Потрепавшись с полчаса, забрал у него заготовку для турника вместе с буром и на этот раз вернулся в поместье Василисы Егоровны без приключений. Строительство турника заняло у меня целый день.

Для начала испросил разрешения у хозяйки забрать для своих нужд пару еловых бревнышек из штабеля за одним из сараев. Много разного рода пиломатериалов осталось после прошедших год назад ремонтных работ избы и хозяйственных строений. Заодно определился с участком для моего будущего спортивного городка.

— Да где хошь, там и строй, токо, чтоб не мешал телеге проезжать, да воду таскать. А бревна любые бери, все одно на дрова хотела пустить, одно удерживало, что не береза — ель, а так давно бы попросила мужиков попилить на чурбаки, да поколоть, — разрешила добрая старушка.

Принял решение строить турник в глубине двора недалеко от забора. Для этого сначала пробурил две ямы глубиной полтора метра. Лопатой основательно расширил диаметр отверстий, грунт вытаскивал посредством того же бура. После чего еще углубился в землю сантиметров на тридцать. Умаялся, разумеется, но не так сильно, если бы копал лопатой.

Выбрал и притащил два ровных четырехметровых бревна диаметром сантиметров по пятнадцать. Очистил стволы от остатков коры, нижнюю часть хорошенько промазал дегтем, коего в одном из сараев обнаружилось примерно половина столитровой бочки. Зачем Егоровне столько его, ума не приложу. Перед тем, как обмазать концы бревен хорошенько опалил их на костре, чтобы всякую заразу изничтожить. После обмазки обмотал кусками бересты, которую заготовил заранее.

В верхней части каждого бревна просверлил сквозное диаметральное отверстие. Работал кривой загогулиной, именуемой коловорот с цанговым зажимом сверла. Перьевое сверло диаметром миллиметров тридцать, нашлось в упомянутом выше деревянном ящике, оставленном неведомым работягой. Начал сверлить и вспомнил бородатый анекдот про этот инструмент:

Муж приходит вечером с работы злой и недовольный:

- Марья, я Игнашку присылал, почему не дала ему коловорот?!

- Как не дала! — встрепенулась баба, — Дала в точности, как ты велел, только не коло ворот, там холодно и народ ходит, а в сарае.

Не знаю почему, но незамысловатый и, в общем-то несмешной, анекдот меня сейчас здорово позабавил. Вращаю ручку этого самого «коло ворота», мысленно смакую жизненную ситуацию и ржу во весь голос как конь педальный. В таких случаях говорят: «смешинка в рот попала».

На мой задорный смех прискакал кот Сидор и поинтересовался, по какому поводу кипеш. Все осмотрел, даже понюхал. Густой дегтярный запах не пришёлся по вкусу лохматому. Чихнул, осуждающе посмотрел на меня, мол, ничего такого смешного не усматриваю и мухой покинул территорию грандиозной стройки.

По готовности поместил бревна в предназначенные для них ямы. Забутил немного внизу и прикопал, чтобы стояли и не падали. Далее с помощью небольшой лестницы залез на верхотиуру, просунул в просверленные отверстия перекладину, установил массивные шайбы, сверху накрутил гайки, которые затянул заимствованным на время у кузнеца ключом не до упора. Первое бревно, забутил собранными в овраге обломками доломита и землей, все тщательно утрамбовывал толстым дрыном, не забывая постоянно контролировать вертикаль по отвесу. То же самое проделал со второй стойкой турника. Убедившись, что бревна не шатаются, затянул до упора обе гайки, таким образом, чтобы зубцы приваренных к грифу стопорных пластин до основания впились в древесину. Резьбовое соединение надежно законтрил дополнительными гайками. Всё, турник готов. От осознания грандиозности проделанного неожиданно для себя запел:

- Мы кузнецы, и дух наш молод,

Куем мы к счастию ключи!

Вздымайся выше, наш тяжкий молот,

В стальную грудь сильней стучи, стучи, стучи!

— Откель такая песня знатная, Андрюша? — подала голос с крыльца Егоровна. Я и не заметил, как, старушка вышла из дома. Клиентура что ль на сегодня закончилась? — И что это за конструляцию ты сварганил?

— Да я и не знаю эту песню, так куплет где-то подслушал. А насчет, как ты её называешь, «конструляции», я лучше покажу.

Ловко вскарабкавшись по одной из стоек, я повис на перекладине. Для начала пару раз подтянулся. Потом лихо изобразил подъем переворотом и выход силой на обе руки. Наконец сделал стойку на руках прям на перекладине и, отправив тело в свободный полет, крутанул несколько раз солнышко. Прямо самого жуть берет, каким сильным и ловким я стал в последнее время, разумеется, для своего возраста. Хотя вряд ли в ближайших окрестностях сыщется кто-либо, способный повторить то, что я только что продемонстрировал на глазах испуганной и одновременно восхищенной бабушки. Чтобы не нервировать Егоровну, соскоком сальто делать не стал, просто повис, а потом спрыгнул с турника.

— Ловко, — немного успокоившись, молвила пожилая женщина, — совсем как мой Васенька. Токо тот в седле всякие чудеса показывал, то на полном скаку через брюхо лошадки снизу пролезет, то прям ногами встанет ей на спину, да еще коленца выдаст. Лихой мущина был супружник мой покойный Василий Дормидонтович Третьяков. — И тут же снова разволновалась, даже слезу пустила.

Интересно. Раньше Егоровна при мне ни разу не упоминала ни о каких мужьях. Похоже, своей лихостью я пробудил у неё какие-то очень потаенные личные воспоминания.

Подойдя к старушке, я нежно приобнял её.

— Расскажи, мне интересно, может и тебе полегчает.

Василиса Егоровна села на ступеньку крыльца. Я пристроился напротив, прямо на земле, чтобы видеть лицо женщины.

— Я уже как-то упоминала, Андрюша, что родом не из этих мест. Мой отец Егор Матвеевич Тарханов был в свое время знатным казаком. В двадцать три года из похода в Персию привез полонянку красавицу девицу княжеских кровей. Обженились по христианскому обряду. А куды ж деваться мамке моей? Была Митра стала Мария — делов-то крестик надеть. Деток завели, я родилась третьей опосля двух братов, потом были еще сестра и брат. Дослужился мой батя до есаула, но в тридцать пять лет был вынужден по ранению уйти в отставку. Мущиной оказался оборотистым хозяйственным, завел на Каспии рыболовецкую артель, разбогател. Нас воспитывал в строгости. Образование дал не токо парням, но и девкам. Помимо грамматики, арифметики, географии и прочим премудростям я даже на фортепианах играть обучена, танцам всяким и политесам. А еще в двенадцать у меня целительский дар открылся, от мамы в наследство перепала толика. Токо у ей он посильнее был, могла изгонять хвори даже рукоположением. У меня так не получается, причину недомогания вижу, но лечу токо снадобьями всякими, молитвой, да заговорами. Когда мне исполнилось шестнадцать, в нашей станице оказалась проездом группа имперских офицеров. Пару дней погостили в доме моего отца. Вот тогда я и познакомилась с будущим супружником моим Василием Дормидонтовичем Третьяковым. Видный был мущина, статный и на лицо пригож, к тому же дворянских кровей. Да и я была девчонкой красивой, кровь с молоком. Это сейчас я согбенная старуха с лицом, что печеное яблоко…

— Полно те, Егоровна! Не гневи бога! — вполне натурально возмутился я. — Ты у нас женщина хоть куда! Захочешь, завтра жениха сыщем.

На мой незамысловатый комплимент старушка лишь улыбнулась.

— Молодой, а женшине угодить могёшь. Не, не нать мне никаких женихов, стара я для энтих забав. — После чего продолжила свой рассказ: — Короче, полюбили мы друг друга. Вася сговорился с батей, что на обратном пути из похода обвенчается со мной чин чином и увезет в свое имение. Через полгода кумпания закончилась, мой сокол вернулся и забрал меня в боровецкие края. Тут ему окрест богато землицы принадлежало. Сдавал в аренду крестьянам, с того приличный доход имел. Жили в селе Красном, ажно два года любились аки голуби небесные. Я всё никак не могла зачать ребеночка. А когда я наконец понесла, мово Васечку призвали на войну с неугомонными свеями. Через три месяца пришла на него похоронка, мол, ваш муж пал смертью храбрых во время штурма какого-то там города. Вот тут со мной приключился нервический срыв. Не смогла выносить сыночка нашего, выкидыш на четвертом месяце беременности случился. Впрочем, тебе по младости лет знать об этом не полагается. Короче, расстроилась я, тосковала сильно. Даже подумывала руки на себя наложить. Грех, конечно, но тогда была посчитай что и без ума. Благо отец Дементий приходской священник нашел слова, чтобы от греха отвадить, дескать, мой Вася на Небесах, как воин, павший за Веру, Царя и Отечество, и ежели я совершу грех самоубийства, мы с ним никогда не встретимся опосля смерти. Через два месяца в Красном объявился родной брат мово супруга Викентий Дормидонтович Третьяков. По закону именно он становился наследником всего движимого и недвижимого имущества покойного, а мне, как вдове полагалась годовая рента в размере трех тысяч рублёв серебром. Деньги немалые, вполне могла бы на них жить вольготно ажно в самой столице. Однако я решила по-другому. Попросила Викешу выделить мне небольшой кусок землицы и домик, где я могла бы в тишине, покое и молитвах провести остаток отведенных Господом дней. Деверь пошел мне навстречу, отписал в моё вечное пользование это поместье, к тому же, каждый год присылает по пятьсот рублёв денежного вспоможения. Так и жила в одиночестве почти полвека, с нетерпением ждала, когда же смерть наконец-то явится за мной. Но вот появился ты у меня и помирать как-то расхотелось. — В конце своей, в общем-то, незамысловатой истории глаза старушки наполнились слезами. Расчувствовавшись Василиса Егоровна захлюпала носом, и чтобы не смущать ребенка, удалилась в избу.