Единственное, в чем мы достигли согласия, так это в том, что убийцу следует искать среди вампиров. Только вампир мог слышать нашу перепалку с Изабель на балу, только вампир мог проникнуть в хорошо охраняемый жилой комплекс и только вампиру было по силам выпить из Изабель и Лены столько крови…
— Шерше ля вамп, — невесело пошутил Вацлав, резюмируя наши рассуждения.
Задерживаться у меня они не стали. Вацлав собирался переговорить с Андреем, а Аристарх — заручиться поддержкой старейшин и потянуть время до ментального допроса. Он искренне надеялся, что Вацлав по горячим следам раскроет убийство Лены и найдет настоящего преступника, и тогда мне удастся избежать болезненной и небезопасной экзекуции. Я была менее оптимистична на этот счет. А Вацлав и вовсе выглядел мрачнее грозовой тучи. Тем не менее, когда Аристарх ступил за порог, Вацлав, прежде чем выйти следом, обернулся и сказал:
— Верь мне. Я тебя отсюда вытащу.
И я поверила.
…Какая же я была дура!
Вацлав вернулся следующей ночью. Один, без Аристарха. Злой, бледный, уставший.
Я стояла у зарешеченного окна, глядя, как луна рисует серебристые тени на снегу. Обернулась, обрадовалась, потянулась к нему. Но напоролась на его потемневший взгляд и застыла, где стояла.
Его молчание было невыносимо. Я отвернулась к окну, но стало еще хуже. Теперь его острый взгляд лезвием кинжала танцевал по моей спине.
Когда Вацлав нарушил молчание, его голос был сух и холоден.
— Ментальный допрос для тебя назначен на завтра.
Я оцепенела, не в силах отвести взгляда от лунного кружева за окном. Возможно, это одна из последних ночей в моей жизни. Ведь после ментального допроса путь один — на эшафот.
— Аристарх сейчас пытается добиться отсрочки, — добавил он, — но не буду тебя обнадеживать — маловероятно, что у него получится.
Не дождавшись от меня реакции, Вацлав продолжил подчеркнуто официально:
— Ментальный допрос для объективности проводится двумя дознавателями. Одним, как ты догадываешься, будет Андрей, вторым, — его голос дрогнул, — вызвался я.
Я, застыв, смотрела в окно. Прежде мне казалось, что хуже быть уже не может. Может, еще как может! Вацлав будет копаться в моих мыслях, перебирать по песчинке мое прошлое, рассматривать под лупой мои комплексы и мои страхи, мои влюбленности и мои симпатии. Вацлав, которому я так доверяла и на помощь которого так рассчитывала, станет моим инквизитором и палачом.
— Надеюсь, ты понимаешь, почему я на это пошел, — надтреснуто сказал он за моей спиной. — Я прошел через ментальный допрос, и я как никто другой знаю, что это такое.
— Можешь не оправдываться, — безжизненно отозвалась я. — Искушение было слишком велико.
— Искушение? — проскрежетал он, и я невольно обернулась.
На скулах Вацлава играли желваки, в глазах полыхал пожар, готовый стереть с лица земли весь Париж.
— Ты что, думаешь, мне это приятно?! Я знаю, каково это, когда тебе лезут в самую душу, и согласился на это только потому, что…
— Чтобы облегчить мне экзекуцию? — холодно перебила я. — Что ж, я оценила твое благородство.
Вацлав волком смотрел на меня.
— Нет, ты не понимаешь! Андрей сделает все, чтобы тебя засудить. Он вытащит из твоей памяти всю грязь, которую ты хоть однажды пережила, и закроет глаза на все хорошее.
— А ты, значит, будешь моим адвокатом? — Я нашла в себе силы вздернуть подбородок, хотя мне казалось, что на плечи давит мраморная надгробная плита.
— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы доказать твою невиновность, — горячо поклялся он.
— А если ты ошибаешься? — стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила я. — Если я виновна?
Вацлав посмотрел на меня так, что я почувствовала себя ведьмой на инквизиторском костре. Еще миг — и хворост под моими босыми ногами запылает. Но он отвел взгляд и глухо сказал:
— Тогда тебе уже ничто и никто не поможет.
Аристарх пришел уже под утро, когда мне удалось задремать. Я проснулась от его взгляда и, увидев его потухшее, осунувшееся лицо, поняла: отсрочки он не получил.
— Дед, — пробормотала я, поднимаясь на диване, — не кори себя. Ты сделал все, что мог.
Он замотал головой и надтреснутым голосом произнес:
— Если бы я только мог поехать с тобой… Если бы я только знал! Ничего бы этого не случилось…
Он отвернулся, избегая смотреть мне в глаза, и отошел к окну.
— Перестань. Ты же не знал. Ты был нужен в Москве.
Он затряс головой:
— Эдику я был уже не нужен. Он был мертв. А тебя я еще мог спасти. Если бы только не эта проклятая снежная буря! — в сердцах воскликнул он. — Я бы успел прилететь за тобой, пока ничего не случилось.
— А что произошло с Эдиком? — спросила я, вспомнив о несчастном случае с кровным воспитанником Аристарха, который и задержал деда в Москве.
— Трагическая нелепость. Упал на машине с моста в реку.
— А это точно не убийство? — почувствовав смутную тревогу, уточнила я.
— Несчастный случай, — безжизненно отозвался Аристарх. — Дело уже закрыли.
И вдруг взорвался, оборачиваясь ко мне:
— Да о чем мы вообще говорим! Ведь завтра они тебя… Подумать только! Найти тебя спустя столько долгих лет, чтобы вот так потерять…
Он снова отвернулся к окну, и я заметила, что его плечи вздрагивают. Подошла сзади, обняла за плечи и вдруг с удивлением поняла: он плачет. Заглянула деду в лицо и оцепенела: его глаза были сухими и красными, но тело сотрясалось от рыданий, а из плотно сжатых губ со свистом вылетал воздух. Аристарх плакал без слез. И это было по–настоящему больно.
Под вечер заглянула Вероник. Несмотря на ее бодрое «бон суар», выглядела она уставшей, осунувшейся и постаревшей лет на пять. Для вампира это приличный срок. Она крепко обняла меня и тотчас же принялась пылко извиняться, что не навестила раньше. Я остановила ее, уже зная от Аристарха, что Вероник все эти дни проводила в чрезвычайных заседаниях старейшин и Гончих, пытаясь выгородить меня и добиться поблажек и отсрочек. Неудачи были написаны на ее лице тенями под глазами, но, судя по боевому блеску в глазах, сдаваться мексиканка не собиралась.
Я была ей рада. С появлением Вероник комната, служившая мне камерой, наполнилась ароматом духов, дыханием жизни, звоном голосов. Даже Аристарх приободрился и охотно поддержал разговор о том, в каком из ресторанов Парижа мы отметим благополучное окончание этой жуткой истории.
Бумажные пакеты, которые Вероник притащила с собой, оказались полны флакончиков с туалетной водой и коробочек с тушью, тенями и пудрой. С целью поднятия моего боевого духа Вероник скупила все новинки косметических магазинов.
— А то ты бледная какая–то! — пояснила она, выдвигая из золотистого футляра красную помаду и намереваясь исправить мою блеклость. Я покорно подставила губы.
Когда сеанс макияжа от Вероник был завершен, настала очередь последнего пакета. Вероник выудила оттуда бутылку бордо, при одном взгляде на которую сведущий в винах Аристарх восхищенно присвистнул. Мексиканке все давалось легко, и даже отсутствие бокалов не стало для нее проблемой. Она на минутку выглянула в коридор, шепнула что–то моим тюремщикам, и скоро мы уже разливали вино по трем хрустальным фужерам. Надеюсь, что это не те фужеры, в которых смешивают яд для приговоренных к смерти…
— За тебя, Жанна! — провозгласила Вероник. — За то, чтобы уже завтра все это кошмарное недоразумение закончилось! И мы с тобой сразу же отправимся опустошать парижские бутики!
— Так и быть, я готов принять на себя тяжесть ваших покупок, миледи, и следовать за вами подобно пажу, — шутливо поддержал ее Аристарх.
— И за вас. — Я подняла бокал. — Я очень рада, что вы сегодня со мной.
Вино я лишь пригубила, так и не оценив в полной мере его вкуса. Назавтра мне была нужна трезвая голова. А вот Аристарх опустошал бокал за бокалом, словно стремился запить горечь воспоминаний, которые он сегодня оживил по моей просьбе.
Вероник задержалась недолго: ей позвонили, и она срочно сорвалась с места. По взгляду, которым она на прощанье обменялась с Аристархом, было понятно, что речь о моей судьбе. Аристарх вышел ее проводить, вернулся и вскоре заснул в кресле — бордо оказалось отличным снотворным. Я была даже рада тому, что сегодня он остался со мной, а не ушел на ночь.