— Все, Егоровна, надо бы из раковины перловицы сделать заплатку. Сейчас слетаю на реку. — Посмотрев в недоверчивые глаза женщины, я снял повязку с лица и улыбнувшись устало сказал: — Не волнуйся, под черепушкой у пациента теперь всё чисто. Жить будет долго и счастливо. Нужно поскорее закрыть отверстие, чтобы грязь ненароком не попала внутрь. Ты пока щипчики для колки сахара кинь в спирт.

Вскоре я притащил с реки с десяток ракушек погибших перловиц. Выбрал со стенками потолще, пропарил в кипятке, хорошенько отчистил и с помощью щипчиков изготовил кругляш необходимого диаметра. Работал неторопливо, аккуратно откусывая мелкие кусочки. Полученную заготовку продезинфицировал в спирту и наконец закрыл ею отверстие. Не перестаю сам себе удивляться. Вроде бы всё делал на глазок, однако самодельный имплант четко враспор закрыл отверстие. Проконтролировал новым чудесным зрением внутричерепное пространство на предмет попадания туда грязи и какой иной инфекции. Вроде бы всё чисто. Даже удивительно, такие операции на моей Земле проводятся в условиях абсолютной стерильности. А тут обычная изба, а результат ошеломительный. Что-то мне подсказывало, что через неделю-другую кость черепа надежно схватится с заплаткой и станет единым целым, лишь бы не бередили рану и не сместили до полного приживления. Чтобы этого не случилось, надежно, но не туго связал руки за спиной так и не пошедшему с сознание мужику. Затем, обратился к ассистентке:

— Ну всё Егоровна, зашивай. — Пока хозяйка возилась с раной, я на листе бумаги изобразил что-то наподобие еврейской кипы, только с ленточными завязками под нижнюю челюсть. Когда лекарка закончила свои манипуляции с изогнутой иглой, показал ей рукой на лежащий на столе лист со словами: — Когда мужики приедут забирать больного, скажешь, что тот побудет какое-то время у тебя. А этот листок им отдашь. Пусть к кузнецу какому обратятся. Будет носить до полного приживления заплатки к черепной кости. А пока пусть полежит со связанными руками, рану почесать захочет и все наши с тобой труды пойдут, как ты метко выражаешься: «козе в трещину».

— Тебе по младости лет, таких выражениев знать не полагается! — сердито сказала целительница.

— Дык стены тонкие, слышно, когда громко ругают нерадивых пациентов, — изобразив на физиономии смущение, я потупил глазки.

— Ладно, опосля ужина разговор к тебе сурьезный имеется.

Дружно прибрали образовавшийся бардак в приемном покое. Мужика вдобавок к связанным рукам хорошенько привязали к топчану, чтобы не грохнулся ненароком и не наделал дел. Я промыл и отнес столярный инструмент обратно в сарай. Потом искупался в Протве, тщательно оттерев руки песком, а потом и весь помылся мылом с мочалкой. Вроде бы во время операции брезгливости не ощущал, теперь накатило, впору блевануть от одних лишь воспоминаний о проделанном. Можно было бы и баньку растопить, но, откровенно говоря, устал как загнанная лошадь. Сейчас бы плотно поесть, да в люлю к сисястым бабам. Чёрт, ну что это со мной, неужели любовь к арбузам в лифчике мне перепала от реципиента?

Поснедали весьма добротно. Гречневую кашу с мясом и всякие рыбные копчености и блины с пылу с жару, запил квасом с ледника. Потом еще по чашечке хорошего индийского чая с медом выпили. Аж лицо испариной покрылось, а брюхо раздалось, что у той беременной бабы.

После ужина, как и обещала, целительница завела откровенный разговор, но не дома. Для этого мы с ней вышли на свежий воздух во двор.

— Ты Андрюшенька, таперича у нас одаренный.

— Да понял я это, Егоровна. Только Дар мне достался какой-то непонятный. Лучше бы огнешары метать или молниями кидаться в супостатов. А это вообще не поймешь что.

— Типун тебе на язык! — грозно прошипела старушка, — Моланьи ему подавай! Ишь громовержец нашелся! Аника-воин! Да будет тебе ведомо, мой мальчик, у тебя Дар, всем Дарам Дар. О таком я давненько не слыхивала. Огнеметчиков, громовержцев, метереологов, целителей и прочих чародеев у нас пруд пруди. А вот Ведуна, зрящего в суть вещей, днем с огнем не сыскать. Впрочем, что я тебе баю, сам скоро поймешь, какой подарок тебе достался от Господа нашего. — На мгновение она замолчала, затем понизив громкость голоса, будто нас кто-то мог подслушать, едва не одними губами прошептала: — Токо об этом не должон знать ни один человек, ну окромя меня, конечно. С таким Даром на тебя непременно пожелает наложить лапу какой-нить боярин или сам царь батюшка. Посадють в золотую клетку, оженят на ком ни попадя и до скончания веку будешь вкалывать на их аки пчелка подневольная. Так-то мой мальчик. Насчет меня, не сумлевайся, огнем жечь станут, руки-ноги выворачивать, ни слова, ни полслова из меня не вытянут. Короче, языком ни перед кем не трепи, спросют насчет Дара, скажешь, нет такого, тем более он у тебя неявный, не как у этих огнеметателей. А коль деваться будет некуда, сошлешься на слабые способности целителя, мол от мамки с папкой перепало. Всё понял?

— Так точно, Василиса Егоровна! Буду нем как рыба об лёд.

Улегшись в кровать, думал засну сразу. Не тут-то было. Набежали всякие мысли и застучали по темечку. Всё из головы не выходили слова, сказанные многоопытной женщиной. Потом привязанный к лежаку мужик оклемался и какое-то время они хоть и негромко, но навязчиво общались с Егоровной. Наконец наступила тишина, кажется, бабушка дала ему какого успокаивающего снадобья. Однако заснуть всё никак не удавалось, перед глазами стоял извлеченный из головы пациента омерзительный ком нездоровой плоти. Не заметил в какой момент усталость меня все-таки сморила. Уснул, будто в темный омут провалился.

Вычислить путь звезды

И развести сады,

И укротить тайфун -

Все может магия.

Л. П. Дербенёв.

Утром следующего дня я проснулся со свежей головой. Егоровна, как обычно, что-то готовила на керосинке, кажется, омлет, а еще пирожками пахнет. Не, с этим нужно что-то делать. Меня хоть и отгородили занавеской, но от звуков и запахов никуда не деться. Нужно строить новый дом просторный об двух этажах, желательно из кирпича, с широкими панорамными окнами и чтоб приемный покой был в отдельной пристройке, а не за хлипкой стеночкой, чтобы всякие мужики не мешали спать своими стонами. Ага, новый дом — это хорошо. А денег где взять на него? Ну не трясти же хозяйку. Знаю, у неё денежки имеются в банке на счету и, если бы хотела, давно отгрохала бы себе новую домину, достойную высокого звания, пусть и не столбовой, но все-таки дворянки. Однако даже подступаться к ней с этим вопросом с моей стороны будет верхом неприличия — без году неделя числюсь воспитанником, а уже запросы, как у матерого барчука. Ладно, насчет дома будем думать. Может, как Дядя Федор со товарищи взять тележку, лопату и айда в лес за кладом. Хе-хе-хе! Мечты, мечты…

Долго валяться в постели не стал. Поздоровался с доброй старушкой и рванул во двор для отправления утренних надобностей. Перед разминкой не удержался, навестил больного. Тот спал себе преспокойно, мерно посапывая. Подчиняясь какому-то внутреннему порыву, я положил руку на замотанную бинтами голову в зоне оперативного вмешательства. В мозгу у меня что-то перещелкнуло, я вновь перешел на то загадочное восприятие, коим как-то уж очень обыденно пользовался вчера, совершенно не задумываясь, как это у меня получается. Сканирование (блин, я теперь живой сканер! кто бы мог подумать?!) показало, что никакая инфекция внутрь головы не проникла.

Заплатка еще не начала прирастать к черепу. Ну это нормально, скоро сказка сказывается, кости растут намного медленнее. А может… Я повнимательнее посмотрел в особом зрении на свою руку. И увидел её будто в рентгеновских лучах, только в цвете. Полупрозрачная плоть, более плотные кости, ярко алеют кровеносные сосуды.

Так… А, это что? Густая сеть, состоящая из тончайших линий, мерцающая голубыми всполохами. Ага, сообразил — это нервные волокна, а частые всполохи — электрические сигналы, отправляемые моему головному мозгу и обратно. Вот, пошевелил пальцами, всё тут же заискрилось и стало пульсировать призрачным синим цветом.