— Простите, но как же другие рабы? Что она с ними сотворила?

— Какие другие? Не было у нее никого до вас. Только Форос и крутился все вокруг неё. Обхаживал. А может, и добре, что его теперь тута нет. Ни к чему нам такой хозяин. Гордый уж очень. Какие ж другие гаремники? Это ж как и жениха иметь и гарем содержать? Так не бывает. Срам один. Марцелла ни за что бы не стала. Тут уж так заведено. Или жених один, или гарем держи. Так в Королевстве принято, а уж какие порядки в Империи, мне не ведомо. Ох и заболтал ты меня парень. У меня ж тесто перестояло, поди-ка. Держи вот кормилицу нашу. Клотильдой ее кличут. И чтоб не обижал. А то знаю я вас. Как молоко пить, так все горазды, а как чистоту корове навести, так беда одна с вами, с мужиками. Ежели что с коровой сотворите, так я сама вас огрею, так и знай. У хозяйки разрешения и спрашивать не стану. И эльфу передай. Чуть что сотворит с моей радостью — все его длинные ухи пооборву. К обеду вернусь — проверю как тут моя лапушка поживает, да подою ёе, кормилицу.

Я перехватил верёвку, за которую держала корову Марфа. Словоохотливая кухарка ушла, оставив нас наедине. Мирэль явно не торопился спускаться. Корова принюхалась к моему животу, обдувая меня горячим дыханием. Внимательно посмотрела на мои штаны и натурально заорала мне в лицо. Уши слегка заложило. После чего, невзирая на небольшую, на её взгляд, помеху на другом конце веревки, корова пошла к пруду. Я было, хотел её остановить, но скоро понял, что направление-то она выбрала верное и не стал препятствовать. С лестницы неторопливо спускался Мирэль. Корова, тем временем, всё ускорялась. Мы миновали пруд и побежали к веревкам с бельём. За нами нёсся Мирэль. Кое-как вдвоём нам удалось остановить этого рогатого монстра. Клотильда взревела и уставилась на Мирэля. Тот попятился. Так мы и дошли до пруда. Эльф вошёл в воду. Корова за ним. Каким-то неуловимым движением она высунула фиолетовый язык невероятной длины и лизнула эльфа в щёку. Он не догадался увернуться. Я-то знал, что нельзя давать корове себя лизать, если не хочешь остаться без верхнего слоя кожи, а он нет. Корова не лошадь, у нее язык хуже кошачьего. Мирэль взвыл. Корова наступала. Я не мог её удержать. Наконец, хитрое животное решило, что дальше будет слишком глубоко и замерла. Я перебросил верёвку эльфу и пошел за шампунями. Намылить её удалось довольно быстро. А вот смывать с себя шампунь она не дала. И резвой ланью начала бегать вокруг пруда. Клочья пены летели вокруг нас. Внушительное вымя подпрыгивало, словно грозясь вот-вот оторваться. Корова начала задирать хвост. Дурной знак. Значит, сейчас ей будет совсем весело. Повезло, она увидела перед собой эльфа, ускорилась, зажала беднягу у стены дома и с упоением начала нализывать косу несчастного. Я рванул за водой. Пока стоит, хоть ополосну от шампуня. К приходу Марфы корову мы домыли. Остался грязным только хвост. Точнее, кисточка на нём. Эта добрейшая женщина обрадовалась чистой корове и отпустила нас помыться и пообедать на целый час. Сокровище в женском обличии. Корова шла за ней как маленькая комнатная собачонка. Чудеса. Дома быстро приняли душ и пообедали. Начали внимательно осматривать себя. Хозяйка велела остаться в целости и сохранности. Вопрос — зачем? Щека, пострадавшая от языка коровы, у Мирэля уже восстановилась. Хвала эльфийской регенерации. Мои синяки под брюками было не видно. Вот руки пострадали значительно у обоих. Кожа оказалась стёрта, почти сбрита веревкой. Как назло, стоило нам только закончить с подсчётом ссадин, домой вошла Марцелла. Велела есть фрукты. Вот зачем ей это понадобилось, в принципе, и конкретно сейчас, в частности? Предложила эльфу гроздь винограда. Стоит ему лишь протянуть руку, и она увидит прямое нарушение её же приказа — разодранные ладони. Чёрт! Что же делать? Мирэль выкрутился. Правда, как выкрутился. Я не смог отвести взгляда от этого действия. Впрочем, в нашем новом статусе, почему бы и нет? Должно быть, мы упускаем что-то важное в наших новых ролях. А ведьме, похоже, понравилось. Предложила и меня накормить из руки. Ну уж нет! У меня ещё осталась капля достоинства. Успел сцапать яблоко так, чтобы она ничего не заметила. Уф. Кажется, отделались от нее. Из головы не выходят слова Марфы. Неужели это может оказаться правдой? Но как это соотнести со словами Эрхана? Уж явно, он первый приспешник ведьмы, её правая рука. Должен знать правду. Да и не похоже, чтобы он соврал про тот отряд, что загубила ведьма. А с другой стороны, кому как не кухарке знать всё о том, что творится в доме? Да и выглядит она сама вполне довольной жизнью. Хотя, она женщина добрая. Вон, нам дала передохнуть и поесть.

Если б ведьма лютовала в доме, вряд ли бы это радовало Марфу. И уж всяко она бы об этом знала доподлинно. От таких дам ничего не укроешь в секрете. Пока что ведьма о нас заботится очень хорошо. Слишком даже. Подозрительно это очень. Вообще ничего не понятно. Хорошо бы успеть поговорить с Мирэлем так, чтобы никто не услышал. Пулей вылетели во двор, чтобы не опоздать к Марфе. Рядом сней стоял высокий худощавый парень лет пятнадцати и держал в руке, судя по всему, тяжелое ведро молока, сверху туго затянутое марлей.

— Доброго вам дня, господин, — поздоровались мы с ним почти синхронно.

— Добрый день.

— Это ж племянник мой, Тимофей. Какой он господин? Не дорос еще. Даром, что вверх вымахал. Работничек. Вона за коровой ходит, да по дому работу всякую делает. Ну, добре, парни. Домывайте нашу красавишну. Пока справляетесь. Тимофей ей сена принес, трава-то здесь суховата, пускай сено жрёт. Не мешайте скотинке кушать.

Монстра насыщалась. Чавкая, поддевая кучу сена рогом, она выискивала лучшие травинки. Это ж сколько она молока даёт? Если парень после одной дойки под весом ведра гнётся. Чудеса, да и только. Одно слово, хозяйка скотины — ведьма. Темнеет, смеркается. Ведьма обещала, что кто-то придет с Земли. Её родного мира. Велела молчать. Почему бы и нет. Несложно.

Глава 49

Всем домашним я велела разойтись по комнатам. Уже стемнело. Переоделась в коротенькое чёрное платье с кроссовками. Эльф и варвар ждут во дворе с этой скотиной. Измотала она их за день. Ну да ладно, не маленькие. Мы подростками, бывало, на конюшне и сутками шагали какую-нибудь несчастную лошадь. Заболеет, и шагаем. И остановиться нельзя. Ни нам, ни лошади. Иначе любимице смерть. Бывало. Самый страшный момент в жизни конника. И имя ему — колики. Когда у лошади проблемы с пищеварением. Ветеринар то одно уколет, то другое, то вольёт что-то. А мы, подростки, шагаем. Лошади больно, а остановиться ей нельзя, пока всё не наладится. Иначе помереть может. Вспомнилось, так сразу на душе страшно стало. Переживаю. Как бы сейчас с ветеринаром ничего не сорвалось. Выложила на стол кисть винограда на красивом блюде. Поставила два изящных фужера, кувшин с вином. Жду. Звонок.

— Мы подъезжаем, встречайте.

Бегу к Айне. Прошу помочь. Ветеринар едет не один. Пускай бы эта кошечка помощника задержала. Айна — умничка, успела натянуть красивое простое платье с глубоким декольте. И изящные туфельки. Прошу ни о чём не спрашивать, ничего не рассказывать. Восторженно слушать и кивать головой. Спешно ставлю ещё два бокала. Распустила ей волосы, побежала встречать. Трава холодит голые щиколотки. Стрекочут цикады, не рано ли для них? Громко вскрикнула какая-то ночная птаха. Темно. Не видно ничего кругом. Тишина и темнота, лишь окна дома светятся желтыми манящими огнями. Обещая тепло и уют. Вдруг где-то вдали слышу едва различимый шум мотора. Будто бы крадётся большая кошка. Невольно вспоминаю Айну. Хороша кошечка. Заворожит любого. Не то, что ветеринара. А уж мы вдвоём! Оранжевый свет фар озаряет дорогу. Вырывает из плотной темноты корявые, чёрные в свете фар, ветви яблонь, те тянутся к машине, пытаются коварно ухватить, остановить, на худой конец, оцарапать. Показываю, где припарковаться. Тормозят. Гасят фары. Вдох, выдох. Улыбка на лице. Маню глазами, чувствую, как включается во мне ведьмина чаровная сила. Выходят. Двое мужчин. Один, с которым разговаривала — постарше, второй — ещё совсем юноша, видимо после института только-только, возраста оборотницы. Он за рулём. Отлично. Улыбаюсь, здороваясь, приглашаю в дом. Идут. Мальчишка поумней, поосторожней. Нет-нет, да обернется. Иду, заманиваю в свое логово.