Суон понимал, что это своего рода знак внимания. Впрочем, интерес к его особе проявляли все. Люди, ответственные за его будущее, старались делать это ненавязчиво, и все равно их стараниями он оказался в окружении разного рода менторов и покровителей.

Суон старался не воспринимать Тони как надзирателя или стража. К своему великому облегчению, он вскоре обнаружил, что характер у Тони покладистый, и потому его можно считать чем-то вроде доброго наставника, если даже не друга.

Отношение к нему других товарищей по работе было определить не так легко.

Первые несколько недель, пока он входил в курс обязанностей, Суон старался об этом не задумываться.

Они с Тони тянули кабель. Целые мили нового кабеля. По всей видимости, это был какой-то специальный кабель, который втрое увеличивал проходимость сигнала. Суон толком так и не понял, благодаря каким физическим законам такое возможно, но, с другой стороны, зачем ему это знать? Главное – овладеть практической стороной дела. Инструменты, протоколы, коробки соединений и прочие примочки. На них он сосредоточил все свое внимание и вскоре с гордостью за самого себя сделал вывод, что схватывает все на лету, причем без особых усилий.

Физическая сторона его ежедневных трудов тоже была приятна. Карабкаться вверх и вниз по столбам, ползти по канавам и тоннелям, нырять в люки, тащить за собой катушки кабеля, вертеть баранку грузовика – все это было для него в новинку и доставляло немалое удовольствие.

Тони в отличие от него был в меньшем восторге. Сидя в грузовичке за очередной кружкой кофе, он то и дело говаривал:

– Господи, кажись, я слишком стар для такого напряга. Уснуть не могу – все тело ломит, повернуться с боку на бок больно. Хорошо, что ты оказался парень смекалистый. Никогда не думал, что скажу такое, но не могу дождаться, когда снова усядусь за стол в конторе.

Что касается Суона, то тяжелый физический труд имел на него совершенно иной эффект. Каждый раз после ставшего уже привычным вечернего ритуала – безмолвный ужин, телевизор и краткий обмен ничего не значащими фразами с Эммой – он моментально вырубался, проваливаясь в сон – крепкий, без сновидений.

Часть его обязанностей заключалась в работе с клиентами. Входить в чужие офисы и дома, иметь дело с совершенно незнакомыми людьми – это было для него в новинку и потому давалось нелегко. Поначалу он заикался и переминался с ноги на ногу. Бланки, которые приходилось заполнять, сбивали с толку, и тогда ему на выручку приходил Тони.

Спустя какое-то время Глен освоился и с этой работой. А однажды удивился самому себе, обнаружив, что ему не терпится взяться за особо сложный заказ по установке оборудования, который, помимо всего прочего, требовал от него постоянного общения с хорошенькой женщиной, менеджером проекта.

Тони был доволен Суоном, в том числе и его умением работать с клиентами. Однажды, когда они вместе уходили с работы, он заметил:

– А ты гладко с ней говорил, парень. Не то эта бабенка прожужжала бы нам все уши про то, что мы якобы срываем график. Я бы однозначно так не сумел. Но ты смотри, не слишком высовывайся, не то начальство живо просечет твои таланты, и прежде, чем сам сумеешь сообразить что к чему, засадит тебя на весь день просиживать штаны за столом, как и меня.

Суон просиял. Он ощущал себя едва ли не закадычным другом Тони. По крайней мере он осмелел до такой степени, что на следующий день решился задать вопрос, который мучил его уже давно.

Тони как ни в чем не бывало приподнял свои холеные ручки.

– Эти грабли? Замена. Мои собственные ушли давно, во время несчастного случая, еще на старой работе. Я тогда малость зазевался и проворонил промышленного робота. Кстати, я один из первых, у кого все прижилось. В ту пору пересадку надо было успеть провести в первые же двадцать четыре часа и чтобы донор подходил по черт знает скольким показателям – теперь этим уже не забивают головы. В общем, обстоятельства сложились так, что я либо вынужден был согласиться на то, что мне предлагают, либо мне вообще ничего не светило. – Тони на мгновение задумался. – Эта женщина погибла в автокатастрофе, как раз когда я лежал на больничной койке. Голова в лепешку, зато руки остались целы. Я до сих пор изредка навещаю ее родителей.

Суон не знал, что на это сказать, и потому промолчал.

– В принципе ничего особенного, – произнес наконец его собеседник. – Сейчас могут заменить все что угодно.

Это произошло в течение последующих восьми месяцев, причем как и когда, Суон не взялся бы определить.

Но постепенно – причем на довольно глубоком уровне сознания – он действительно стал тем, кем ему полагалось быть.

Как в собственных глазах, так и в глазах своей новой семьи.

Причиной же тому было не что иное, как ежедневная рутина, ежечасное воплощение в жизнь предписанной государством лжи во благо общества. И нескончаемое притворство постепенно приняло вид реальности. Под тяжкой ношей неизбежных ежедневных обязанностей, повторенных сотни раз ритуалов, принятия тысячи мелких домашних решений, реальность стала почти неотличима от вымысла.

Надо отдать Суону и Эмме должное – они сделали все для того, чтобы стать ближе, чтобы заполнить пустоту, что царила, пусть даже по разным причинам, в душе каждого из них, и потому были рады всему, что могло заполнить ее.

Путь к этому лежал через тысячу самых ничтожных мелочей.

У Суона почти не было собственной одежды, так что ему не оставалось ничего другого, как воспользоваться гардеробом своего предшественника. На его счастье, вещи пришлись ему впору – не иначе, как Комиссия по Ренормализации учла и такой факт.

Билли нравилось лепить всякую всячину из специальной мнемоглины. Суон вскоре обнаружил у себя способности к лепке, что подарило ему возможность проводить в обществе мальчика больше времени.

Его свояченица Салли, кажется, преодолела первоначальное сдержанное отношение к нему и теперь наведывалась в гости вместе с мужем по имени Эл и двумя дочерьми – Мелиндой и Мишель. Обе семьи часто проводили время месте – ходили в кино, ездили на пикники, на пляж, в парк, чтобы покататься на каруселях. Судя по всему, новости, которые новые близкие Суона сообщали в письмах своим родственникам, звучали вполне оптимистично. По крайней мере большое семейное сборище, какое каждый год устраивалось на День Труда, решили не отменять, несмотря на довольно странное стечение обстоятельств.

Голова Суона шла кругом от того, что ему то и дело приходилось здороваться с новыми для него людьми, которых он знал только по фотографиям, от жары, от обильной пищи и выпитого пива. К концу дня он удостоился нескольких похвал от Эммы.

– Ты им понравился. Ты уже почти свой.

Эмма.

Она научила его водить машину. Они вместе ездили за покупками, на родительские собрания в детский сад к Билли, вместе проводили бесконечные часы перед экраном телевизора, сидя бок о бок на диване, затем держась за руки, а спустя какое-то время он уже обнимал ее за плечи.

Но каждую ночь, даже спустя год, Суон спал в своей постели, а она – в своей.

Суон несколько месяцев проработал в паре с одним парнем по имени Чарли Спраул. Чарли был молчун и настроен не слишком дружелюбно, не то что Тони, но Суон как мог пытался поддерживать с ним нормальные отношения.

Однажды во второй половине дня, когда Суон переодевался после работы, Чарли и пара других коллег пригласили его выпить. Предложение это явилось для него полной неожиданностью, однако он его принял.

– Я только позвоню домой, – сказал он.

– Зачем тебе это, – возразил Чарли. – Мы ненадолго.

На своих машинах они поехали в незнакомую для него часть городка. Бар оказался довольно затрапезной забегаловкой под названием «Сад». Единственное, что бросилось Суону в глаза, – это нацарапанные люминесцентной краской граффити на глухих, без окон стенах.