выше номера 103 с периодом полураспада более тридцати пяти секунд. На момент написания этих заметок это единственный сверхтяжелый элемент, который удалось синтезировать.

Период полураспада элемента 131 – примерно двадцать пять дней. Демонстрируя подобную устойчивость, он предоставляет ученым возможность тщательного и всестороннего изучения. Мы смогли провести с элементом 131 гораздо больше исследований, чем с другими синтезированными элементами.

Самым любопытным его свойством оказался эффект, сходный с эффектом пьезоэлектричества.

Обычно под пьезоэлектричеством понимают способность кристаллов выделять электрический заряд при механическом воздействии.

Элемент 131 обнаружил свойство постоянно (хоть и неустойчиво) делать это в спокойном состоянии. Защищенный от обычных воздействий, без видимых механических повреждений, элемент выделял электрический заряд.

Для объяснения аномалии были выдвинуты различные теории.

Существовала единственная сила, способная производить неустойчивый электрический заряд. И от этой силы нельзя было укрыться.

Гравитация.

Я полагал, что элемент 131 особенно чувствителен к гравитации. Присущая ему атомарная структура делала элемент восприимчивым к гравитационным волнам, порождаемым объектами, чья масса больше определенного теоретического порога.

Если я хоть в чем-нибудь разбираюсь, то это именно так.

Однако не существовало способа доказать мою гипотезу лабораторным путем.

Из математического обоснования теории следовало, что для того, чтобы воспроизвести подобный эффект, потребовался бы объект, равный по массе звезде или планете.

Очевидно, что в лабораторных условиях невозможно манипулировать подобными объектами. Современная наука не умеет воссоздавать гравитационные волны, равно как не знает способа изолировать новый элемент в некоем воображаемом контейнере, куда нет доступа гравитации – для того, чтобы определить, исчезнет ли в этом случае описанный эффект.

До недавних пор я не видел способа доказать мою правоту. Все понимали, что дурацкая теория Завгороднего о «колебании кварков» не менее правдоподобна, чем моя. В настоящее время множество международных комитетов обсуждали, как следует назвать новоизобретенный элемент, и пока к решению не пришли.

И вот теперь я нашел способ доказать, что элемент 131 действительно регистрирует присутствие гравитации.

В сотрудничестве со мной некая биолаборатория (избегая ненужной публичности, пусть пока останется безымянной – до тех пор, пока не разделит со мной сияние славы после успешного завершения проекта) произвела особый молекулярный переносчик инфекции (в качестве которой выступил элемент 131). Он должен был занести элемент в мою кровь, а через кровь – в глаза, в фотопигмент сетчатки родопсин, превратив ее, таким образом, в рецептор, фиксирующий наличие гравитации.

Короче говоря, я намеревался увидеть гравитацию.

Период полураспада элемента 131 обещал сделать этот эффект временным.

Инъекция была назначена на завтра.

Этим утром, в субботу, Карла уехала рано. Я проводил ее в аэропорт. Карла летела в Нью-Йорк, где ее труппа на следующей неделе выступала в Линкольн-центре.

– По крайней мере обещай мне, что ничего не будешь предпринимать, пока я не вернусь.

Карла взяла мои руки в свои.

– Обещаю, – ответил я.

Как только ее самолет поднялся в воздух, я сел в машину и отправился в биолабораторию.

Карла просто ничего не понимает в науке.

Марк ждал меня в офисе. Старый проверенный друг еще с университетских времен, Марк рискнул своей репутацией и служебным положением, чтобы помочь мне.

Он встретил меня вопросом:

– Ты уверен, что хочешь этого, Алекс?

Кажется, окружающие заботились обо мне больше, чем я сам. Чего-то подобного я еще мог ожидать от Карлы, но уж Марк-то должен был понимать мои мотивы.

– Я не для того втравил тебя во все это, чтобы теперь давать задний ход, – ответил я.

Затем в опустевшей по случаю выходных лаборатории Марк вынул из холодильника ампулу, я закатал рукав, игла нашла вену – и я даже не успел толком осознать, как все уже было позади.

– Утешает только одно, – заметил Марк, вынимая шприц, – что от радиоактивности ты точно не умрешь. То количество чилтониума, которое я тебе вколол, в этом смысле не опаснее обычной инъекции.

– Прошу тебя, не называй его так. Еще не время.

Марк пожал плечами:

– Как хочешь. Слушай, а ты уверен, что справишься сам? Может быть, кому-нибудь стоит побыть рядом?

– Продержусь. Я отпросился на работе, запасся едой на месяц – хотя вряд ли все продлится так долго. Я могу даже не выходить из дома, пока мои глаза будут оставаться... не такими, как всегда. К тому же, если что-нибудь случится, я еще не забыл твой телефон.

Марк вывел меня из здания и сжал мое плечо, словно я внезапно превратился в человека с неким физическим увечьем.

– Просто будь осторожнее.

– Ладно. – Я вспомнил бессмысленное обещание, которое дал Карле.

Затем сел в машину и поехал домой.

Всю дорогу зрение оставалось в норме.

В полночь я отправился в постель. Подождал, не почувствую ли каких изменений в организме, но так ничего и не дождался.

Может быть, весь эксперимент – пустая трата времени?

Проснулся утром – перед глазами пятна. Похожи на бледную пелену или бесцветные облачка, лениво проплывающие перед глазами. Не прозрачные и не матовые. В отличие от обычных пятен перед глазами эти не имеют четких очертаний. Странное чувство – словно за ними ничего нет. Кажется, что пятна не состоят из вещества. Материализовавшись, они словно стерли нашу благословенную вселенную. Словно дыры в ткани времени и пространства, оставляющие за собой пустоту.