Тем не менее, предложив Бланш бокал хереса, мисс Рейнберд объяснила:

– Этот сон посещает меня часто. Но в данный момент я готова сообщить вам только, что он касается человека, который умер и был мне очень дорог. Если я расскажу подробнее о нюансах наших отношений, это заставит вас прийти к далеким от истины предположениям и выводам. Вы не возражаете, если я подойду к вашей миссии именно с таких позиций?

Бланш отхлебнула хереса из своего бокала и улыбнулась. Из этой женщины получилась бы отличная директриса школы для девочек. Она часто изъяснялась так, словно всю жизнь и проработала ею. В словах открыто звучало недоверие. Но Бланш это не раздражало. Цыганки-гадалки, ярмарочные колдуны, предсказательницы будущего по стеклянным шарам, а в старые времена даже актеры считались людьми не слишком надежными и добропорядочными. И все всегда воздвигали между ними и собой барьеры, которые рушились до основания, стоило правильно выбрать момент.

– Мне нужно лишь знать, мисс Рейнберд, появился ли в вашем сердце хотя бы проблеск надежды на мою помощь. Заметьте, я не прошу безоглядно верить. С вашей стороны требуется только справедливость и готовность судить обо мне по результатам работы. Скажу сразу, не исключено, что я не сумею помочь вам установить контакт.

– С кем?

– С человеком, о котором вы говорили.

– Ясно.

– Но мы можем попытаться, верно?

– Здесь и сейчас?

– Вы ведь для этого меня и позвали.

– Да, конечно.

Мисс Рейнберд почувствовала, что потеряла уверенность в себе, и вместе с тем у нее возникло ощущение легкого стыда из-за своей предвзятости к этой женщине, которая ответила на ее скептицизм и почти враждебность доброжелательностью и пониманием.

– Мне важно, – продолжила Бланш, – чтобы вы не пережили чрезмерное потрясение в самом начале. Налаживание контакта – неизбежный стресс. Я могу застонать, или вам покажется, будто мне очень больно. Пожалуйста, не обращайте внимания и не прикасайтесь ко мне. Уверена, миссис Куксон рассказывала, как это происходит.

– Да.

– Тогда давайте попробуем?

Заметив недоуменное выражение лица мисс Рейнберд, Бланш рассмеялась:

– Не надо удивляться. Я вовсе не отношусь ко всему легкомысленно. Просто для меня это один из даров, которыми я наделена. Обычное зрение – чудо. Как и слух. Но они всего лишь часть нашей жизни. И способности экстрасенса тоже часть жизни. В этом мире и в более обширном мире по ту сторону. На самом деле они едины. Я просто вижу и слышу немного больше, чем люди. А сейчас мне бы хотелось, чтобы вы откинулись в своем кресле, расслабились и забыли обо мне. Думайте только о том человеке, предайтесь теплым воспоминаниям. Кстати, должна предупредить: иногда, придя в себя, я не помню о том, что происходило или было сказано. Можете не рассказывать мне об этом. Но, естественно, если это будет нечто, о чем вы сможете говорить без стеснения и неудобства, мне бы хотелось знать все, потому что информация поможет нам в дальнейшей работе. Договорились? Готовы?

Мисс Рейнберд медленно расплылась в улыбке, а потом даже рассмеялась. Когда она смеется, подумала Бланш, становится понятно, какой хорошенькой девушкой она была в молодости. Не такая уж это гнусная старая щучка, какой кажется на первый взгляд. Несмотря на богатство и высокое положение в обществе, жизнь сложилась не слишком удачно, не была чередой радостей и веселья. Она должна была выйти замуж, завести детишек, регулярно трахаться со своим муженьком, а сейчас получать удовольствие, видя, как подрастают внуки. Только люди, целиком посвятившие себя святому делу, как сама Бланш, могли сознательно отказывать себе во всем этом.

– Вот так уже лучше, – произнесла она. – Теперь расслабьтесь.

Мисс Рейнберд еще глубже уселась в кресло и закрыла глаза, собираясь с мыслями, стараясь сконцентрировать их на милой сердцу Гарриэт. Неожиданно ее сознание заполнили воспоминания о Шолто. Ведь все проблемы возникли из-за него, проистекали из его искаженного понимания сути хорошей семьи и необходимости защиты ее доброго имени. Гарриэт была лишь куклой в его руках. Мисс Рейнберд с раздражением вспомнила, что ни о чем не подозревала, пока два года спустя ей не рассказала обо всем Гарриэт. Ее глаза оставались закрытыми, когда она услышала голос Бланш:

– В вас вскипает злость. Избавьтесь от нее. Она сбивает меня с толку и мешает.

Приоткрыв глаза, мисс Рейнберд увидела, что мадам Бланш сидит в своем кресле прямо и ровно, почти скованно. Ее пальцы ухватились за длинную нитку фальшивого жемчуга вокруг шеи и сжались в кулачки. Голову она вскинула вверх, а глаза закрыла.

– Прошу прощения, – сказала мисс Рейнберд.

Мадам Бланш улыбнулась:

– Злоба – высокая черная стена без ворот. Только в любви можно найти и вход и выход. От нас к ним, от них к нам.

Перед мысленным взором мисс Рейнберд возникла картина с широкими воротами кованого железа, через которые можно было попасть из закрытого сада Рид-Корта по длинной зеленой лужайке к замысловатой формы искусственному пруду, куда она ходила нынешним утром. Она увидела, как Гарриэт направляется туда же и подол платья из синего поплина шелестит по залитой солнцем траве, а в руке за ленточку она держит соломенную шляпку. Гарриэт девятнадцать лет. Легкий летний ветерок колышет растрепавшиеся пряди ее светлых волос. Воспоминание доставило ей удовольствие. И словно мадам Бланш могла действительно разделить с ней благостность памяти, на ее лице заиграла улыбка.

Мадам Бланш стала учащенно дышать, будто ее ноздри втягивали в себя ароматы какого-то потаенного сада. Она медленно отпустила свои жемчуга и поднесла руки к вискам, поглаживая их в направлении лба, и издала глубокий вздох. Руки опустились на подлокотники кресла. Это движение привлекло внимание мисс Рейнберд, до которой дошло, что руки мадам Бланш не лежали на подлокотниках, а вцепились в них с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Она задышала еще чаще, мышцы напряглись, словно внутри ее происходила борьба. Мисс Рейнберд даже испугалась. Не за мадам Бланш, а за себя, за свой здравый смысл, за то, что оказалась в дурацком положении, позволив себе допустить мысль о пользе от столь нелепого эксперимента. Гарриэт мертва. От нее остались лишь воспоминания. И Шолто мертв, оставив менее приятный след в памяти. Только она жива, и никто не может заставить ее пуститься на такую безумную авантюру… Даже Гарриэт, являвшаяся ей во снах.

Неожиданно мадам Бланш громко сказала:

– Здесь кто-то есть. Не близко и не по своей воле. И это… Нет, это не один человек… – Она замолчала и издала протяжный, странный, почти звериный стон. Затем отрывисто и резко вскрикнула: – Нет. Их двое. Но они очень далеки… Там, там, на краю необъятного пространства, но я их вижу. Пожилой мужчина и немолодая женщина. – Она сделала паузу и хрипло спросила: – Генри? Ты тоже здесь? Да, конечно. Теперь я улавливаю твое присутствие. Добро пожаловать, милый! В чем проблема? Почему они держатся так далеко друг от друга?

Мисс Рейнберд, заинтригованная неожиданной переменой в поведении и тоне мадам Бланш, когда та приветствовала Генри и заговорила с ним, теперь не сводила с нее пристального взгляда. Руки Бланш расслабились, а спина обмякла. Она была крупной, красивой, но рыхлой и вульгарной женщиной.

Мадам Бланш снова рассмеялась и произнесла:

– Брось эти штучки, Генри. Не надо показывать свой норов. Надеюсь, сегодня не один из тех дней, когда тобой овладевает апатия? Скажи мне, дорогой, что их тревожит. Почему они не хотят сойтись ближе?

Мадам Бланш помолчала, потом дернулась всем телом и заговорила снова, но только по-другому. Звучал голос мужчины. Не очень низкий и басовитый, но твердый, лишенный эмоций, с чуть заметным акцентом. Когда мисс Рейнберд услышала это, у нее мурашки пробежали по спине.

– Всегда есть место прощению, – раздался голос. – Вот, что им нужно. Срубленный лес оставляет шрамы на склоне холма. Но деревья вырастают опять, и холм заживляет раны, становясь краше прежнего.