На дорогах привлекали внимание двухэтажные автобусы и такие же старомодные черные кебы, как тот, в котором мы ехали. Машины лондонцев тоже заметно отличались от московских: в марках автомобилей я сильна не настолько, насколько в туфлях и сумках, но крутые тачки видно сразу. А те, что ехали по соседству с нами, были очень крутыми. Из любопытства я бросала взгляд на логотипы и насчитала тройку «ягуаров», два «бентли», четыре «мерседеса». А это что за красивая машинка? Да это же легендарная «ламборгини»!
— Не в свой «феррари» не садись, подожди «ламборгини», — пробормотала я себе под нос одну из любимых фразочек.
— Что? — недоуменно обернулся ко мне Вацлав. Судя по его виду, я оторвала его от раздумий о судьбе человечества.
— Ничего, забудь. — Я отвернулась и принялась разглядывать проплывающие за окном красные и черные телефонные будки на тротуаре и прохожих.
Лондонцы были очень элегантно одеты, почти у всех на шее — шарфы, никакой суеты в движениях — никто никуда не бежит, словно вышли прогуляться. А вот автолюбители, напротив, гоняют так, как будто опаздывают на прием к английской королеве.
Вскоре мы попали на оживленную улицу, полную магазинов, и я с любопытством прилипла к стеклу, изучая вывески и витрины. А это что за огромный торговый рай, чем–то напоминающий наш ГУМ? Длинное коричневое здание в классическом стиле, зеленые козырьки над витринами на первом этаже и покупатели, выходящие из дверей с зелеными целлофановыми пакетами с желтой надписью Harrods. Да это же легендарный лондонский магазин, моя давнишняя шопинг–мечта! Если в Москве все дороги ведут в ГУМ, в Лондоне то же самое можно сказать про «Хэрродс». Купить в «Хэрродсе», как говорят, можно все, что не запрещено английскими законами, — от ластика до слона. А еще здесь можно одеться так, что не стыдно будет появиться на королевском балу.
Вот бы побывать там и застрять часов этак на пять! Жалко, что зимняя распродажа уже позади. Я читала, что еще за три дня до начала распродаж на тротуарах у магазина начинают занимать места, а самые отчаянные модники даже ночуют здесь в спальных мешках. Красную ленточку начала распродаж перерезает кто–то из звезд. В разные годы это были Виктория Бэкхем, Келли Брукс и Ева Лонгория. А потом в двери универмага врывается толпа… Как–то я видела один из репортажей по телевизору: это было просто безумие! Недаром журналистка начала свой сюжет словами: «Сами лондонцы говорят: лишь два раза в году вы не увидите в «Хэрродсе» ни леди, ни джентльменов — во время летней и зимней распродажи».
Заметив, что я свернула голову, провожая взглядом магазин, Вацлав иронически ухмыльнулся. Будь здесь сейчас Аристарх, он бы еще добавил:
— Сколько Жанну ни одевай, она все равно в бутик смотрит.
Но легендарный магазин остался позади, кеб свернул на другую улицу, и вскоре мы остановились перед отелем, номер в котором Вацлав забронировал по Интернету.
Солнечный свет почти не пробивался через пелену облаков, и нам не пришлось дожидаться сумерек, чтобы навестить ювелира. Однако, прежде чем поймать такси, мы зашли в ближайший салон мобильной связи и купили сотовые телефоны взамен испорченных во время купания во Влтаве. Вацлав, проявив консерватизм, выбрал ту же самую модель, какая у него и была до этого, а мне приглянулась хорошенькая трубка ярко–алого цвета. У предусмотрительного Гончего оказалась запасная сим–карта со всеми необходимыми телефонами, которую он хранил в сейфе отеля, а мне пришлось купить временную симку английского оператора с абсолютно чистой записной книжкой. Ну ничего, домашние телефоны родителей и бабушки я и так помню назубок, сотовый Аристарха есть у Вацлава, а больше никому с чужбины я звонить не собираюсь.
Выйдя из салона, Вацлав поймал такси, на этот раз обычное желтое, заклеенное рекламой, и продиктовал адрес.
Еще в аэропорту Вацлав навел справки и выяснил, что ювелир с мировым именем, как ни странно, человек. Это слегка затрудняло нашу задачу. Гончему было бы легко проникнуть к вампиру, даже самому прославленному. Чтобы попасть к человеку, следовало придумать уважительный повод.
— Свадьба, — убежденно ляпнул Вацлав в такси по пути к ювелирной мастерской.
— Что? — закашлялась я, отворачиваясь от окна, за которым успела разглядеть примечательную вывеску с зеленым крестом, профилем мужчины с трубкой и надписью «Аптека Шерлока Холмса». Слова Вацлава меня настолько ошеломили, что я даже не успела осознать, что мы находимся на легендарной Бейкер–стрит, где жил знаменитый сыщик.
— Свадьба — это святое, — серьезно пояснил Вацлав. — Разве Шепард откажется помочь жениху и невесте, которая восхищается его ювелирным мастерством и мечтает об обручальных кольцах его работы?
На том мы и порешили. А Вацлав принялся звонить какому–то Дэниэлу из лондонских Гончих, и у меня сразу же упало настроение. Я вспомнила о погибшей Эмили.
Вампиры тоже умирают. Еще в самом начале моего вступления в Клуб Лана предупреждала меня, что средняя продолжительность жизни вампира — двести восемьдесят лет. Те, кому исполнилось четыреста, уже считаются редкими долгожителями. Потому что несчастные случаи, пожары, авиакатастрофы и автомобильные аварии никто не отменял. И вампиры в них регулярно погибают. Хотя и реже, чем люди при тех же повреждениях. Как еще Вацлав при его образе жизни умудрился дожить до двухсот двадцати!
И все–таки как несправедлива жизнь! Уж если бы кому из моих двенадцати сестричек и суждено было погибнуть молодой, лучше бы это была Кобра, без зазрения совести убившая двух репортеров в Замке Сов. Без нее мир бы только стал лучше. С гибелью Эмили одной очень светлой личностью на земле стало меньше. «Со смертью каждого человека умирает неведомый мир», — писал Экзюпери. И мир, который Эмили унесла в своем сердце, был миром добра и милосердия. Скольким бы детишкам она еще могла помочь в ближайшие двести–триста лет! Уверена, что и стать вампиром она согласилась только ради возможности творить добрые дела еще долго, а не ради вечной молодости. И я готова поклясться, что Эмили была сторонницей донорской крови по талонам. Представить ее крадущейся по ночным улицам в поисках жертвы было невозможно. А вот Кобру — запросто.
Закончив разговор по телефону, Вацлав повернулся ко мне:
— Похороны уже прошли. Ни Дарла, ни Ванесса, ни Орнелла на церемонии не появлялись. В любом случае сейчас они уже покинули Лондон. Если бы мы оказались здесь хотя бы на несколько часов раньше… — с досадой добавил он.
— А что там с пожаром? Это не поджог? — взволнованно уточнила я.
— Дэниэл говорит, что вряд ли. Пожар произошел ночью, когда в здании не было никого, кроме сторожа. Ведется расследование. По предварительной версии причиной пожара стала неисправная электропроводка. Накануне в здании были скачки электричества и барахлили компьютеры. Эмили отпустила сотрудников пораньше, а сама осталась в офисе — у нее были какие–то срочные дела. Возгорание произошло в подвале. Почуяв запах гари, Эмили спустилась вниз. Ночной сторож уже вызвал пожарных. Но Эмили бросилась в огонь…
— Там кто–то был? — тихо спросила я, поняв, что Эмили с ее чутким сердцем не смогла бы остаться в стороне.
— Кошка. — Вацлав нахмурился. — Кошка с котятами. Сотрудники приютили их в подвале и подкармливали. Сторож говорит, что кошка пронзительно мяукала, а из–под двери подвала уже вырывались языки пламени, он удерживал Эмили, но она оттолкнула его и все равно вбежала туда.
— Наверное, думала, что огонь ей не страшен, — тихо заметила я, — и она успеет спастись…
— Самое удивительное, что кошку с котятами она спасла, — добавил Вацлав. — Там было небольшое окошко, ведущее на улицу. Эмили разбила его и просунула кошек через решетку. А сама уже не выбралась.
В салоне повисло тягостное молчание, и я отвернулась к окну, за которым проплывал Лондон.
В магазин при мастерской ювелира мы попали без труда, но администратор вежливо, но непреклонно заявила, что мистер Шепард занят и принимает клиентов только по предварительной записи. И даже любезно предложила записать нас… на май. Учитывая, что на календаре было начало февраля, Вацлава это совсем не обрадовало. Я отвернулась к витрине, разглядывая изящные кольца и серьги: белое золото в искусном сочетании с искрящимися сапфирами цвета закатного тайского неба и прозрачными, как слеза, алмазами. Скоро День всех влюбленных, и какие–то из них станут весомыми доказательствами любовных клятв и признаний. Одно из колец меня буквально заворожило. На тонкий ободок из белого золота присела маленькая стрекоза. Ее изящные крылышки были усыпаны крошечными сапфирами, глаза были сделаны из двух бриллиантов. И было легко представить, что сейчас она оживет и вспорхнет с ободка, забившись крылышками о стекло витрины.