Слабый проблеск робкой луны. И два всадника — между жизнью и смертью. Между двумя смертями.

И сотни миль до Аравинта.

Глава восьмая.

Эвитан, Лютена.

1

Портреты. Целая галерея давно умерших людей. Галерея без начала и конца.

Портреты.

Ральф Тенмар хищно улыбается с ближайшего. Ирия, как завороженная, шагнула к нему…

Где-то плещутся волны Альварена, злобно смеется мать, печально качнулись седые косы Катрин…

А на портрете герцога — лишь пустота. Мертвая парадная зала, пунцовый набивной бархат, тяжелое древнее золото. И багрово-червонные отсветы — в черных глазах Ральфа Тенмара. Теперь он стоит рядом с пустой рамой.

Ирия против собственной воли протягивает руку. И тонкие, сильные пальцы смыкаются на ее запястье. От ледяного прикосновения враз похолодевшем.

— Круг смыкается, Ирэн. Никому не уйти от судьбы. Я был прав — даже когда ошибался.

Его больше нет. И там, где он сейчас, известна правда о живых.

— Теперь вы знаете, что я вам лгала.

— Ты не лгала.

Неужели и там, за порогом, мертвым неведомо то, чего не знали живые?

— Лгала! Послушайте…

— Это я тебе лгал — слишком о многом. И не только тебе. Но у нас мало времени. Это — Ирэн. Моя племянница…

Кому он представляет ее? Давно умершим людям? Здесь ведь больше никого нет…

Левое плечо прожигает знакомая боль. Золотая ткань бального платья расцветает кровью. Алое и золотое… И черное. Бездонная тьма в глазах старого… мертвого герцога.

Древний клинок в его руках окрашен кровью. Ее кровью.

Ветер, кровь и серебро…

Ральф усмехается глазами короля Адальстэйна. Ральф? Нет, он — на портрете. По-прежнему гордо взирает на незваных гостей, что смеют нарушать покой древнего замка и его последнего хозяина.

Старый герцог застыл в золотой раме. А рядом с Ирией — Джек. Его лицо полускрыто сумрачным лиарским туманом. И новые клочья ползут и ползут в бархатно-золоченую залу — неведомо откуда…

Кровь стекает с кинжала в руке оборотня, алые капли падают вниз… и исчезают в густеющей дымке.

— Клятва на алтаре священна! — Во взгляде Джека — печаль. В древних глазах, что уж точно старше нынешнего лиарского замка…

Наплывающий туман заслоняет золото и пурпур. Заволакивает портрет Ральфа, его взгляд и усмешку… и глаза — той же глубокой черноты, что и у Джека.

— Случившегося не изменить.

Кровь струится из раны, а боли больше нет. Странно… Весь рукав пропитался алым. Даже кольцо на левой руке побагровело. Кольцо… подарок Ральфа Тенмара. На правой носят лишь замужние дамы. И вдовы.

Ирия попыталась рывком высвободить руку. Джек отпустил ее — и боль мгновенно вернулась. Даже кольцо отяжелело в разы.

Герб… Это он такой неподъемный. И его опять не разглядеть…

— Выбор сделан, — печально качает головой оборотень, оборачиваясь к портрету.

— Выбор сделан, — чеканные черты Ральфа Тенмара вновь проступили в тумане.

— Она поклялась.

— Она поклялась…

— В чём поклялась⁈ — не выдержав, заорала Ирия.

Уж этим-то двоим она точно никаких клятв не давала!

— Ты поклялась, и боги тебя услышали, — грустно вздохнул Джек.

В ушах взорвался прибой, алым золотом полыхнуло кольцо с неразличимым гербом. Рану обожгло случайное касание золотой струящейся ткани… Зачем Ирия позволила облачить себя в это платье?

Альварен плеснулся совсем близко. Теплые, ласковые волны обволокли ноги, мигом залили туфли…

А вода здесь — откуда? Альварен затопил замок… А если прилив не остановить — зальет и галерею с портретами!

Уже по колено… выше… Мокрая ткань тяжелеет, липнет к ногам. Ну что за неудобное платье?

Где здесь выход⁈ Ирия кинулась к двери — наперегонки с водой. В коридоре волны захлестнули по грудь — осталось только плыть.

Рядом качается на волнах портрет Ральфа Тенмара. Его сорвало со стены — и теперь вода размывает краску. Шедевр Алиэ Готта гибнет на глазах. И не только он.

Потолок — высок, но уже так угрожающе близок! Всё ближе… Осталось аршина два, не больше…

Окно! Нужно окно!

Ирия подплыла к ставне, рванула — освобождая раму…

Чтобы понять: спасения нет. Замок погрузился на дно древнего озера. Если там вообще есть дно…

2

— Госпожа баронесса!

Непроглядная тьма, мягкое ложе, комната лютенского особняка… Жесткий переплет книги под головой, боль в затекшей щеке, боль в левом плече.

Шелест дождя за окном. И всё громче — стук в дверь. И настойчивее голос Пьера:

— Госпожа баронесса, откройте — это срочно!

Так, Ирия заснула за чтением очередной легенды лингардско-тенмарского цикла — и свечи погасли. А ночью разошелся дождь. И, соответственно, заныло плечо. Как у старой бабки — на погоду. Даже смешно — застуженный в Альварене порез вообразил себя боевой раной. А Пьер — хозяином особняка, раз ломится в дверь баронессы.

Ломится?

Просыпайся, дура!Так, зажигай свечи. Одевайся, живо!

— Пьер, я сейчас. Что случилось?

— У нас гости, госпожа.

Если солдаты — Пьер сказал бы это прямо или нет?

— Что за гости?

— Ваши родственники, госпожа баронесса.

Призраки Леона и Полины, кыш! У Ирэн Вегрэ — совсем другая родня.

Подсвечник в одну руку, шпагу — в другую.

Нет, подсвечник поставь на тумбу. Иначе чем дверь откроешь — зубами?

Пытаясь на ходу превратить помявшееся платье в выглаженное, Ирия откинула крюк. Если в коридоре солдаты — значит, особняк уже окружен. А как они умеют вышибать двери — мы уже видели. Мигом пожалеешь, что сон — не явь. Впрочем, он тогда как раз — «в руку»…

Из коридора пахнуло зябким холодком. Погода Лютены опять забыла, что на улице — весна. Все-таки холодно на севере…

Давно южанкой заделалась, Ирия Таррент?

Если Пьер и ошалел от зрелища полностью одетой и вооруженной до зубов госпожи, то виду не подал. Понял уже, что в хозяйки ему достался не кисейный цветочек.

Да и сам слуга выглядит… Все-таки солдаты? Явились за компанию с родственниками?

— Так кто именно почтил меня своим присутствием?

Надо бы пригласить Пьера в комнату. А если перекуплен — избавляться от него тоже лучше при закрытых дверях.

— Госпожа Соланж Тенье, господин Констанс Лерон…

Еще не легче. Соланж сбежала с Констансом? А он, соответственно, решил, что все-таки создан для любви? Душа поэта — переменчивее ветра… кажется, это сказал Грациани.

— … госпожа Софи Тенье, госпожа Одетта Лефрэз.

А семейки Гамэль и барона Огюста Альбрэ с ними нет?

— Где гости?

— В гостиной. Мари подает им вино и кемет.

Беременной Мари лучше среди ночи не вставать, но другим слугам доверия нет. Даже такого.

— Входи, Пьер.

Все-таки остальное лучше спрашивать не в коридоре.

А догадка летит ко всем змеям. Для чего беглым влюбленным брать с собой глухую как три пня престарелую кузину Одетту и малышку Софи? Если Констанс и Соланж собрались тайно венчаться (непонятно, почему, — кто мешает явно?) или вообще обойтись без церковного благословения… Нет, последнее не вяжется. Столь почтенную даму берут с собой только в качестве дуэньи. А уж зачем сестренка — и вовсе не ясно.

Ладно, солдаты отменяются — уже хорошо.

Крюк вернулся на место. А любимое кресло успокоило. И зря. Глупо привязываться к вещам, если они — временные. Вещи, титулы, имена…

— Что-то случилось в Тенмаре?

Огромное спасибо вреднючке Кати — жадно вслушивавшейся в разговоры сводных сестер, чтобы потом донести мамаше. В подправленном и приукрашенном виде. Впрочем, для Полины и в неприукрашенном сойдет, но дочь в подлости и лицемерии подражала матери. Если б не Кати — Ирия не научилась бы говорить так тихо.

Впрочем, первый урок ей преподала еще Карлотта. В келье амалианского аббатства. Когда посылала убивать «эту мразь».

— Наверняка.

Кто учил Пьера — неизвестно. Кто-то. Тенмар — тоже еще тот гадюшник. И слугам там не безопаснее, чем бедным родственникам.