Гримстер неожиданно рассмеялся.

– Не беспокойтесь, записи нет. Только мое слово.

– Рад слышать. Я подозревал, что вы блефуете.

– Попробовать стоило.

– В вашем положении стоило попробовать все. Но вам ничего не поможет. Надо было принять предложение сэра Джона. Он говорил мне. Не ожидал, что он так расщедрится.

Гримстер спросил:

– Как вы собираетесь это сделать… там?

– На вас снова наденут наручники, отвезут на место. Перед тем как снимать наручники, мы сделаем инъекцию. Вы знаете, она убивает мгновенно. Потом мы сбросим вас вниз. Один из наших докторов подпишет свидетельство. Смерть через утопление.

Гримстер прождал день и вечер. Какое-то время с ним сидел Крэнстон – он больше молчал, то и дело нервно трогая повязку на глазу. После дежурили два охранника. Гримстер смотрел на них без всякого интереса. Его глубокая одержимость не позволяла думать о гибели. Он спасется. Он пытался получить помощь от Коппельстоуна, но тот отказал. Гримстер и не рассчитывал на него особо, так что не был разочарован. Та же одержимость наполняла его гордостью – правильно, сам все сделает.

За ним пришли сразу после восьми. В этот час после ужина любой может отправиться рыбачить в надежде на большой улов – до темноты. Пришли два охранника, Коппельстоун и Крэнстон. Руки Гримстеру сковали наручниками спереди, потом охранник снял с него ботинки и надел высокие болотные сапоги. Пленника провели в холл и на улицу. Гравий еще не высох после недавнего дождя, небо на востоке оделось серым перламутром. На западе солнце только коснулось края дальних холмов за Тау, затенив склоны. Где-то пел жаворонок. В лужах прыгали воробьи. Гримстер вспомнил Лили – и тут же забыл о ней. Кто-то уже закрепил удилище в специальных захватах на крыше его собственной машины. Гримстер вспомнил, как, приехав домой из Веллингтона, обнаружил удилище «Папа» – мать купила его в магазине подержанных товаров. Мысль о матери не вызвала никаких чувств. Он не должен ей ничего, кроме доброты. Нынешние моменты родились из моментов, которые она провела с младшим сыном какого-то знатного семейства. Мать Гримстера была одержима стыдом своей любви. Он одержим смертью своей любви.

Гримстер сел на заднее сиденье между охранниками. Крэнстон сидел рядом с Коппельстоуном, который был за рулем.

Два охранника остались на ферме у машины. Чтобы Гримстер не вздумал убежать по пути через лес, Коппельстоун привязал веревку ему на запястья – выше наручников – и, сделав на втором конце петлю, надел ее себе на руку. Крэнстон взял удочку и рыбацкий мешок. Охранники у машины закурили, молча глядя им вслед.

Они шли мимо пасущегося скота по тропинке к лесу. Свободные голенища высоких сапог хлопали Гримстера по бедрам; он задумался, что сейчас делает сэр Джон в отеле «Лис и гончие». Он приезжал каждый год в это время и всегда останавливался в одном и том же номере. Возможно, ужинает в одиночестве; в последнюю неделю отпуска к нему присоединяется жена – пухлая, добрая женщина, которая любит спокойно читать газеты, посадив на колени йоркширского терьера. Трудно представить сэра Джона в домашней обстановке, с двумя взрослыми сыновьями – один военный, другой служит в Сити.

У края леса Коппельстоун остановился и повернулся к Гримстеру.

– Сэр Джон велел передать, что его предложение еще в силе.

Гримстер покачал головой.

– Не будьте дураком, Джонни, – сказал Крэнстон. – Ради бога, никто из нас этого не хочет.

Гримстер снова покачал головой.

Крутая узкая тропинка вела к вершине утеса над прудом и поворачивала под прямым углом вдоль реки, опускаясь к воде у самого устья пруда. Остановились за четыре шага до поворота – Гримстер уже видел и слышал реку. Коричневая вода стояла высоко и заливала противоположный берег, где Гримстер на глазах у Гаррисона играл с лососем. Вот бы Гаррисон порадовался, если бы увидел, подумал Гримстер. На мгновение стужа в душе дрогнула – интересно, неужели и на долю других приходится лишь несколько моментов любви, как у него… Прежде всего – любовь Вальды; извращенная и язвительная привязанность Гаррисона; любовь Лили – хрупкая и мимолетная… Неожиданно ему ужасно захотелось, чтобы именно Гаррисон был здесь. Затем все чувства вновь угасли, оставив только твердость.

Стоящий сзади Крэнстон внезапно сбил Гримстера с ног, и он оказался сидящим на земле.

– Извините, Джонни, нам не нужны фокусы.

Коппельстоун передал свой конец веревки Крэнстону.

– Держите, я все сделаю.

Крэнстон опустился на колени позади Гримстера, дернул веревку на запястьях вверх, подтянув руки к горлу и начал оборачивать петлю вокруг шеи. Почувствовав веревку на коже, Гримстер понял, что осталось мгновение до того, как Крэнстон завалит его, полупридушенного, на спину, чтобы Коппельстоун сел ему на ноги, не давая двинуться, и достанет шприц. Гримстер не планировал этот момент; его одержимая уверенность в себе, неумолимая ясность, что он убьет сэра Джона, говорили, что в нужный момент сработают инстинкты. Гримстер просто ждал. Он превратился в смертельного зверя.

Прежде чем Крэнстон успел обернуть веревку вокруг его шеи, Гримстер резко ударил головой назад и почувствовал, как затылок врезался в лицо Крэнстона. Потом Гримстер рванулся вперед – веревка выскользнула из рук Крэнстона – и вскочил на ноги. На мгновение они с Коппельстоуном оказались лицом к лицу – Гримстер ощущал его дыхание и видел прожилки в широко раскрытых глазах. Он вцепился в пиджак Коппельстоуна и толкнул к краю утеса. Коппельстоун споткнулся и начал падать. Гримстер упал сверху, продолжая держаться скованными руками за пиджак, и перекатился, увлекая противника по скату к краю обрыва.

Они полетели вниз – пятьдесят футов – и рухнули в бурную воду, которая повлекла их по течению. Коппельстоун потянулся руками к горлу Гримстера, но тот мотнул головой, яростно ударив лбом в мокрое, багровое лицо. Они снова нырнули, крутясь в быстром потоке.

Замедляясь, река оттеснила тела от утеса к противоположному берегу. Гримстер, борясь с течением и тяжестью воды в сапогах, начал искать опору. В пяти футах от берега он нащупал дно и, волоча за собой Коппельстоуна, начал пробиваться к берегу. Полуживой после удара в лицо, Коппельстоун на мгновение заставил Гримстера вспомнить смутную фигуру льва в Вуберне, который тащил через дорогу Гаррисона.

Гримстер добрался до берега и вытащил свою жертву по травянистому склону на поле. Коппельстоун, постанывая, неподвижно лежал на земле. Гримстер опустился рядом на землю и, сцепив руки, ударил Коппельстоуна в висок. Потом схватил мокрый край правого кармана и оторвал его. Он заметил, что Коппельстоун убрал туда ключ от наручников, когда его заковывали в клетке. Клапан кармана отлетел в сторону, на землю вывалился ключ – и черная картонная коробочка, хорошо знакомая Гримстеру. Он поднял коробочку и неуклюже запихнул в собственный карман, потом подобрал ключ, зажав его в правой ладони. Из-за реки донесся крик – это был Крэнстон; впрочем, ему требовалось время найти переправу. Крепко зажав ключ, Гримстер перекатился на спину и высоко задрал ноги. Вода из сапог хлынула на него потоком; он поднялся и побежал к далекой железной дороге.

Он бежал и чувствовал не восторг и не торжество, а только неизбывную целеустремленность. Он убьет сэра Джона. Ничто его не остановит. Снова перед глазами мелькнул лев, уносящий Гаррисона. Гримстер с холодной отрешенностью понял, что стал зверем. Он хотел лишь одного: выследить и убить; пока он не убьет, не будет ему покоя, не сможет он вернуться к жизни и найти себе место.

Он преодолел проволочное ограждение перед железной дорогой, пересек пути и перебрался через ограждение на той стороне. Там сел в высокой траве и дал дрожащему телу несколько минут – успокоиться. Затем, крепко стиснув ключ зубами и подняв руки, начал работать ртом и запястьями, чтобы попасть ключом в замок.

Освободившись от наручников, Гримстер зубами развязал узел на веревке. Поднявшись, снял пиджак и рубашку и выжал их. Потом снял сапоги и проделал то же самое с брюками.