— В любом случае, это твоя родня, Флинн, понаблюдай за мисс Хейвуд и побереги мисс Тэннант-Росс.

— Черити-то от кого? Ведь твой ловелас мёртв.

— Других немало.

— Уж, не по нраву ли тебе пришлась кузина-то? — с тонкой улыбкой спросил Флинн.

Клэверинг лениво кивнул.

— Милая девочка, говорю же.

Флинн внимательно взглянул на дружка. Клэверинг влюблялся редко, ибо был излишне критичен и умён. Как человек светский, умел быть обаятельным, но вовсе не готов был бросить весь мир к ногам своей Прекрасной дамы. Он искал женщину-друга, что Флинн же считал глупостью. Где такое найдёшь? Фрэнсис был немногословен, внимателен и заботлив, всегда был рядом, когда кто-то нуждался в помощи, но никогда не пускал пыль в глаза.

Впрочем, он любил запускать воздушных змеев. Это было то, чего Флинн в друге не понимал.

— Ты пригласил её на танцы в Фортесонхилл?

— Нет, она просила меня не уделять ей внимания.

— Что так? — удивился Флинн.

— Насколько я понял, моё внимание может серьёзно осложнить ей жизнь.

— А, это конечно, тётушка Дороти спит и видит свою дочку графиней, — кивнул Флинн, снова начав грызть новую зубочистку. — Ты же не против сделать мисс Вирджинию леди Фрэнсис Клэверинг?

— Против, — меланхолично сообщил Клэверинг. — Я уже три года ношу старый штопаный шлафрок, уж больно он удобен, но невесту предпочту незаштопанную.

— Привередлив ты, как я погляжу, — пробурчал Флинн.

— Не больше тебя, полагаю. Ты вон выбрал себе, что получше, что же мне подсовываешь всякую гниль?

Флинн зевнул. Он уже успокоился, ибо всегда считал, что опасность, которую можно предвидеть, — это вовсе и не опасность. По-настоящему опасно только непредвиденное.

— Да ничего я тебе не подсовываю. Но что делать-то будем?

Клэверинг устало потёр лоб.

— Потихоньку во всем разберёмся. Вот что, приглашу-ка в среду мисс Сесили да внимательно пригляжусь к ней.

— Это дельно. Кстати, не пригласишь ли ты сегодня в Фортесонхилл Филипа Кассиди? Я тоже хочу приглядеться к нему. Можно пострелять бекасов. Надеюсь, твоя суровая тётушка позволит?

— Да, она любит дичь. Сейчас пошлю за ним.

* * *

Филип Кассиди не отказался от приглашения, а пока в Фортесонхилле стреляли бекасов, мистер Остин Стэнбридж только что вышедший с кладбища, столкнулся у церковной ограды с доктором Кардиффом. Врач поприветствовал сына пастора и осведомился о его невесёлом виде.

— Что это с вами, юноша?

Стэнбридж вздохнул и признался врачу, что все никак не может прийти в себя после смерти мистера Крайтона. Ведь тот в последние дни ни на что не жаловался.

Врач только вздохнул.

— Язва коварна, и иногда такое бывает. Вскрытие показало, что дела его были плохи, хоть и были ещё некоторые странности…

— Какие странности?

— У него обожжён весь желудок и горло, чего у язвенников не бывает. Возможно, он что-то выпил и отравился, его перед смертью сильно рвало.

Кардифф откланялся, а Остин в полном изнеможении опустился на скамью у церкви. Правильно ли он понял? Крайтона, возможно, отравили? Но кто? Врагов у него не было, да и яд — не мужское дело. Но если это сделала женщина — то это, скорее всего, мисс Кассиди. Крайтон ведь хвалился, что ни за что не позволит ей вертеть дырявым задом перед графом.

Вот и дохвалился… Дурак.

Но точно ли так? На минуту Остину пришла в голову мысль, что теперь мисс Кассиди в его руках, но его тут же прошиб мороз, и он покачал головой. Если Сесили и впрямь отправила Крайтона на тот свет, то узнай она, что он в курсе её похождений, он сам не даст за свою жизнь и ломаного гроша. Это все равно, что надеть поводок на бешеную собаку — кто знает, в какой миг она перегрызёт его и сорвётся с привязи? Вон, Крайтон думал, что держит её крепко. Нет, это куда как неразумно. Но что делать?

«А ничего, — сказал ему вдруг глумливый и страшный, точно гробовой голос внутри него самого. — Сиди тише воды, ниже травы, идиот блудливый, не то лежать тебе рядом с дружком твоим — одесную…»

Остина заморозило. Он не понял, кто это сказал: вокруг никого не было.

Тут из храма вышел отец. От его согнутых плеч исходило ощущение надлома и боли, но Остин ощутил совсем другое. Оттуда шло тепло, тепло отцовских рук и его объятий, тепло покоя и безопасности.

— Отец, — прохрипел Остин и ринулся к храму, — отец…

Пастор Стэнбридж поднял голову на крик сына и увидел его, бегущего к нему.

— Папа, — Остин с силой сжал отцовские плечи, — прости меня, отец, я был так глуп… — слёзы душили его, но с каждой секундой в отцовских объятиях страх слабел, холод отступал, гробовой голос становился все тише.

— Мальчик мой… — пастор плакал и благодарил Создателя.

Он так верит, что сын образумится и вот…

Глава 17. Размышления

Позабыла про ночь, не заметила дня,

В чуткой памяти злобные взгляды храня.

Лица, полные ярости, злобы слепой

Перед ней проносились, как дьяволов рой…

У. Блейк «Песни опыта»

В отличие от всех домочадцев, Черити не принимала участие в обсуждении загадки изрезанного портрета. Отчасти потому, что не знала, что предположить, а отчасти потому, что была поглощена загадкой появления в её комнате полевого букета. Кто мог принести его?

Странно, что цветы почти точно повторяли букет, что она видела на шкатулке миссис Стэнбридж. Но Черити помнила, что когда она говорила об этой гравюре жене пастора, рядом стоял граф Клэверинг. Господи, не его ли это дурные шутки? Окно её комнаты было расположено на высоте добрых восьми футов, но если залезть на фундамент, то проникнуть в комнату труда не составит. Над окнами нависала тень огромного дуба, и в его тени можно было незаметно подойти достаточно близко к дому.

Но зачем? Он хочет подшутить над ней, как над мисс Клэр Стивенс? Черити сердито поджимала губы. Что за испорченная душа? Но, полно, он ли это?

Меж тем время бала в Фортесонхилле неумолимо приближалось.

Черити была уверена, что после изрезанного портрета Джин снова сляжет в постель с мигренью, однако этого не произошло. А вскоре Черити поняла, почему. Мать и дочь в понедельник уехали к мадам Дидье и провели у модистки, по меньшей мере, четыре часа, о чём зло сплетничала по округе Элизабет Марвелл.

Черити вновь задумалась, может, стоит всё же поговорить с леди Дороти? Зачем тратить сколько усилий в погоне за человеком с подлым нравом, который, однако, при всей своей дурной натуре всё же достаточно честно заявил об отсутствии у него всяких намерений? Но она в который раз покачала головой. Черити слишком хорошо знала тётю, чтобы заранее понять, что услышана не будет. Вот миссис Флинн отнеслась бы к её словам без всякого предубеждения, и, разумеется, прислушалась, подумала Черити.

Но кто мог изрезать портрет? Право, кроме Филипа Кассиди, оскорблённого расторжением помолвки, никто на такое не решился бы, но Кассиди не приходил к ним с самого дня разрыва. Впрочем, по злобе или, точнее, из дурного желания пошутить, это могли сделать и субботние гости. Мало ли что взбредёт в голову той же Бетти Марвелл или девицам Фортескью? Однако кузен уверяет, что утром в воскресение портрет был цел, а значит, это не они.

Тут, аккурат к обеду во вторник, вернулся из Фортесонхилла кузен Селентайн, нагруженный двумя подстреленными бекасами и толстым домашним гусем. Он пояснил, что бекасов убил сам, а гуся ему едва ли не силой всучила экономка Фортесонхилла миссис Уилсон.

— Ты отлично стреляешь, племянничек, — заметил сэр Тимоти, но Флинн возразил, что он как раз настрелял меньше всех.

— Лучше всех стреляют Фрэнсис и Филип Кассиди, дядюшка, а я — мазила, — рассмеялся он.

Филип Кассиди был, как знали все, действительно великолепным стрелком, но все промолчали, а Флинн, поняв, что нечаянно сболтнул о верёвке в доме повешенного, смущённо умолк. Впрочем, он тут же, как ни в чём ни бывало, начал рассказ о труппе, приглашённой в замок, и о приготовлении сцены. Спектакль будет в галерее менестрелей, сообщил он, там повесили роскошный занавес, и зал почти не отличить от театра. Кузен также зло насплетничал, что приме театральной труппы, которая играет главную героиню, не меньше сорока лет, но на вид не дашь и двадцати пяти.