По дороге домой они остановились в Эггесфорде, в отеле «Лис и гончие», выпить. Благодаря лицензии на рыбалку заурядный постоялый двор превратился в известный рыбацкий отель. Здесь останавливался сэр Джон, когда в сентябре приезжал на две недели на рыбалку в водах Хай-Грейндж.

Лили взяла бокал густого сладкого хереса – она любила его, а Гримстер – виски с содовой. Подняв стакан, он заметил хмурые морщинки между тщательно выщипанными бровями Лили. Она смотрела на перстень на его пальце.

– Вы не против? – спросил Гримстер. – Он ваш. Если не хотите – скажите.

Лили покачала головой:

– Я не против. Но зачем вам?..

– Я хочу, чтобы вы привыкли видеть его на моей руке. Как на руке Гарри. Если мы хотим что-то получить, я должен быть для вас как Гарри.

Тут Лили поставила бокал на длинную деревянную барную стойку и захохотала, трясясь всем телом, пока не взяла себя в руки.

– Ой, Джонни… Вы как Гарри!.. Да вы разные, как день и ночь!

Почему-то Гримстер почувствовал укол раздражения.

– Зря вы считаете, что только Гарри мог вас загипнотизировать. Помните, Лили, что это вы – единственная, что вы способны сделать это для того, к кому будете чувствовать доверие.

Лили коснулась его плеча.

– Все в порядке, Джонни. Вы знаете, что я хочу помочь. Я просто о том, что вы с Гарри… такие разные.

Однако после ужина помощи от Лили не было. Маленький поход в кино ее завел, кроме того, она зашла в бар перед ужином, а за столом пила вино. Лили пришла в смешливое, игривое настроение, в ее поведении впервые отражались более теплые отношения, которые она себе вообразила. Она хихикала, дразнила Гримстера, а когда он требовал от нее серьезности и сосредоточенности, сдерживалась только несколько минут и снова от абсурдности того, что Гримстер держит кольцо – сначала раскачивает на нитке, потом надевает на палец – разражалась смехом. В конце концов созданное ею ощущение смехотворности передалось и Гримстеру, и он решил на сегодня все прекратить. В своей спальне, перед сном, он подумал, что давить на Лили не нужно. Ее реакция в общем-то была вполне ожидаемой. Девушку смущала идея гипноза, и она прятала смущение, отказываясь воспринимать сеанс всерьез. Лили придет к этому, подумал Гримстер, но в свое время. Она принадлежала к типу, который Вольгеши в своей книге определил как «носителей наследственной психопассивной нервной конституции». Люди этого типа обычно великолепно реагируют на внушение гипнотизера. Однако в этот вечер Лили возвела барьер смеха и игривости – она рассказывала, что так же было в первый раз с Гарри, потому что глубоко внутри она не одобряла то, что называла копанием в чужих мозгах. Придется повторить путь Гарри, подумал Гримстер. И Лили нужно время, чтобы свыкнуться с идеей.

Наутро они повторили сеанс – снова безуспешно, хотя настроение Лили изменилось. Гримстер видел, как она хочет помочь, хочет изо всех сил. Днем сеанс прошел так же, и Гримстер почти решил на сегодня прекратить, но Лили сама после ужина предложила новый сеанс, привела Гримстера в свою комнату, лениво улеглась в кресле, и у Гримстера почти сразу получилось – не то Лили так устала от предыдущих попыток, что ей было несложно отключиться, не то, привыкнув к идее и приняв процесс, она готова была отдаться во власть Гримстера.

Такая трансформация на мгновение вызвала у Гримстера чувство если не паники, то серьезной ответственности. Он подался вперед в кресле, лицом к Лили, почти касаясь ее колен своими, и поднял кольцо большим и указательным пальцами правой руки; эмалевая птица оказалась перед глазами Лили, и Гримстер тут же понял, что впервые она смотрит именно на кольцо – а не на кольцо и на самого Гримстера.

Он поднял кольцо чуть выше – на уровень переносицы Лили – и отметил, как она следит глазами за кольцом, не двигая головой. Он поднял кольцо еще чуть выше, и ее глаза поднялись следом.

Гримстер заговорил, нежно и успокаивающе:

– Вы полностью доверяете мне, Лили. Вы хотите помочь мне и помочь себе. Вы знаете, что я хочу того же, чего хотел бы Гарри… Просто расслабьтесь. Позвольте себе уплыть…

Вспомнились строчки из книги Вольгеши. «Неподвижный взгляд вверх быстро утомляет, и пациенту придется моргнуть. Если теперь гипноскоп медленно и плавно опускать, глаза пациента последуют за ним и непроизвольно закроются». Это сейчас происходило с Лили. Ее веки пару раз дрогнули, а когда Гримстер начал опускать кольцо – гипноскоп, – глаза Лили следовали за ним, и веки закрылись. Сдерживая растущее возбуждение и следуя инструкциям из книги, Гримстер говорил тихо и спокойно. При этом он потянулся и включил магнитофон.

– Ваши веки тяжелеют. Они закрылись. Вы расслаблены. Вам хорошо. Через мгновение вы заснете, Лили. Но вы будете слышать меня и сможете отвечать.

Гримстер замолчал, глядя на Лили. Ее тело обмякло в кресле, ладони обхватили подлокотники, голова чуть наклонилась вперед. Гримстер протянул руку и мягко коснулся ее опущенных век; их легкое дрожание прекратилось. Убрав руку, он сказал:

– Спите, Лили. Спите.

Она чуть слышно вздохнула, и ее голова еще чуть наклонилась вперед, в неудобное положение. Гримстер обхватил ее голову пальцами и устроил на подголовнике кресла. Лили осталась в таком положении. И тут Гримстер на мгновение растерялся. Лили находилась целиком в его власти, готовая слушать и говорить, подчиняться ему, как раньше подчинялась Диллингу. Гримстер ощутил беспокойство. Он владел неизведанной силой, которую так не любила Лили… где-то глубоко внутри Гримстер тоже испытывал неприязнь к «копанию в человеческих мозгах», он чувствовал, что вступает туда, куда не собирался. Но это ощущение быстро прошло. В памяти Лили, там, куда даже она сама не могла проникнуть без гипноза, лежало то, что он должен знать, но сейчас – уверенный, что сможет повторить это состояние, если захочет, – он счел разумным не торопить Лили. Сам процесс должен стать для него столь же привычным, как для Диллинга, прежде чем можно будет подойти к дальним пределам ее скрытой памяти. Торопливость может разрушить новую связь. Нужно осваивать мастерство постепенно.

Гримстер мягко произнес:

– Лили, вы слышите меня?

Лили тут же отозвалась – голосом более низким и тихим, чем обычно:

– Да, я слышу вас.

Вспомнив, что Вольгеши советовал во время гипноза не прерывать поток слов и внушения, следить, чтобы предложения или вопросы лились непрерывно, Гримстер начал говорить с Лили, словно они вели обычную беседу.

– Лили, кто я? – спросил он.

– Вы Джонни. – В ее голосе не возникло никаких интонаций, которые позволили бы предположить, что это очевидный и ненужный вопрос.

– И вы знаете, что я не буду вам вредить или угрожать, да?

– Да, Джонни.

– И не буду просить делать или говорить то, что вам не понравится?

– Да, Джонни.

– Вы не против того, что, когда проснетесь, забудете все, о чем мы будем говорить?

– Нет, Джонни.

– Вы помните кольцо Гарри, – спросил Гримстер, – с эмалевым рисунком птицы?

– Да, Джонни.

– Вы помните, вчера я показал вам птицу и сказал, что это королек?

– Да, Джонни.

– Вы помните, что вам на секунду показалось, что слово «королек» что-то вам напомнило?

– Да, помню.

– Вы можете сказать сейчас, что именно? Что-то связанное с Гарри?

Неподвижная, запертая в гипнотическом сне, Лили произнесла ровным голосом:

– Это было связано с Гарри. В коттедже.

– Он говорил «королек» вам?

– Нет. Я спускалась по лестнице из спальни, а он говорил по телефону. Я не вслушивалась, но он сказал кому-то про «королька».

– Почему вы запомнили?

– Не знаю. Наверное, потому что это необычное слово.

– Вы спросили у Гарри, что оно значит?

– Нет. Он увидел меня на лестнице и махнул рукой, чтобы я ушла. Я поднялась наверх.

– И вы забыли об этом до сегодняшнего дня?

– Да, Джонни.

– Но вчера вы почти вспомнили, да?

– Наверное, да, Джонни.

Не зная пределов своих новых сил и не представляя, сколько Лили будет подчиняться, Гримстер не желал подвергать ее долгому стрессу и только спросил: