— Я смотрю, ты слишком весел, — с упреком заметила я.

— А что? — не понял Аристарх.

— А ничего! Ты не думал, что мне не очень–то приятно обманывать своих родителей и бабушку? Что это противоестественно — выдавать своего деда за жениха? Что меня с ума сводит желание мамы скорей выдать меня за тебя замуж?! — все сильней заводилась я. — Что это ненормально: идти с тобой в гости, представляя женихом, выслушивать от родителей поздравления с Днем святого Валентина, изображать влюбленность к собственному деду, а потом бежать на свидание к другому!

— Жан, — Аристарх виновато покосился на меня, — ты думаешь, мне самому все это нравится?

— Думаю, да, — огрызнулась я.

— Я хочу видеть сына и Лизу, — с решимостью сказал он и спросил с тоской: — Как мне еще можно с ними встречаться?

Я вздохнула, признавая его правоту.

— Извини, я все понимаю. Но ты думал о том, что мы будем говорить через год или два? Начнутся расспросы, почему мы еще не женаты или почему не живем вместе хотя бы в гражданском браке. Или ты и свадьбу собираешься инсценировать с обменом обручальными паспортами и печатями в паспортах?

— Нет, конечно, — Аристарх взъерошил волосы. — Что–нибудь придумаем. Только не лишай меня этих вечеров, ладно? — Он с мольбой посмотрел на меня.

Я кивнула, понимая, как важны для него эти короткие встречи с близкими ему людьми — женщиной, которую любил, сыном, которого не знал.

Когда мы подъехали, у моего подъезда уже стоял черный внедорожник Вацлава. Я заметила, что Аристарх с недовольством взглянул в окно, но ничего не сказал. Видимо, мы сошлись на компромиссе. Я помогаю Аристарху видеться с близкими, а он не лезет в мою личную жизнь.

Мужчины обменялись приветствиями. Я поцеловала Аристарха в щеку и пересела в «форд». Вацлав проследил в зеркале, что машина Аристарха выехала со двора, и только тогда наклонился поцеловать меня. Похоже, старомодные приличия не позволяли ему проявлять чувства к девушке на виду у ее родственника. А Аристарх в вампирской среде был мне за отца.

— А теперь пристегнись, — попросил он, отстраняясь и заводя мотор.

— Куда мы едем? — сгорая от любопытства, поинтересовалась я.

Похоже, Вацлав приготовил мне сюрприз!

— Ко мне, — просто ответил он. — Ты же хотела побывать у меня в гостях?

Я чуть в ладоши не захлопала. Это еще лучше, чем ужин в «Подземелье»! Берлога Вацлава волновала мое воображение с тех пор, как мы побывали в гостях у Криса, и я не раз пыталась представить, где живет мой любимый. Воображение рисовало то стерильные, лишенные всяческой индивидуальности апартаменты, как у Криса, то загородный коттедж с современным тренажерным залом в подвале, то захламленную квартиру, где куда ни глянь стопками лежат папки с документами по текущим делам Гончих.

— Скажи, — вспомнила я, — что случилось в Москве, что твои ребята тебя так ждали?

Вацлав нахмурился:

— Кто–то нападает на молодых женщин в лифтах. Насилует и убивает. Мы взяли след, но пока не нашли сукиного сына.

— Понятно, — выдавила я.

И зачем только спросила? Романтического настроения как не бывало. Чтобы как–то отвлечься, я включила магнитолу и принялась щелкать каналами радио в поисках «Love–радио». Надеюсь, хоть это напомнит Вацлаву, какой сегодня день!

— Оставь, — попросил Вацлав, когда я наткнулась на выпуск новостей.

По окончании выпуска взял слово ведущий часа, и я уже собиралась переключить радиостанцию, когда ведущий объявил Жасмин и зазвучала знакомая мелодия. Я прибавила звук, чтобы послушать слова песни, которая стояла на Сашкином телефоне на входящие звонки от Ирвинга:

Время улетает, как песок.

Мне бы быть с тобой еще чуток.

Скоро я увижу вновь рассвет,

Но исчезнет с ним твой след.

Поразительно, насколько текст песни совпал с Сашкиной реальностью. Ведь с рассветом вампир Ирвинг покидал ее.

Вацлав покосился на меня, очевидно недоумевая по поводу моего музыкального выбора. Но мне было не до объяснений. Интересно, а какую музыку предпочитает он сам? Брутальный хард–рок? Депрессивный дум–метал? Меланхоличную готику? Жизнерадостный джаз? Чувственный блюз? Классику? Впрочем, что для меня классика, то для Вацлава музыка его молодости. Он, может, еще прижизненные концерты Бетховена застал.

По дороге я рассказала ему о своей вчерашней встрече с Жаном. Мне крепко влетело за самодеятельность, за легкомыслие, за то, что отправилась на пепелище без него или Аристарха и не поставила никого в известность.

— А если бы на тебя там кто–нибудь напал? — негодовал Вацлав.

— Тогда это было бы его последнее нападение в этой жизни. Не будите во мне вампира — и не покусаны будете, — попыталась отшутиться я. — Так ты хочешь услышать, что я узнала?

Вацлав скрипнул зубами:

— Говори.

Выслушав меня до конца, он присвистнул.

— Говоришь, премьер–министр, нефтяная королева и олимпийская чемпионка? И ты хочешь сказать, что не узнала их в лицо?

— Уж извини, я политикой, бизнесом и спортом не интересуюсь, — смешалась я. — И вообще, слышал такую поговорку: много будешь знать, занудой прослывешь? Как думаешь, нам теперь будет легче их найти?

— Найти–то, может, и легче, — с озадаченным видом отозвался Вацлав. — А поговорить без ордера — вряд ли. Олимпийскую чемпионку еще можно попытаться прижать. А к премьер–министру и нефтяной магнатке так просто не подобраться.

— Что же делать? — с отчаянием спросила я.

— Ты уже сделала все возможное и невозможное, — строго отрезал он. — Теперь предоставь дело профессионалу.

Мы подъехали к новой высотке в районе Кутузовского проспекта.

— Идем? — Вацлав помог мне выйти из машины и повел к подъезду.

— Сколько здесь этажей? — Я подняла голову, пытаясь сосчитать этажи по горящим окнам.

— Тридцать четыре, — ответил Вацлав. — Мой — тридцатый.

Вестибюль, отделанный мрамором, выглядел по–королевски. Но я даже не стала рассматривать окружающую роскошь — мне не терпелось подняться в квартиру Вацлава.

Первое, что я увидела, войдя за порог, это огни Москвы из гостиной напротив. На мгновение мне почудилось, что мы попали не в жилище, а на крышу. Панорамное остекление окон от пола до потолка открывало совершенно фантастический вид на город. Казалось, я окунулась в сияние звезд, и сейчас в окно хлынет лунная дорожка и ляжет мне под ноги.

— Как красиво! — Я быстро скинула сапоги и пальто и подлетела к окнам. До перепланировки здесь была закругленная лоджия, и теперь из окон, не закрытых шторами, открывался фантастический вид. Спящий город. Желтая лента проспекта. Цепочки фонарей вдоль Москвы–реки. Гордый шпиль Московского университета. Звездное небо вокруг. Я и не знала, что в Москве бывают такие звезды. Получается, они светят только тем, кто живет на тридцатом этаже.

— Это, конечно, не Эмпайр–Стейт–Билдинг… — сказал Вацлав, подходя сзади и не включая света.

— Это еще лучше! — искренне ответила я, не в силах оторваться от стекла, и тихо добавила: — Ведь мы здесь одни.

— Я выбрал ее только из–за этого вида, — признался Вацлав. — Приехал смотреть в сумерках и сразу понял, что это мое.

Он медленно заправил прядь волос мне за ухо. А затем его губы скользнули по моей шее, и мне показалось, что звезды сорвались с небосклона и пролились на землю ослепительным дождем.

— Сегодня День всех влюбленных, — прерывисто пробормотал он. — Прости, я не приготовил тебе валентинку.

Я, не сдержавшись, фыркнула. Вацлав и валентинки — нечто совершенно не укладывающееся в моей голове. Перед тем как сегодня отправиться в гости к родителям, я забежала в книжный магазин через дорогу от дома и пересмотрела кучу романтических открыток. Выбрать одну из них для Глеба не составило бы труда — ему бы подошла и шутливая валентинка «Давай с тобой займемся ЭТИМ — Валентинов день отметим», и непритязательный стишок «Мы друг другу идеально подошли — счастье на двоих одно нашли», и трогательное прозаическое признание «Когда мы вместе — каждый день становится для нас Днем влюблённых!». Но ни одна из открыток не могла выразить то, что я испытываю к Вацлаву. И все слова казались глупыми, когда я представляла, что их будет читать он. Мы никогда не говорили о наших чувствах, и слово «люблю» еще ни разу не прозвучало между страстными поцелуями или после пробуждения в одной постели. Хотя я не раз вспоминала слова Эвелины о том, что Вацлав любит меня еще сильнее, чем ее когда–то. Но что призрак может знать о том, что творится сейчас на душе у Гончего? Я ждала признания самого Вацлава и надеялась, что хотя бы сегодня он скажет то, что я мечтаю услышать. А пока я сказала в ответ: