Эта формула легла в основу удивительной книги Эрнеста Беккера «Отрицание смерти».[28]

Через несколько месяцев после окончания терапии Бернис приснился любопытный кошмар, который очень обеспокоил ее. Она попросила о консультации. Рассказ о сне Бернис прислала мне по электронной почте.

Меня преследует страшный аллигатор. И хотя я могу спастись от него в воздухе (я почему-то могу подпрыгивать на несколько метров), он не отступает. Он находит меня, где бы я ни спряталась. Я проснулась в холодном поту, меня била дрожь.

На нашем сеансе Бернис удалось ухватить идею этого сна. Она поняла, что аллигатор символизирует смерть, которая идет за ней по пятам. Осознала Бернис и то, что спасения от нее нет. Но почему это приснилось именно сейчас? Анализ событий дня, предшествующего кошмару, помог найти ответ. Тем вечером Стив чудом избежал серьезной автомобильной аварии, а затем они ужасно поссорились: Бернис требовала, чтобы он раз и навсегда прекратил ездить в темное время суток, ведь его ночное зрение стало слабым.

Но почему именно аллигатор? Откуда этот образ? Бернис припоминала, что накануне вечером она смотрела новости, и в одном из сюжетов рассказывалось об ужасной смерти Стива Ирвина, знаменитого австралийского «охотника за крокодилами». Во время одного из погружений его ужалил электрический скат. Мы продолжили разговор, и внезапно Бернис осенило: «Стив Ирвин» — это сочетание имени ее мужа с моим именем. Муж и я — два пожилых мужчины, чьей смерти она боялась больше всего на свете.

ШОПЕНГАУЭР

Кто из нас не встречал людей, которые руководствуются лишь внешним, стремятся к накоплению материальных благ и настолько беспокоятся о мнении окружающих о себе, что полностью теряют ощущение своего «Я»? (А может, и мы иногда ведем себя именно так?) Если такому человеку задать вопрос, он обратится за ответом не внутрь себя, но вовне, и по лицам других попытается угадать, какого ответа от него ожидают.

Такому человеку будет очень полезно ознакомиться с идеями Шопенгауэра, изложенными в трех поздних философских эссе.[29] Они написаны доступным языком и будут понятны каждому, кто имеет хоть малейшую склонность к философии. Суть сводится к тому, что ни богатство, ни материальные блага, ни социальный статус, ни хорошая репутация не могут составить наше счастье, но лишь то, чем являемся мы сами. Хотя эта мысль напрямую и не затрагивает экзистенциальных вопросов, она все же помогает нам перейти с поверхностного уровня к более глубоким проблемам.

1. Что мы имеем. Материальные блага обманчивы. Шопенгауэр умело доказывает, что погоня за богатством бесконечна и бессмысленна: чем больше мы имеем, тем большего хотим. Богатство — как соленая вода: чем больше ее пьешь, тем сильнее жажда. И оказывается, что уже не мы владеем вещами, а они — нами.

2. Чем мы представляемся другим людям. Репутация столь же призрачна, сколь и богатство. Шопенгауэр писал, что половина наших забот и тревог проистекает из того, что мы беспокоимся о чужих мнениях: «Мы должны вырвать из тела терзающий нас шип».

3. Что мы есть. На самом деле имеет значение лишь одно — что мы есть на самом деле. Чистая совесть значит больше, чем хорошая репутация, говорит Шопенгауэр. Главной целью человека должно быть хорошее здоровье и интеллектуальное богатство, которое ведет к неиссякаемому притоку идей, к независимости и к духовной жизни. Внутреннее спокойствие рождается из знания, что нас беспокоят не сами вещи, но лишь наше восприятие их.

Эта последняя мысль — важная психотерапевтическая доктрина, уходящая корнями в античность: ключевая идея стоиков, которая прошла через Зенона, Сенеку, Марка Аврелия, Спинозу, Шопенгауэра и Ницше, а теперь стала фундаментальным принципом и динамической, и когнитивно-бихевиористской терапии.

Аргументы Эпикура, «волновой эффект», стремление избежать ощущения «непрожитой жизни» и целый ряд приемов, заключенных в афоризмах, которые я цитировал в этой главе, — все это может помочь победить страх смерти. Но чтобы активизировать их воздействие, необходим еще один компонент — глубокий контакт с другими людьми. Об этом мы поговорим в следующей главе.

ГЛАВА 5. ПРЕОДОЛЕНИЕ СТРАХА СМЕРТИ С ПОМОЩЬЮ ИДЕЙ И КОНТАКТА С ЛЮДЬМИ

Когда мы наконец осознаем, что мы сами и

все живые существа смертны, мы начинаем

испытывать жгучее, почти нестерпимое

ощущение хрупкости и ценности каждого

момента и каждого существа, и из этого

ощущения может вырасти глубокое,

чистое, безграничное сострадание ко всему

сущему.

Согьял Ринпоче

Смерть — это наша судьба. Желание жить и страх исчезнуть будут с нами всегда. Этот страх инстинктивен, он встроен в нас на клеточном уровне и ощутимо воздействует на нашу жизнь.

За долгие века люди изобрели огромное количество сознательных и бессознательных приемов, чтобы смягчить страх смерти. Возможно, сколько людей — столько разных способов. Некоторые приемы действительно работают, другие — сомнительны и неэффективны. Есть люди, которым удалось заглянуть в подлинное лицо смерти и сохранить ее тень в самой сердцевине своего существа. Один из них — молодой человек, который написал следующее письмо.

Два года назад я потерял любимого отца, и за это время во мне произошли изменения, которых я раньше не мог и представить. До этого момента я часто задумывался, способен ли я противостоять ощущению конечности моей жизни. Меня не покидала мысль, что я — я тоже! — однажды покину этот мир. А теперь я нахожу в этих тревогах и страхах источник любви к жизни, прежде неведомый. Я чувствую, что несколько отдалился от своих ровесников, возможно, потому, что меня меньше занимают сиюминутные события и веяния. Мне не страшно признать это, поскольку я действительно понимаю, что в этой жизни важно, а что — не имеет значения. Видимо, мне придется научиться преодолевать сопротивление — ведь я собираюсь заниматься тем, что может обогатить мою жизнь, а не тем, чего ожидает от меня общество. Как радостно сознавать, что моя цель — не только спрятать страх смерти, но и совершить нечто большее. В общем-то, это мой выбор — понять и принять конечность собственной жизни. Думаю, что теперь я действительно смогу это принять.

Те же, кто не может «принять этого», обычно справляются с ощущением конечности жизни через отрицание, отвлечение и смещение акцентов. Я уже приводил примеры таких неадекватных реакций. Вспомните историю Джулии, чей страх был так силен, что не давал ей заниматься тем, что подразумевало хоть малейший риск, или Сьюзен, которая переносила страх смерти на незначительные поводы. Вспомните всех тех, кого мучили кошмары, кто «отказывался от кредита жизни, чтобы избежать расплаты смертью», кто страдал маниакальной страстью к новым впечатлениям, сексу, бесконечному накоплению, власти.

Взрослые люди, которых подтачивает страх смерти, — не белые вороны, подхватившие какую-то экзотическую болезнь. Это обыкновенные мужчины и женщины, чьи семьи — и культура в целом — оказались неспособны соткать подходящий покров, который защитил бы их от леденящего холода смерти. Может быть, они видели слишком много смертей в раннем детстве; или родной дом не был для них островком любви, заботы и безопасности; возможно, замкнутость мешала им поделиться своими мыслями о смерти. Наконец, это могут быть люди, обладающие высоким уровнем самосознания, которые не нашли утешения в отрицающих смерть религиозных мифах, предлагаемых их культурой.

В каждой культуре развиваются свои отношения со смертью. Многие древние цивилизации, например Древний Египет, были построены на явном отрицании смерти и обещаниях загробной жизни. В гробницы мертвецов — по крайней мере, представителей высоких слоев общества, ибо только они и сохранились, — в изобилии помещались предметы повседневной жизни, чтобы обеспечить комфортное загробное существование. Вот один причудливый пример: в Бруклинском Музее искусства хранятся статуи гиппопотамов, которые погребались вместе с умершими, чтобы развлекать их в загробной жизни. Однако, чтобы каменные животные не пугали мертвых, их лапы делали очень короткими: считалось, что так они будут передвигаться медленно и не принесут вреда.