Дженни, секретарь суда, которой исполнился 31 год, обратилась ко мне из-за сильнейшего страха смерти. После четвертого сеанса ей приснился сон.

Я в Вашингтоне (я там родилась), мы гуляем по городу с бабушкой (она уже умерла). Мы забрели в очень красивый квартал, там одни особняки. Особняк, к которому мы подошли, — огромный и белый-белый. Там жила моя школьная подружка. Я была очень рада ее видеть. Она устроила мне экскурсию по дому. Я была поражена — он был такой прекрасный, а сколько там комнат! 31 комната — и все обставлены! Тогда я сказала подружке: «А в моем доме пять комнат, а меблированы только две». Я проснулась очень встревоженной и злилась на мужа.

Сон вызвал у Дженни ряд ассоциаций. 31 комната — это ее возраст и разные сферы личности, в которых ей предстояло разобраться. То, что в ее доме всего пять комнат и лишь две из них — обставлены, убедительно доказывало, что Дженни живет не так, как нужно. А присутствие бабушки, которая умерла три месяца назад, наполнило сон страхом.

Этот сон подсказал нам новые направления в работе. Я спросил Дженни о ее злости на мужа, и, сильно смущаясь, она призналась, что тот часто бил ее. Женщина понимала, что нужно что-то менять в своей жизни, однако ей было страшно потерять мужа: у нее был небольшой опыт общения с мужчинами, и она была уверена, что другого ей не найти. Самооценка Дженни была такой низкой, что вместо того чтобы потребовать от мужа серьезно изменить поведение и поставить под вопрос их совместную жизнь она несколько лет мирилась с домашним насилием. После того сеанса Дженни не поехала домой, а направилась прямиком к родителям, где и прожила несколько недель. Она потребовала от мужа, чтобы он согласился пройти курс терапии семейных пар. Он подчинился, и спустя год терапии семейных пар и индивидуальных занятий их отношения значительно улучшились.

Вторым «гранитным» высказыванием Ницше неоднократно пользовались и даже злоупотребляли многие писатели. Эту мысль, например, очень любил Хемингуэй (в «Прощай, оружие» он добавил: «Мы становимся еще крепче на изломе»). Но все же эта идея властно напоминает о том, что неблагоприятный опыт делает человека сильнее и помогает противостоять новым невзгодам. Данный афоризм тесно связан с другим высказыванием Ницше: спасаясь от бури, дерево глубже впивается в землю корнями и становится крепче и выше.

Еще одну вариацию на эту тему предложила одна моя пациентка, умная и успешная женщина, генеральный директор крупной промышленной компании. В детстве она постоянно выносила ужасные оскорбления от собственного отца. На одном сеансе она описала свою фантазию, причудливую идею терапии будущего.

— В этой фантазии я находилась на приеме у психотерапевта, который владел технологией полного стирания памяти. Наверное, это пришло ко мне из фильма «Вечное сияние чистого разума», где играет Джим Керри. Я представила, что психотерапевт спросит меня, хочу ли я полностью стереть из памяти все сведения об отце. Единственное, что я буду знать, — что в нашей семье его не было. Звучало как будто бы здорово… Но, подумав немного, я поняла, что это станет для меня серьезным испытанием.

— Почему испытанием?

— Ну, это, наверное, звучит глупо — мой отец был чудовищем, и я, и мои братья и сестры ужасно боялись его все детство.

— Но, в конце концов, я решила оставить свою память в покое и ничего из нее не стирать. Несмотря на те жуткие оскорбления, я многого добилась в жизни, о чем и мечтать не могла. Каким-то образом я стала очень гибкой и изобретательной. Произошло это вопреки моему отцу? Или благодаря ему?

Эта фантазия стала первым шагом к новому видению прошлого. Вопрос был не столько в том, чтобы простить отца, сколько в необходимости примириться с неизменностью прошлого. Женщину поразило мое замечание о том, что рано или поздно ей придется отбросить надежду на лучшее прошлое. Домашние невзгоды сформировали ее как личность, укрепили ее дух; она научилась справляться с ними и выработала эффективные приемы, которые сослужили ей хорошую службу.

Бернис обратилась ко мне с досадной проблемой. Хотя женщина уже более двадцати лет была счастлива в браке, она испытывала необъяснимое раздражение по отношению к своему мужу Стиву. Дошло до того, что она стала допускать возможность развода.

Я спросил, как давно стало меняться ее отношение к Стиву, и получил конкретный ответ. Все пошло наперекосяк после его дня рождения. Стиву исполнилось семьдесят, и он внезапно уволился с работы (а был биржевым брокером) и теперь управлял только собственными ценными бумагами, оставаясь дома.

Берни сама не могла понять, откуда взялась такая злость. Хотя Стив нисколько не изменился, теперь она видела тысячи поводов для критики: неаккуратность, постоянное сидение у телевизора, невнимание к своей внешности, нежелание делать зарядку. Да, Стив был старше ее на 25 лет, но так было всегда! Выход на пенсию — вот что показало Берни, что ее муж теперь старик.

Из этого разговора стали ясны движущие силы такого поведения Берни. Во-первых, женщина хотела дистанцироваться от Стива, чтобы, как она выразилась, не «ускорить» собственное старение. Во-вторых, она так никогда и не оправилась от смерти своей матери (которая умерла, когда Берни было 10 лет) и была не готова к боли от новой потери, а когда Стив умрет, боль непременно вернется.

Складывалось впечатление, что она надеялась защититься от боли от потери Стива, пытаясь ослабить свою привязанность к нему. Я предположил, что ни гнев, ни отдаление не помогут ей избежать потери. Мне удалось раскрыть Берни глаза на мотивы ее поведения с помощью цитаты из Отто Ранка, одного из коллег Фрейда. Он сказал так: «Некоторые отказываются от кредита жизни, чтобы избежать расплаты смертью».[26] Подобная мотивация встречается довольно часто. Я думаю, что все мы встречали людей, которые будто постоянно находятся в спячке и боятся ощутить истинный вкус к жизни — из страха потерять слишком много. Я продолжил разговор с Берни:

— Это то же самое, что поехать в круиз и ни с кем не общаться, не делать ничего интересного, — зато не будет обидно, когда все закончится.

— Вы все поняли правильно, — ответила она.

— Или не любоваться рассветом, потому что…

— Да, да, да, вы достаточно ясно выразились, — со смехом перебила меня Берни.

Мы вернулись к вопросу о происходящей в ней перемене, и сразу возникло несколько тем. Четче обозначился страх Берни, что откроется старая рана, которую нанесла ей смерть матери. Через несколько сеансов Берни смогла понять, что ее бессознательная стратегия не эффективна. Во-первых, она уже не слабая и беззащитная девочка десяти лет. А во-вторых, мало того, что ей не избежать горя от потери Стива, так к этому горю прибавится еще и чувство вины — за то, что она покинула его в тот момент, когда он больше всего в ней нуждался.

Отто Ранк, коллега Фрейда, постулировал базисную динамику — неослабевающее напряжение между «страхом жизни» и «страхом смерти». Об этом необходимо знать любому психотерапевту.[27]

По мнению Отто Ранка, человек стремится стать индивидуальностью, двигаться вперед, развивать свой потенциал. Но это не дается даром! Выделяясь из природы, развиваясь, двигаясь вперед, личность неминуемо сталкивается со «страхом жизни». «Страх жизни» — это пугающее одиночество, ощущение незащищенности, утрата связи с целостностью всего сущего. Но что мы делаем, когда страх жизни становится невыносимым? Мы начинаем двигаться в другом направлении: отступаем, отрекаемся от индивидуации, находим комфорт в слиянии, растворяясь в другом и отдавая ему себя. Однако, несмотря на обретаемое утешение и комфорт, такое состояние нестабильно: в конечном счете личность начинает бояться стагнации и потери индивидуальности. Таким образом, слияние пробуждает «страх смерти». Между этими двумя полюсами страха — индивидуацией и слиянием — люди мечутся всю свою жизнь.