– Что-то вроде: «Мисс Трент, будьте любезны отлипнуть от меня». И тут мне показалось, что Кларисса сейчас упадет в обморок. Правда, потом она всем говорила, что сама отшила его. Как бы там ни было, тогда она выбежала из зала и с тех пор никто ее не видел. Полагаю, теперь она проведет не менее месяца в сельской глуши, а потом вернется назад, чтобы запустить коготки в герцога Стэнтона.

– Но ему далеко за шестьдесят! – в недоумении воскликнул Нед.

– И к тому же он трижды вдовец, – торжествующе добавила Эмма.

– Вы не знаете Клариссу. – Белл вздохнула. – Эта дура вбила себе в голову, что хочет выйти за герцога. Эшборн стал ее первой целью, но сомневаюсь, что теперь Кларисса сдалась. Она хочет получить титул во что бы то ни стало, и получить его немедленно. Если ей не удастся выйти за герцога, помяните мое слово, она откроет охоту на маркизов и графов. И. тогда, Нед, держись!

– Но я всего лишь виконт.

– Не будь таким тупицей: когда-нибудь ты станешь графом, и Кларисса это знает.

– Да, но теперь я тоже про нее кое-что знаю и стану избегать ее всеми силами.

– Следовательно, – объявила Эмма, – ты мне обязан. Кстати, ты все еще сох бы по ней, если бы я не послала тебе фальшивую любовную записку.

При напоминании о том, что он у Эммы в долгу, Нед поморщился.

– Как ни неприятно это признавать, но, похоже, ты права. Только не вздумай снова вмешиваться в мои дела.

– Что ты, что ты, я даже и не помышляю об этом! – воскликнула Эмма с притворным возмущением. – Ладно, нам пора отправляться. – Она поднялась.

Как бы в ответ на ее слова в комнату впорхнула Кэролайн. Она была одета в платье цвета синей полуночи, удачно сочетавшееся с ослепительно-синими глазами, унаследованными обоими ее детьми. Каштановые волосы ее были зачесаны наверх, и она никак не выглядела матерью двух взрослых детей.

– Нам в самом деле пора, – подтвердила она.

Кэролайн оглядела комнату, и ее взгляд задержался на дочери.

– Арабелла Блайдон! – воскликнула она в ужасе. – Что, ради всего святого, ты на себя нацепила? Не припоминаю, чтобы я тебе разрешала носить платья со столь низким вырезом.

– Разве тебе не нравится? – невольно спросила Белл. – По-моему, этот фасон льстит моей внешности.

– Я сказал ей, что особо желающие сумеют увидеть ее прелести до самого пупа, – отчаянно пытался не расхохотаться Нед.

– Эдвард! – одернула его Кэролайн, а Эмма толкнула кузена в плечо ридикюлем. Кэролайн снова принялась отчитывать дочь: – Не знаю, о чем ты думаешь. Это платье может внушить мужчинам ложные надежды.

– Мама, теперь все носят такие платья.

– Все, кроме моей дочери. Откуда оно у тебя?

– Я купила его в магазине мадам Ламбер.

Кэролайн обернулась к племяннице и беспомощно развела руками:

– Эмма, тебе тоже следовало бы вести себя разумнее.

– Но я и правда считаю, что Белл платье очень идет. – Произнося эти слова, Эмма ничуть не кривила душой.

Кэролайн тут же повернулась к дочери.

– Ты сможешь его носить, когда выйдешь замуж, – решительно вынесла она свой вердикт.

– Но, мама! – запротестовала Белл.

– Нечего валить все на меня, – откликнулась Кэролайн. – Сейчас мы спросим у отца. Генри!

– Сейчас я упаду в обморок, – пробормотала Белл.

– Да, дорогая? – В комнату не спеша вошел Генри Блайдон, граф Уэрт, темно-каштановые волосы которого были щедро усеяны серебряными нитями. Тем не менее ему все еще был присущ тот дух элегантности и благодушия, который помог завоевать сердце Кэролайн четверть века назад.

Граф нежно улыбнулся жене, затем перевел взгляд на дочь.

– Белл, – сказал он строго, – ты почти голая.

– Ах так? Прекрасно! Я сейчас переоденусь! – Шурша оборками, Белл выбежала из комнаты.

– Ну вот, как ты видишь, это оказалось совсем нетрудно. – Генри посмотрел на жену и улыбнулся: – Жду тебя внизу.

Повернувшись, граф не оглядываясь направился к двери, и Кэролайн не мешкая последовала за ним.

– Могу я сопровождать тебя, дорогая? – спросил Нед у Эммы и тут же предложил ей руку.

– Разумеется, Эдвард.

Они начали спускаться вниз по лестнице, а вскоре их догнала Белл, которая уже ухитрилась молниеносно сменить платье.

Через пятнадцать минут вся семья была на пути к дому Линдуортов, а когда они прибыли, Белл, одетая теперь в розовый шелк, увлекла Эмму в сторону.

– Лучше тебе держаться подальше от мамы и папы, когда ты снимешь шаль, – посоветовала она.

– Мне ли этого не знать!

Эмма подождала, пока Генри и Кэролайн исчезнут из поля зрения, и только потом повернулась к Неду:

– Дорогой Эдвард, не поможешь ли ты мне снять шаль.

– Ну разумеется…

Нед ловко освободил Эмму от шали и передал шаль одному из лакеев Линдуортов.

– Послушай, – обратился он к кузине шепотом, – ты хоть сознаешь, что вырез твоего платья такой же глубокий, как у Белл?

– Разумеется. Мы купили наши платья одновременно. А теперь скажи: видишь ли ты меня всю до пупка? – спросила она дерзко.

– Даже опасаюсь взглянуть. Если Эшборн вдруг материализуется откуда-нибудь из тени, он свернет мне шею.

– Да ладно тебе! Джон Миллвуд. Пойдем поздороваемся с ним.

Эмма, Нед и Белл направились к Джону, и вскоре их уже трудно было различить в толпе гостей.

Герцог прибыл почти сразу после них, он, как обычно, мысленно негодовал, поскольку снова подверг себя пытке, посещая пышный лондонский бал. Такие вечера можно было терпеть только в надежде и без помех насладиться обществом Эммы; однако Эмму постоянно окружали поклонники, и это становилось чертовски раздражающим. Каждый день Алекс клялся себе покончить с нелепыми поисками Эммы и каждый раз испытывал непреодолимое желание ее видеть, ощущать ее аромат, прикасаться к ней. Разумеется, ему приходилось-таки снова облачаться в черный вечерний костюм и принимать участие в бесконечном круговороте приемов и вечеров.

При этом он дал себе обет не пытаться ее поцеловать. После того как в течение нескольких последних месяцев герцог видел Эмму почти каждый вечер, ему становилось все труднее не прикасаться к ней. Он запоминал каждое движение ее губ, каждую гримасу, и все равно каждый раз она удивляла его какой-нибудь новой улыбкой. Его тотчас же охватывало труднопреодолимое желание схватить ее в объятия и целовать, пока она не потеряет сознание. Алекс, просыпаясь среди ночи, сознавал, что грезит о ней, охваченный желанием.

Никакая другая женщина не могла утолить эту жажду. Алекс давно перестал видеться с любовницей, и она любезно сообщила ему, что нашла другого покровителя.

Сначала он старался сохранять дистанцию между Эммой и собой, чтобы дать ей время научиться доверять ему. Когда они начнут заниматься любовью, а герцог не сомневался, что это вскоре произойдет, он хотел, чтобы Эмма пришла к нему по доброй воле, желая только его одного. Он твердо знал, что она просыпается среди ночи, истомленная желанием.

– Эшборн!

Алекс обернулся и увидел Данфорда, пробиравшегося к нему сквозь толпу.

– Привет, дружище, рад, что ты сегодня здесь. Ты видел Эмму?

– Ради Бога, Эшборн, когда ты соберешься жениться на этой девочке? Сделай ее своей герцогиней и любуйся ею двадцать четыре часа в сутки.

– Хорошо, но я не уверен, что до этого дойдет. Ты ведь знаешь мое отношение к браку.

Данфорд недоверчиво поднял брови:

– Все равно когда-нибудь тебе придется жениться, и ты это отлично знаешь. Твой отец перевернется в могиле, если ваша семья утратит титул из-за отсутствия наследника.

Алекс поморщился:

– На крайний случай у нас есть Чарли. Хоть он и не Риджли, но все-таки приходится близким родственником моему отцу.

– Но все равно Эмма в какой-то момент выйдет замуж, и если ее мужем будешь не ты…

Алекс тут же попытался подавить охватившую его ярость: стоило лишь ему представить, что Эмма лежит в объятиях другого, как с ним происходило что-то совершенно невероятное.