Всю добычу я запихал в авоську, найденную здесь же, после чего накинул куртку (в сентябре ночи холодные) и направился на выход.

Пора на свободу!

Бодрое и веселое настроение длилось недолго. Ровно до того момента, как я попытался открыть входную дверь. Она оказалась заперта. Причём – снаружи!

Японский городовой! Так вот почему охранник один. Он тоже сидит под замком, и выйти никуда не может при всём желании. Только у него камера пятикомнатная и плюс коридор в качестве бонуса.

Дёшево и сердито. Система простая, но очень надежная.

А для контроля, могу поспорить на что угодно, охранник звонит дежурному каждые два-три часа и докладывает обстановку. И не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять – как только он пропустит сеанс связи, сюда мгновенно отправится группа быстрого реагирования, или что-то в этом духе.

По сути ничего не изменилось, только мы с громилой на время поменялись местами, впрочем, на не очень продолжительное время.

Интерлюдия

Сентябрь 1989 год, Нижневолжск, обычная девятиэтажка в спальном районе

За окном пасмурный дождливый день, в узкой небольшой кухне за столом сидит мужчина, на вид лет за сорок. Перед ним нетронутый стакан чая, давно остывший. В квартире больше никого нет. Лишь пустая давящая тишина внутри и печальный шелест дождя за стеклом.

В этот момент раздаётся звонок в дверь.

Мужчина вздрагивает, словно его выдернули из сна, поднимается со стула, идёт к двери. Неуловимо старческой, безжизненной и безвольной походкой, никак не сочетающейся с возрастом. Проходя мимо зеркала, завешенного темной тканью, на мгновение замирает, после чего открывает дверь, даже не посмотрев в глазок.

– Проходите, – приглашает он незнакомца, нисколько не удивляясь присутствию человека в форме. – Вы тоже генерал?

– Громов Федор Васильевич. Контр-адмирал. На флоте другие звания, но если по-сухопутному, то вы правы – генерал-майор. Я служил вместе с вашим сыном.

– Да? Чаю будете? Тогда я сейчас подогреться поставлю. Остыл уже, – словно оправдываясь, пробормотал хозяин. – Он и на флоте успел послужить? Ничему уже не удивляюсь. Тот, предыдущий генерал, который до вас приезжал, румынскую медаль привёз. Говорит, Сашина. Когда успел? Не знаете?

– Нет, мы на иранской границе вместе были, он у меня водителем служил, после дембеля не встречались.

– Младший сын спрашивает, а мне и сказать нечего. Зачем его в Афганистан понесло? Случайно вы не знаете? Хотя, откуда? Вы же говорите, после армии не виделись, неужели других переводчиков не нашлось?

– Он на фарси неплохо говорил и по английски бегло.

– Никогда не замечал за ним склонности к языкам. В школе четверка по английскому была. Учительница на него постоянно жаловалась, что неусидчивый… чего теперь вспоминать. Вам чаю покрепче?

– Крепкий.

Гость секунду промолчал, словно не решаясь перейти к чему-то важному.

– Возможно, сейчас нарушаю приказ, но не приехать и не сказать я не мог. Ваш сын мог уцелеть и попасть в плен.

Рука с чайником дрогнула, кипяток плеснул мимо чашки, но хозяин этого не заметил. Лишь нервно дернулась щека, выдавая его волнение.

– Но… как же – официально… бумага с военкомата. Свидетели видели – они же не могли ошибиться. Генерал, который до вас был… он тоже.

– Тело не нашли, значит, есть надежда. Хорошо зная Александра, могу сказать, если один шанс на миллион – он выберется.

– Но как? Разве можно уцелеть в горящем вертолете, падая с высоты в километр?

– Удача всегда ему благоволила. В УАЗик, на котором мы ездили, подложили гранату. Хитро так установили, зажав между дверью и водительским сиденьем, как только открываешь калитку, граната падает на землю и взрывается. Даже опытный офицер не сразу поймет, как тут действовать, счёт идёт на секунды. Саня же, мгновенно сообразил: ногой заталкивает гранату под днище автомобиля, сам прыгает на капот. УАЗ сгорел – на нем ни царапинки.

– Но если он чудом выжил, то попал в плен к душманам? – взволнованный отец нервно уцепился за спилку стула, словно утопающий в спасательный круг.

– За это можете не волноваться. Если уцелел, то с афганцами он точно найдёт общий язык. На фарси говорит отлично, в личном деле благодарность от аятоллы Хомейни – хотя этого я говорить не должен. Секретная информация.

– Это если уцелел.

– Тело не нашли. Значит, шанс есть. Небольшой, но есть.

Так и не выпив чаю, контр-адмирал вышел из подъезда. Дождь уже прекратился, тучи почти рассеялись и неожиданно яркие солнечные лучи запрыгали, отражаясь от свежих луж.

– Добрый знак, – подумал Громов. – С Афганистаном было бы проще. Это не Лондон.

Конец интерлюдии

Если бы Робинзон Крузо, поднявшись на борт парохода, который забрал его с острова, обнаружил надпись «Титаник», то он бы испытал чувства похожие, на те которые ощутил я, стоя перед закрытой дверью. Перед прочной стальной дверью, между прочим. При одном взгляде на которую становилось понятно, что без газового резака или куска динамита её не вскрыть за ближайший год. При этом в запасе у меня, от силы, пара часов, а отнюдь не годы.

Было отчего прийти в отчаянье. Свобода почти рядом, но почти – не считается. Словно раненый зверь в клетке метался я между дверями, в панике предчувствуя скорую и неминуемую расплату, но через некоторое время взгляд мой залепился за колбасу на столе, и появилась мысль, что помирать на голодный желудок глупо! Если учесть, что ужин мой остался на полу камеры, и до завтрашнего утра меня никто кормить не будет, то грех не воспользоваться оказией и не уничтожить припасы противника.

Откусив кусок колбасы, весьма недурственной кстати, я неожиданно успокоился.

– Смысл метаться? Умрешь уставшим, – так говорил один знакомый снайпер, выцеливая очередную жертву. Мудрый был человек, хоть и заядлый игроман.

Если я сравнил себя с Робинзоном Крузо, то следует обратиться к его опыту. Оказавшись в трудной ситуации он прежде всего… проводил инвентаризацию наличного имущества и ресурсов. Поэтому я первым делом приступил к исследованию помещений в поисках полезных вещей и путей выхода. Ни с первым, ни со вторым ничего не вышло. Все четыре камеры, родные сёстры, той, в которой я сидел, оказались девственно пустыми. Лишь в «допросной» обнаружились знакомые мне по прошлому посещению стол и табуретка со стулом для начальства. Выход, как и ожидалось, оказался один и в данный момент надежно перекрыт стальной дверью, запертой снаружи. Окошки в камерах все, как на подбор, стандартного размера, в них даже кошку просунуть проблема, вдобавок, они забраны решеткой из толстой стальной арматуры.

В комнате охранника тоже ничего нового или интересного найти не удалось, в амбарную книгу трофеев с большой натяжкой можно было включить солдатское одеяло и матрас, но польза от такой добычи очень сомнительна.

Но какая-то мысль вертелась на краю сознания, словно назойливый комар среди ночи: неуловимый и приставучий. Никак не удавалось ухватить эту мысль за хвост, слишком расплывчатая и ускользающая оказалась, на уровне интуиции.

Может, то как-то связано с охранником? Ключи, пароли, кодовые фразы по телефону? Выпотрошить его надо? Нет, все не то – интуиция молчит, как партизан на допросе, намекая, что это направление ошибочное. Тупиковый путь, только время потрачу.

Телефон, электричество? Какие способы воздействия остались? Пожар устроить и в клубах дыма проскочить мимо пожарных? Заложника взять? Или с пожарника стащить одежду и нацепив противогаз, выйти наружу? И снова чувствую – не то. Интуиция прямо-таки вопит, что я упустил нечто важное, хотя откуда здесь ему взяться, этому важному? Ничегошеньки нет. Стены, да потолки…

– Потолки? – показалось, что я нащупал интересную мысль.

Тут же забрался на стол и постучал отломанной ножкой стула в потолок. С разочарованием, вынужден был признать поражение – перекрытия бетонные. На всякий случай обошёл все помещения, но никаких аномалий на потолке не обнаружил – очередной облом.