Я решил, что она должна знать, что я чувствую после этих слов. С одной стороны, я был уверен, что она поймет мои ощущения — Наоми очень восприимчива. Но я понимал и другое: если она вызвала у меня раздражение, значит, она вызывала его и у других людей. И хотя пациент может почувствовать себя плохо, узнав, что психотерапевт раздражен им, я все же решился сказать ей об этом, стараясь сохранять такт.

— Наоми, ваши замечания удивили меня и расстроили. Вы были несколько… высокомерны. Я думал, что на прошлом сеансе я постарался сделать все, что в моих силах. Кроме того, это уже не первый раз, когда вы начинаете общение с такой резкой критики. Напомню, что были встречи, которые вы начинали с диаметрально противоположных слов. Я имею в виду, что вы благодарили меня за прекрасный сеанс, что иногда озадачивало меня, потому что мне самому тот сеанс вовсе не казался каким-то особенным…

Наоми выглядела встревоженной. Зрачки ее расширились.

— Вы что, хотите сказать, что я не должна делиться с вами своими чувствами?

— Конечно, нет! Ни один из нас не должен молчать о своих чувствах. Наоборот, мы должны делиться ими и потом анализировать их. Но меня неприятно поразило то, как вы все это преподнесли. Вы могли, например, сказать, что мы с вами вместе не очень хорошо поработали в прошлый раз или что вы чувствовали дистанцию…

— Послушайте, — резко прервала меня Наоми, — я бешусь оттого, что мое тело разваливается на части, у меня в артериях два стента, во мне тикает электронный стимулятор сердца, у меня искусственное бедро, меня раздувает, как свинью, от этих дурацких таблеток, и из-за проклятого метеоризма мне стыдно показаться в общественном месте… И после всего этого я должна еще миндальничать с вами?

— Мне хорошо известны ваши ощущения по поводу своего тела. Я действительно сопереживаю вам и много говорил об этом на прошлой неделе.

— А что вы имели в виду, говоря о высокомерии?

— То, как вы смотрели мне прямо в глаза и говорили так, словно зачитывали приговор. Мне показалось, что вы нисколько не задумались о том, что я почувствую после ваших слов.

Ее лицо потемнело.

— А что до моих выражений и моей позы… — теперь она почти шипела, — что ж, вы это заслужили. Да, заслужили.

— Мне очень неприятно слышать это, Наоми.

— Ну и что, я тоже очень расстроена вашими претениями… Здесь я всегда чувствовала себя свободной — это единственное место, где я могла говорить, не сдерживаясь. А теперь вы говорите мне, мол, если вы злитесь, то будьте добры держать язык за зубами. Это огорчает меня. Раньше мы с вами работали по-другому. Все это не так, как должно быть.

— Я никогда не говорил, что вам следует замалчивать что-либо. Но, разумеется, вы должны знать, как влияют на меня ваши слова. Вы же не хотите, чтобы я держал язык за зубами? В конце концов, ваши слова не проходят бесследно.

— О чем это вы?

— Слова, с которых вы начали сеанс, отдалили меня от вас. Вы этого добивались?

— Объясните толком. Вы говорите какими-то намеками…

— Перед нами дилемма, Наоми. Вы хотите, чтобы у нас с вами сложились близкие доверительные отношения, и говорили об этом множество раз. Но ваши слова настораживают меня, я чувствую, что лучше к вам не приближаться, не то вы меня укусите!

— С сегодняшнего дня все изменилось, — сказала Наоми, опустив голову. — Так, как раньше, уже не будет.

— Вы хотите сказать, что чувства, которые я испытываю сейчас, необратимы? Вспомните, как в прошлом году ваша подруга Марджори рассердилась на вас за то, что вы заставляли ее пойти в кино на определенный фильм. Помните, как вы боялись, что она никогда, никогда больше не станет с вами разговаривать? Но, как видите, чувства переменчивы. Вы не просто разговариваете, но и остались хорошими подругами. Думаю, вы даже стали ближе друг другу. Имейте в виду, что ситуацию, которая сложилась в этом кабинете, довольно легко разрешить, хотя бы потому, что у нас с вами существует специальный свод правил. Мы должны продолжать наше общение, несмотря ни на что.

Я немного помолчал и продолжил:

— Но знаете, Наоми, ваша злость заставляет меня отстраняться. Когда вы сказали — «Вы это заслужили», — это было слишком сильно. Это поднялось из каких-то глубин вашей личности…

— Я сама поражаюсь, насколько сильны были мои эмоции. Злость… нет, больше чем злость — это был мощный выплеск ярости!

— Именно здесь, со мной? Или это случалось где-то еще?

— Нет, не только здесь, с вами. Ярость просто прет из меня повсюду. Вчера племянница на своей машине отвозила меня к врачу, и вдруг мы увидели, что посреди дороги стоит грузовичок, который не дает нам проехать. Я почувствовала такую ненависть к водителю, что мне захотелось избить его. Я вышла и пошла его искать, но его нигде не было. Тогда я рассердилась на племянницу: почему она не может его объехать? Ну и что, что придется заехать на тротуар? Она сказала, что не сможет проехать, не задев грузовик. Я не унималась, и мы так поругались, что в конце концов она вышла из машины и измерила расстояние шагами. Она показала мне, что места недостаточно из-за других машин, припаркованных вдоль дороги. Кроме того, бордюры были слишком высокими, мы не смогли бы въехать на тротуар. Она все время повторяла: «Успокойтесь, тетя Наоми, водитель сам не рад, что возникла такая проблема, и постарается устранить ее». А я ничего не могла с собой поделать. Я задыхалась от гнева и все повторяла себе: «Как он может так со мной поступать? Люди не должны так себя вести!» И конечно, племянница оказалась права. Прибежал водитель и еще двое мужчин, и все вместе они убрали грузовичок с дороги, чтобы мы могли проехать. Я почувствовала себя униженной — вот я какая, злобная старуха! Я постоянно злюсь — на официантов, которые недостаточно быстро приносят мой холодный чай, на работников парковки, за то, что они такие копуши, на кассиров в кино — сколько можно ковыряться со сдачей и билетом? Черт, да я за это время успела бы продать машину!

Сеанс подошел к концу.

— К сожалению, нам пора заканчивать. Сегодня был очень насыщенный сеанс. Я знаю, вам было очень не комфортно сегодня, но тем не менее мы проделали важную работу. Продолжим в следующий раз. Мы с вами вместе подумаем над тем, откуда берется так много злости. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.

Наоми согласилась, но на следующий же день позвонила и сказала, что ее слишком мучает злость и она не может ждать до следующей недели. Мы договорились встретиться на следующий день.

Она начала сеанс неожиданно:

— Может быть, вы знаете стихотворение Дилана Томаса «Не гасни, уходя» [55]?

Прежде чем я успел ответить, она процитировала первые строки стихотворения:

— Я могу продолжить, — сказала Наоми. — Я знаю его наизусть, но…

Тут она замолчала.

«Продолжай, продолжай», — попросил я про себя. Она прекрасно читала это стихотворение, а я мало что люблю в жизни больше, чем чтение поэзии вслух.

— В этих строках — ответ на ваш… ну, или на наш… вопрос — о моей злости, — снова заговорила Наоми. — Вчера вечером, когда я думала о нашем сеансе, мне в голову внезапно пришло это стихотворение. Забавно, что я много лет разбирала его со своими учениками, но никогда по-настоящему не вдумывалась в смысл этих строк. По крайней мере, я никогда не применяла их к себе.

— Скорее всего, я понимаю, к чему вы ведете, — за метил я. — Но мне хотелось бы услышать это от вас самой.