Существуют два вида одиночества — повседневное и экзистенциальное. Первое носит межличностный характер, это боль от изолированности от других людей. Это одиночество, нередко связанное со страхом близких отношений или с боязнью быть отвергнутым, нелюбимым, испытать чувство стыда, знакомо каждому из нас. Львиная доля работы психотерапевта направлена на то, чтобы научить человека строить более близкие, долгосрочные и доверительные отношения с другими людьми.

Одиночество многократно усиливает страх смерти. В нашей культуре смерть слишком часто замалчивается. Если в доме есть умирающий, друзья и члены семьи обычно отдаляются от него, потому что не знают, что ему сказать. Они боятся расстроить его. Кроме того, они боятся приближаться к умирающему из страха заглянуть в глаза собственной смерти. Момент приближения смерти вселял ужас даже в греческих богов.[31]

Такая изоляция имеет два следствия: с одной стороны, здоровые пытаются избежать общения с умирающими, а сами умирающие не стремятся к этому общению. Они погружаются в молчание, чтобы не вовлекать своих любимых в мрачные и безнадежные глубины своего мира. Примерно то же чувствует и человек, здоровый физически, но страдающий страхом смерти.

В этой изоляции, без сомнения, гнездится страх. Сто лет тому назад Вильям Джеймс писал:

Если бы было физически возможно освободить человека от общества и сделать его совершенно незаметным для других его членов — не было бы в мире наказания более изощренного.[32]

Вторая форма одиночества — экзистенциальная изоляция — носит более глубокий характер и рождается из непреодолимой пропасти между личностями. Она возникает не только из-за того, что мы в одиночестве входим в жизнь и в одиночестве же ее покидаем, но и из-за того, что на самом деле каждый из нас существует в собственном мирке, законы которого знаем только мы сами.

В XVIII веке Иммануил Кант опроверг распространенное предположение о том, что все мы сосуществуем в завершенном, хорошо выстроенном мире. Сегодня уже известно, что благодаря деятельности неврологического аппарата каждый человек самостоятельно выстраивает собственную реальность. Иными словами, у нас есть ряд врожденных мыслительных категорий (например, количество, качество, причина и следствие), которые приходят в соприкосновение с данными органов чувств и позволяют нам автоматически и бессознательно создавать наш неповторимый мир.

Таким образом, экзистенциальное одиночество связано с потерей не только биологической жизни, но и целого мира — богатого, продуманного до деталей. Этот мир не существует более нигде — лишь в нашем сознании. Мои собственные трогательные воспоминания: как я зарывался лицом в мамину каракулевую шубу и вдыхал чуть затхлый, едва уловимый запах камфоры; как я переглядывался с девчонками на День Святого Валентина (сколько манящих возможностей было в тех взглядах!); как я играл в шахматы с отцом и в карты с дядей и тетей — мы раскладывали их на столике с красной кожаной обивкой и с изогнутыми ножками слоновой кости; или как мы с моим кузеном пускали фейерверки, когда нам было по двадцать… Все эти воспоминания — а их больше, чем звезд на небе, — доступны лишь мне одному. Когда я умру, исчезнут и они — все и каждое, навеки.

Каждый из нас испытывал ту или иную форму межличностной изоляции (повседневное чувство одиночества) на разных этапах жизненного цикла. Однако экзистенциальное одиночество редко посещает молодых людей: обычно человек узнает эту муку, становясь старше и приближаясь к смерти. В такие моменты мы осознаем, что наш мир исчезнет, и то, что никто не сможет сопровождать нас в безрадостном путешествии к смерти. Вспомните изречение древнего монаха: «По этой одинокой долине ты должен пройти сам».

История и мифология изобилует попытками человека облегчить одиночество умирания. Вспомните договоренности о совместном совершении самоубийства, или приказы правителей живьем закапывать вместе с ними их рабов, или индийскую практику сати, которая требует, чтобы вдову сжигали в погребальном костре ее мужа. Подумайте об идеях воскрешения и воссоединения на небесах, вспомните уверенность Сократа, что он проведет вечность в приятных беседах с другими великими мыслителями. Вспомните обычаи китайских крестьян: если умирает холостой мужчина, могильщики дают его родителям труп женщины, и те хоронят их рядом как пару.[33] Одно такое захоронение недавно обнаружили в ущелье на Лёссовом плато.

Эмпатия — самый эффективный инструмент, который помогает нам устанавливать связи с другими людьми. Это скрепляющий раствор человеческой взаимосвязности. Эмпатия позволяет нам почувствовать на глубинном уровне, что ощущает другой человек.

Наше одиночество в смерти и потребность в связанности с другими нагляднее всего выражены в шедевре Ингмара Бергмана, в фильме «Шепоты и крики». Героиня картины, Агнес, умирает в муках, она полна страха и просит, чтобы кто-нибудь облегчил ее тоску своим прикосновением. Умирание Агнес оказывает огромное воздействие на двух ее сестер. Одна из них приходит к выводу, что вся ее жизнь была сплетением лжи. Но ни одна, ни вторая не могут себя заставить приблизиться к Агнес, как не могут они установить близкие отношения с кем бы то ни было и даже между собой. Обе в ужасе шарахаются от умирающей сестры. Только служанка Анна оказывается способна обнять Агнесс, поддержать ее теплом своего тела.

Вскоре после смерти Агнес ее одинокий призрак возвращается на землю. Зловещим, плачущим детским голоском просит она своих сестер дотронуться до нее, — только тогда она умрет по-настоящему. Обе женщины пытаются подойти к ней поближе, но, испугавшись следов смерти на теле сестры и предвидя ожидающую их участь, в ужасе бросаются вон из комнаты. И вновь объятие служанки Анны позволяет Агнес завершить путешествие к смерти.

Мы не сможем дать утешение умирающим, как это сделала Анна, пока не будем готовы взглянуть в лицо собственным страхам и найти точки соприкосновения с другими людьми. Пойти на такую жертву ради другого — в этом и состоит суть истинного сочувствия и эмпатии. Эта готовность почувствовать вместе с другим человеком его боль всегда составляла часть традиций врачевания, и церковных, и светских.

Но сделать это непросто. Как сестры Агнес, домочадцы или друзья часто готовы оказать помощь умирающему, но ведут себя слишком робко: возможно, они боятся нарушить его покой или потревожить мрачным разговором. Обычно умирающий начинает говорить о своем страхе первым. Если вы умираете или панически боитесь смерти, а ваши друзья и родственники держатся на расстоянии или ведут себя уклончиво, я посоветовал бы вам сосредоточиться на состоянии «здесь и сейчас» (более подробно я расскажу об этом в главе 7) и говорить обо всем предельно прямо. Например, вот так: «Я вижу, что вы не отвечаете мне прямо, когда я начинаю говорить о своих страхах. Но если бы я мог откровенно поговорить с тобой, — ведь ты мой близкий друг, — это облегчило бы мои страдания. Или это слишком больно для тебя?»

Сегодня у всех людей, которых мучает страх смерти, есть замечательная возможность установить контакт не только с близкими людьми, но и с более обширным сообществом. Открытость и гласность в медицине и средствах массовой информации, возможность посещать психотерапевтические группы дают человеку новые возможности смягчить боль одиночества. Во многих онкологических центрах сегодня работают группы поддерживающей терапии. А ведь всего тридцать лет назад созданная мною группа поддержки неизлечимо больных людей была, насколько я знаю, единственной в мире.

Кроме того, значительно возросло использование сетевых ресурсов психологической помощи. Недавнее социологическое исследование показало, что ежегодно за психологической онлайн-помощью обращается свыше 15 млн. человек.[34] Я всегда советую смертельно больным людям воспользоваться возможностью и посещать группу, образованную из людей, которые находятся в таком же положении. Такие группы, самодеятельные или под управлением профессионала, можно найти везде.