Когда записи кончились и Гримстер представил отчет – только факты, никаких догадок на этой стадии, – сэр Джон сказал:

– И у вас нет сомнений, что Диллинг ее гипнотизировал?

– Никаких.

– Очень мудреная предосторожность с его стороны.

– Такой он был человек. Я склонен думать, что это не столько предосторожность, сколько головоломка – у него было своеобразное чувство юмора. Обладать силой стереть реальный день из памяти мисс Стивенс и заменить фальшивым – это льстило его самолюбию.

Сэр Джон, допив портвейн, приступил к неторопливому процессу раскуривания сигареты.

– Вы без труда загипнотизировали ее. Очевидно, она легко внушаема. Почему же срабатывает блок, как только вы подходите к этому дню, реальному дню?

– Полагаю, Диллинг встроил под гипнозом какие-то инструкции.

– Например?

– Видимо, внушил, что, если даже кто-то загипнотизирует ее, она все равно не должна вспоминать настоящий день. А мог даже наложить на воспоминание категорический запрет.

– Такое возможно?

– Не знаю. Я не специалист в этом вопросе. В книге Вольгеши о таком не говорится. Впрочем, он пишет, что в случае крайне психопассивных типов – а мисс Стивенс из них – разумно дать установку, что только врач может их гипнотизировать. Это защита, в интересах пациента, и поэтому позволительна.

– Но очевидно, что Диллинг не давал такой команды, у вас же получилось.

– Или он внушил, что даже под гипнозом она может рассказывать правду о том дне только ему. Или он погрузил ее на такой уровень гипноза, что до реальной правды нельзя добраться, не погрузив ее снова на тот же уровень.

– Вы пробовали?

– Да. К сожалению, я не в силах определить степень погружения. В качестве догадки – я не достиг уровня, где действовал Диллинг.

– Почему?

– Потому что между ними были тесные эмоциональные и физические отношения, которые позволяли ему легко управлять Лили.

– Думаете, правда о том дне заперта в ее мозгу навсегда?

– Вряд ли, сэр Джон. Даже если бы Диллинг был в состоянии сформировать своего рода амнезию, все равно кто-то способен извлечь правду.

– Кто-то, но не вы?

– Похоже, так. В конце концов, я только любитель.

Сэр Джон аккуратно поместил сигарету точно на край пепельницы.

– На самом деле у меня такое чувство, что вам и начинать не стоило. Взбаламутили воду для эксперта…

Это был очевидный выговор, и Гримстер выслушал его молча.

– Полагаю, глубоким эмоциональным и физическим отношениям можно найти замену. Опытный практик, если обычные методы не дали результата, мог бы применить наркотики. Алкогольное и наркотическое опьянение – форма гипноза?

– Предположительно. Хотя я считал, что опьянение – потеря контроля над собой, а не добровольная передача управления другому.

Сэр Джон медленно поднял бровь – не на Гримстера, не на Коппельстоуна, а на весь мир вообще. Словно хотел показать, что все это несущественно. Он обратился к Коппельстоуну:

– Есть специалист на примете?

Коппельстоун двинул грузным телом в кресле, тоскуя, что графин с портвейном остался вне его досягаемости, и ответил:

– Своих нет. А стоит открыть шлюзы, мисс Стивенс может вылить море не подлежащей огласке информации.

– Очень живописно. Еще один пробел в деятельности Департамента. Почему мы ждем, когда появится нужда, чтобы начать искать специалиста, которого потом придется чистить и скоблить? Необходимо иметь в списке психиатра-консультанта, который понимает в клиническом гипнозе… Когда завтра вернетесь в Лондон, начните поиски. Может, кто-то есть в других отделах – не придется возиться с зачисткой, – но лучше бы у нас был свой. И еще – чтобы у него не было связей в Европе. Возиться с поляком или венгром слишком долго, а я хочу, чтобы дело завершилось быстро.

– Слушаюсь, – ответил Коппельстоун покорным голосом.

Гримстер вмешался:

– Значит, придется еще какое-то время держать мисс Стивенс тут. Она не обрадуется…

Сэр Джон ответил коротко:

– Развлекайте ее. Она – ваша проблема. Но я хочу, чтобы вы четко поняли: больше никаких гипнотических экспериментов. Мы найдем специалиста, хотя наверняка все это пустая трата времени. – Сэр Джон взглянул на Коппельстоуна: – Разыщите Крэнстона и распорядитесь, чтобы подготовил машину.

Коппельстоун удалился.

Сэр Джон аккуратно погладил грань на хрустальном горлышке графина с портвейном и помедлил, задержал пальцы, словно контакт был для него жизненно важен. Гримстер уже понял, что его пока не отпустят. Хотя они встречались нечасто, он чувствовал сэра Джона инстинктом, на уровне интуиции. Ощущал негасимую амбицию, собственную значимость, холодно носимую словно несминаемый костюм, тихий садизм, демонстрирующий работу уединенного и невероятно сложного ума. У сэра Джона почти не было мыслей простых, искренних, великодушных и щедрых. В противном случае он уже погиб бы или ушел в отставку задолго до того, как достиг нынешней должности, – тот особый мир, в котором он жил, отверг бы его как чужеродное тело. Выговор, приказ не работать больше над Лили (а могла быть благодарность и указание продолжать) – все это недостойные внимания мелочи. Гримстер понял, что с уходом Коппельстоуна сэр Джон получил нужную свободу, чтобы перейти к главному делу:

– Гаррисон все еще в Барнстейпле, как я понимаю?

– Насколько мне известно.

Сэр Джон шевельнулся в кресле.

– Я часто спорил сам с собой: должен ли я сам вам сообщить… Даже сейчас я не уверен, правильно ли поступаю. Собственно, я не стал бы этого делать, если бы не относился к вам с крайним вниманием, Гримстер. Вы ведь знаете, что Департамент не оставляет места для недосказнностей?

– Разумеется, сэр Джон.

– Я хочу поговорить с вами о мисс Тринберг.

– Слушаю, сэр Джон. – Гримстер лишь слегка удивился, что сэр Джон столько тянул с этим разговором; впрочем, ему нужно было подготовиться.

– Насколько я вас знаю, вы полагали, что из политических соображений Департамент… так сказать, предпринял кое-какие меры.

– Да, я рассматривал такую возможность. Как и любой в моем положении.

– Совершенно верно. И Гаррисон, разумеется, эту тему развивал. Ну еще бы! Сумей он вас переманить, заработал бы очко в свою пользу. А мы должны были просчитать возможность, что вы готовы переметнуться, повернуть против нас. Не думаю, что вас это удивляет.

– Нисколько, сэр Джон.

– Хорошо. И сейчас я скажу кое-что – из уважения к вам, вашим способностям и потенциалу. Полагаю, вы догадывались, что я намеревался предложить вас на должность главы Департамента, когда уйду в отставку через несколько лет?

– Вы очень добры, сэр Джон.

– Увы, в нынешних обстоятельствах это невозможно. Пока у вас остается хоть малейшее сомнение в том, что мисс Тринберг погибла случайно, представьте, какую опасность вы для нас представляете. Скажу прямо, мы рассматривали возможность кардинального устранения этой опасности. Уверен, и это вас не удивляет.

– Не удивляет, сэр Джон. – Гримстер улыбнулся. – Честно говоря, я допускал, что вы уже приняли решение.

– Вы слишком хороши, чтобы терять вас на основе пустых догадок. Но что мне остается? Только разъяснить все раз и навсегда. Смерть мисс Тинберг – случайность, Департамент тут ни при чем. Я клянусь вам. У меня нет способов убедить вас – только мое слово. Я хочу, чтобы вы поверили мне – не только потому, что это правда, но и из-за моего личного отношения к вам. Я не хочу, чтобы напряженная ситуация между вами и Департаментом развивалась дальше. Я хочу стереть ее. Смерть мисс Тринберг не имеет отношения к Департаменту. Я не спрашиваю, верите вы мне или нет. Я дал вам правду – чтобы защитить вас. Если вы мне поверите, я пойму. Не поверите… что ж, Джонни, это будет глупая трагедия.

Сэр Джон поднялся. В окне было видно, как к подъезду подъехала машина.

Гримстер произнес:

– Спасибо, сэр Джон. Я всегда верил, что Вальда погибла случайно – хотя, конечно, мысли были всякие. Однако теперь сомнений не осталось. Вашего слова мне более чем достаточно.