– Есть, Джонни. Прими прощальный подарок: я позволю его вытащить. Я должен тебе больше, но это все, что могу.

Гримстер, крепко держа удилище под углом, ощущал вес рыбы и ее сопротивление. Выбрав слабину лески, он чувствовал, что крючок уцепился намертво. Несколько мгновений лосось вовсе не шевелился.

– Вытащи его, Джонни. Мой прощальный подарочек. Судьба сегодня в игривом настроении.

Лосось внезапно дернул и помчался вверх по пруду; леска запела от напряжения, пока Гримстер медленно ее стравливал. В горловине пруда рыба прыгнула – внезапная серебряная вспышка, ослепительная на фоне темных камней и папоротников под деревьями – и боком упала в воду, подняв тучу брызг. Не теряя контакта, Гримстер быстро выбирал леску; лосось повернул и помчался вниз, стремясь в глубину и к устью.

Стоя на отмели под низким травяным берегом, Гримстер продолжал удерживать рыбу и сдвигался, чтобы оказаться ниже ее, так, чтобы лосось не смог прорваться в быстрой воде устья. Гаррисон сейчас стоял выше по течению и чуть сзади:

– Классная рыбеха, фунтов пятнадцать. Не тяни, Джонни, сегодня у меня еще много дел.

Рыба снова прыгнула, а потом пошла вглубь; сила и страсть гнева рыбы отдавались в руках и плечах Гримстера частым пульсом. У него мелькнула мысль ослабить хватку, дать рыбе пойти ниже и двинуться следом за ней. Гаррисон дал обещание – прощальный подарочек – и сдержит слово. Нужно только выйти на широкий поток, бросить удилище, проплыть и выбраться на дальний берег. Шансы, что удастся, – пятьдесят на пятьдесят. Однако Гримстер двинулся вверх, продолжая выбирать леску, снова ведя рыбу к отмели.

Лосось внезапно развернулся к берегу. Леска щелкнула и опять пошла с катушки. У камней рыба прыгнула, и Гримстер чуть опустил конец удилища, чтобы избежать рывка. Через несколько секунд он понял, что это была последняя вспышка сил.

Совсем рядом голос Гаррисона произнес:

– Выдыхается. Но не верь ему, он большой мальчик.

Лосось еще пару раз пытался улизнуть, однако теперь Гримстер понимал, что раз крючок зацепился, то он хозяин; это сознание грело его. Он жив и знает свою силу, и он уже жалел Гаррисона. Неясно только одно: убить Гаррисона или отпустить его. Ему приходилось раньше убивать – по приказу, и никаких чувств он при этом не испытывал. Но сейчас тепло внутри его требовало настоящего убийства; нужно подождать и разобраться, распространяется ли карт-бланш, полученный вчера вечером, и на Гаррисона – а ведь тот уже давно уложил бы Гримстера, если бы рыба не цапнула Дасти Миллера, вспомнив, как в молодости в той же реке хватала с каменистого дна личинок.

Футах в двенадцати от Гримстера лосось, теряя силы, снова всплыл. Гримстер вошел в воду и удерживал рыбу, подняв удилище. Лосось оказался на футовой глубине – широкая узорная темная спина, серебряные бока. Муха накрепко застряла в ножницах челюстей, крючок застрял под челюстью. Гримстер подтащил лосося к берегу; на мелководье тот еще пару раз дернулся.

Над головой Гаррисон сказал:

– Отличная работа, Джонни. Разве можно придумать прощание лучше?

Отведя удилище в сторону, Гримстер удерживал в левой руке свободную леску, готовый отпустить ее, если вдруг рыба соберется с силами и попробует улизнуть; носком правой ноги он откинул рыбу на сухую прибрежную гальку. Сачка или багра не было, и пришлось поднимать лосося за хвост; тяжелое тело дергалось и изгибалось. Гримстер поднял рыбу – показать Гаррисону. Гаррисон стоял чуть сбоку и в двух футах выше, за его спиной виднелся рыбацкий домик, рядом с которым на крышке сундука стояла пустая бутылка из-под виски; сам рыбацкий домик был сделан из вагона Большой западной железной дороги. Картина во всех подробностях отпечаталась в памяти Гримстера. Впервые он заговорил с Гаррисоном, не обращая внимания на направленный на него пистолет:

– Ты не прав. Все двадцать фунтов. В реке недавно, но морских личинок нет. Помнишь твоего первого в Блэкуотере и как мы подрались?

Гаррисон кивнул. Его правая рука двинулась на полдюйма вниз и на три – вбок, чтобы рыба, которую держал Гримстер, не закрывала его тело, и Гримстер понял, что Гаррисон выстрелит в ближайшие пять секунд, выстрелит, не говоря больше ни слова. Зная это и зная, что не умрет – не сегодня! – Гримстер внезапно распрямил согнутую руку, в которой удерживал лосося, и швырнул рыбу в Гаррисона, выпустив из левой руки удилище и леску.

Гаррисон выстрелил, когда лосось пестрой вспышкой сверкнул в воздухе между ними. Гримстер ощутил, как у щеки пролетела пуля, потом он понял, что она прошла через толстое тело лосося, пробив позвоночник под спинным плавником, и, по счастью, чуть отклонилась. Рыба ударила Гаррисона в грудь, повалила его, и следующая пуля ушла в небо.

Гримстер прыгнул на высокий берег и ногой выбил пистолет из руки Гаррисона, пока тот падал на спину. Гаррисон перекатился на бок, и Гримстер ударил снова – в дряблый живот. На мокрой траве лосось внезапно изогнулся, дернулся и затих – только громадный хвост дрожал.

Гримстер подобрал пистолет, чувствуя тепло удовлетворения и новую свободу духа. Теперь Вальда действительно мертва. Осталось только погребение и разборки с имуществом. Впервые за много лет Гримстер стал собой, а не призраком в мире живых.

Гаррисон застонал и медленно сел. Он подобрал шляпу, слетевшую с его головы, и надел ее. Затем сплюнул, зарычал, тяжело дыша, и наконец произнес:

– Господи…

Гримстер наставил на него пистолет.

– Встань и повернись спиной.

Медленно, без вопросов, Гаррисон повиновался. Гримстер подошел ближе и обыскал его, ощупав карманы и похлопав по дождевику. Потом, все еще упирая пистолет в спину Гаррисона, сказал:

– А теперь сделай еще одолжение и объясни, почему тебе приказали меня убить – среди прочего.

По-прежнему тяжело дыша, Гаррисон тихо произнес:

– Джонни, ты же знаешь, что я не могу.

– Иначе я тебя убью. Избавиться от трупа не проблема.

– Тогда валяй. Я ведь собирался тебя убить. – Легкомыслие уступило место искренности. – Черт, если бы ты ударил на шесть дюймов ниже, попал бы по причиндалам и огорчил бы на всю жизнь.

– Среди прочего, – добавил Гримстер.

– Нет, Джонни, такое не для тебя – и не для меня. Ну, собрался – делай. Я дал тебе поймать лосося; сигаретку заслужил?

Гримстер сделал шаг назад, Гаррисон не спеша повернулся и достал из кармана сигареты и спички. Он прикурил, посмотрел на лежащего лосося, на торчащий из пасти крючок, на удилище, лежащее на берегу, и сказал:

– Старый добрый «Папа». В лучших семьях передается от отца к сыну. Значит, про Вальду – правда?

– Ты и сам это знал.

– Только догадывался. А ты, выходит, получил доказательства. – Гаррисон пожал плечами и чуть отодвинулся. – Так чего мне тебя бояться? Я бы убил тебя, но тебе я не нужен. Ты хочешь все сделать чисто и красиво, тебе нужен только один… причем не я. Да, Джонни, ты убийца, но у тебя главное – сантименты.

Гаррисон поднырнул под нависшую ветку боярышника у рыбацкого домика и пошел, не ища тропинки, по высокой траве, оставляя примятый след. Гримстер глядел, как Гаррисон идет к далекой железной дороге, перелезает через белую калитку – всегда закрытую, чтобы не пускать скот на полотно, – и исчезает за насыпью. И не было у Гримстера никаких чувств. Совсем никаких. Он повернулся, швырнул пистолет в реку и принялся собирать удилище. Свернутый жгутом носовой платок он продел через жабры и рот рыбы – чтобы можно было нести, и, перейдя реку вброд, побрел через лес к машине.

Сидя в машине, Гримстер снял с пальца кольцо с зарянкой. Никто не стал бы его убивать только ради убийства, даже люди Гаррисона. Гаррисон намеревался его убить, чтобы что-то взять. Среди прочего… Теперь он пожалеет об этом.

Гримстер начал внимательно изучать перстень.

Коппельстоун завтракал внизу, о вчерашнем говорил только малюсенький порез на подбородке. Анджела Пилч и Лили по утрам не спускались, предпочитая завтракать в своих комнатах. Крэнстон был в своем кабинете.