Я также различаю некоторые особенности топографии Луны.

Если все это не более чем галлюцинация, то она обладает чрезвычайной достоверностью и полнотой.

Впрочем, мой мозг больше не останавливают пределы Солнечной системы.

За последние сорок восемь часов я тщательно исследовал и почти непреднамеренно усилил свои новые чувства, пока не смог получать сигналы от объектов, находящихся от меня на расстоянии световых лет.

Говорят, что только в нашей галактике сотни миллиардов звезд.

Клянусь, я чувствую каждую из них.

Хотя не все так просто. Сигналы нагромождаются друг на друга и взаимодействуют, сливаясь и утрачивая свою индивидуальность. И все-таки я верю, что где-то в столпотворении гравитонов, затопляющих мою сетчатку, есть посланники от каждого солнца вселенной.

Пульсары, белые карлики, черные дыры, нейронные звезды, бинарные системы, переменные цефеиды – все они рывками тянут меня каждую минуту, во всех направлениях, как снизу, так и сверху.

О, эта тяга. Ужасающее притяжение делает мое новое чувство таким мучительным. Вообще-то притяжение зрению не свойственно – по крайней мере мне всегда казалось именно так, – несмотря на известную метафору о «притяжении взгляда». Однако изменения, произошедшие с моими глазами, неоспоримо доказывают, что гравитация ежедневно воздействует на каждого из нас.

Честно говоря, для нас это ничего не меняет. Всю предыдущую жизнь на меня падал этот гравитационный дождь, а я о нем даже не подозревал. Однако теперь новоприобретенная способность «видеть» гравитацию сделала меня гиперчувствительным к ее присутствию.

Кажется, будто тело разрывают беговые лошади, рвущиеся вперед в тысячах направлений, словно вселенная вознамерилась разорвать меня на атомы. Худшая из мигреней, то наплывающая, то снова отступающая.

Подозреваю, что мое психическое состояние сейчас крайне неустойчиво.

Впрочем, не в моих силах остановить все это.

Меня разрывали противоречивые чувства. Минуту назад, сжимая голову руками и пытаясь удержать слезы боли, я молился о том, чтобы чилтониум разложился, и порождаемый им эффект улетучился. В следующую минуту боль ушла, и я замер от восхищения перед неописуемым зрелищем – вселенная словно запуталась в мотке пряжи, сотканной гравитонами.

Я решил, что, раз уж не могу избавиться от этой способности, следует развить ее в полную силу.

Попытаюсь проникнуть за пределы нашей галактики.

Пока не получается, но я уверен, что сигналы, идущие из других галактик, спрятаны в той путанице ощущений, которую я пока не могу разобрать. Еще попытка.

Чуть позже. Едва живой от усталости, я немного поспал. И снова меня разбудил телефон, но сил подняться с кровати уже не осталось. Наверное, Марк или Карла. Надеюсь, они не заявятся сюда. Чувствую, что нахожусь на пороге величайшего открытия.

Надеюсь заставить себя хоть что-нибудь съесть...

Это случилось сегодня.

Я чувствую себя словно тот монах на старинной гравюре, проткнувший головой небесную сферу и узревший скрытую механику космоса.

Теперь я вижу другие галактики в виде плотных сгустков гравитации. Хорошо бы выяснить, как они группируются между собой – эти образцы абстрактного совершенства, образующие светящиеся пузыри в пенящейся вселенной, где пустот больше, чем вещества.

Мне кажется, что объекты, которые я ощущаю на самой окраине своих новых чувств, это квазары, странствующие на самом краю вселенной, в шестнадцати миллиардах световых лет от меня.

Я чувствую себя жонглером, пытающимся одновременно удержать в мозгу всю вселенную.

После этого триумфа я заставил себя поесть, только чтобы продолжить наблюдения.

Видите ли, есть еще кое-что. Кое в чем я еще не уверен. Это похоже на модулируемый пульс гравитации, идущий из определенного места.

Я должен на нем сконцентрироваться.

Кто-то стучит в дверь. Я велел им убираться. Испугался, что мои способности исчезнут до того, как я разгадаю эту последнюю загадку...

Убежден, что знаю ответ на вопрос о происхождении модулируемого пульса.

Это продукт разумного интеллекта.

Некая цивилизация, гораздо более продвинутая, чем наша, вызывая искусственные гравитационные волны, пытается найти равных по интеллекту существ.

Теперь я сосредоточен только на этом сигнале.

Чем дольше я его изучаю, тем больше, как мне кажется, понимаю его. Кажется, я уже воспринимаю сигнал на некоем клеточном уровне.

Не могу выразить словами, в чем заключен смысл послания.

Кстати, головные боли прошли.

Внутри меня происходят глобальные биологические изменения. Уверен, их причина – тот самый сигнал. Жалко, что я не могу посмотреть на себя в зеркало. Я не пил и не ел вот уже три дня, но чувствую себя превосходно. Самообман умирающего? Я уже ни в чем не уверен.

Не могу сдвинуться с места, даже если бы и захотел. К счастью, магнитофон стоит у постели и постоянно включен.

Мои новые способности и не думают рассеиваться, хотя чилтониум давно уже должен был разложиться. Полное понимание сигнала и неспособность передать суть послания человеческим языком.

Те, кто посылает сигнал, говорят со мной посредством гравитонов. Они зовут меня к себе. Они невероятно древние, хоть мы и являемся в каком-то смысле родственниками. Я понял это по их способности разрушать мою биологическую программу. Их мотивы описать невозможно – они за гранью добра и зла. Чувствую непреодолимое желание последовать их приглашению. Разве теперь я могу вернуться в старую жизнь?

Говорить больше не могу. Решил принять их приглашение и упасть в звездный колодец. О, они умеют уговаривать! Уверяют, что мое новое тело – с измененными кожными покровами и внутренними органами – вполне сможет перенести тяготы путешествия. Прощай, Марк. Прощай, Карла.

Гравитация зовет.

© Перевод. М. Клеветенко, 2006.

Комната обошлась Тейлору в двести тысяч песет в день. Несколько лет назад местные власти закрыли здание как непригодное для проживания. С тех пор в нем так и не удосужились сделать настоящий ремонт.

Комната гордо смотрела в единственное окно с видом на закопченную вентиляционную шахту – вытянутую коробку, наполненную звуками и запахами, с квадратом синего испанского неба наверху.

Теоретически в здании запрещалось готовить, но, увы, вздыхал толстый владелец гостиницы, хоть от этих плит только и жди пожара, сами подумайте, сеньор, что нам остается делать? Большинству постояльцев не по карману ходить по ресторанам – все деньги вложены в оплату дороги через пролив. Теперь все спят и видят, как бы перебраться в Африку, а мы помогаем по мере сил. Эх, были бы сами помоложе...

Как же, помогаешь, подумал Тейлор, свои карманы набивать ты помогаешь, старый лицемер, но вслух ничего не сказал.

Через окно вместе со средиземноморскими ароматами доносились обрывки музыки и разговоров, а тепловатый бриз вяло шевелил грязный белый тюль. Словно старуха перебирала остатки материи на распродаже.

Тейлор, наполовину в тени, лежал на узкой кровати с торчащими пружинами. Он так и не снял измятого льняного костюма. Взгляд упирался в отставшие от стены обои. Когда-то давно штукатурка треснула и прорвала пеструю бумагу, извергнувшись водопадом меловой лавы. Тейлор вспомнил белые известковые пласты под Ла-Маншем, такие удобные для прохождения. Как там работа? Уже хватились его? Удивляются, наверное, что он так внезапно бросил почти законченный проект. Хотя вряд ли, всем наплевать.