— А по-моему, неплохо, — возразила Рива, подчистила последние крошки со своей тарелки и негромко рыгнула. — Твоя мать? Она... её больше нет?

— Увы, — покачала головой Алорнис. — Она умерла во время прошлой зимней ярмарки. Кровавый кашель. Аспект Элера сделала все, что было в её силах, но... — Девушка замолчала, опустив взгляд.

— Прими мои соболезнования, сестра.

— Не стоит тебе так меня называть. Королевский эдикт на сей счёт однозначен: я тебе не сестра, дом этот не мой, и всё, чем владел отец, вплоть до никчёмной рухляди, по праву принадлежит короне. Пришлось умолять судью позволить мне пожить здесь ещё месяц, прежде чем приставы заберут оставшееся. И то он согласился лишь потому, что мастер Бенрил пообещал задаром нарисовать его портрет.

— Мастер Бенрил Лениаль из Третьего ордена? Так вы знакомы?

— Я его ученица, а также бесплатная помощница. Но занимаюсь я усердно. — Девушка указала на дальнюю стену, завешанную листами пергамента.

Ваэлин встал, подошёл поближе и присвистнул от удивления, увидев рисунки. Сюжеты были самые разнообразные: конь, воробей, старый знакомый дуб, женщина с корзиной хлеба... Выразительность линий, выполненных углём или тушью, поражала.

— Ох, Отец Мира! — Рива подошла ближе и уставилась на картинки, разинув рот. Ваэлину показалось, что она восхищена увиденным: ровно до тех пор, пока та едва ли не с ужасом повернулась к его сестре. — Это прикосновение Тьмы! — выдохнула Рива.

Алорнис крепилась мгновенье-другое, потом не выдержала и прыснула со смеху.

— Это просто линии на пергаменте! Я рисовала всегда, сколько себя помню. Хочешь, я и тебя нарисую?

— Нет, — отвернулась Рива.

— Но ты ведь такая хорошенькая, получится великолепный этюд.

— Я же сказала — нет!

Со злым лицом Рива решительно направилась к выходу, но у самой двери остановилась. Ваэлин заметил, как побелели костяшки пальцев, сжавших косяк. Песнь крови тут же отозвалась мягким мерным биением. Он уже слышал этот мотив раньше, когда они только собирались в дорогу вместе с труппой Джанрила. Это случалось в те моменты, когда Рива наблюдала за танцующей Эллорой: восхищение и очарованность в её взгляде внезапно сменялись гневом. Разве что в тот раз песнь звучала чуть тише.

Прикрыв глаза, Рива пробормотала одну из своих привычных молитв.

— Прошу прощения, — сказала она затем, стараясь не смотреть на Алорнис. — Это не мой дом, я забылась. — Она покосилась на Ваэлина. — Нынешний вечер должен принадлежать вам с сестрой. Я найду, где устроиться. А о делах поговорим утром, — твёрдым тоном закончила она и вышла в коридор.

По мере того как она обследовала дом, до них доносились слабые шорохи. Как бы там ни было, прятаться её научили как следует.

— Говоришь, попутчица твоя? — спросила Алорнис.

— В дороге кого только не встретишь, — сказал Ваэлин, возвращаясь за стол. — Родитель действительно оставил тебя ни с чем?

— Он не виноват, — резко возразила она. — Деньги ушли на лечение, права на земли и пенсию утрачены после того, как он перестал быть владыкой битв... А его друзья, с которыми они вместе прошли через все тяготы войны, быстро забыли его. Нелёгкое было время, братец.

Аль-Сорна заметил упрёк в её взгляде. Что же, он его вполне заслужил.

— Я чувствовал себя лишним здесь, — сказал он. — По крайней мере, мне так казалось. Ты хорошо знала отца, выросла на его глазах. Со мной всё было иначе. Когда он не был на войне, он без конца занимался лошадьми. Или солдатами. А если оставался дома...

...Высокий черноглазый мужчина сурово смотрит на хохочущего мальчика, прыгающего вокруг с деревянным мечом, кричащего: «Отец! Научите меня! Ну научите, пожалуйста!» Он твёрдо отводит в сторону игрушечное оружие сына и приказывает домоправителю увести ребёнка в дом, сам же возвращается к своей лошади...

— Отец тебя любил. Мне он никогда не лгал. Я всегда знала, кто ты и кто я, хотя с матерью мы об этом не говорили. Каждый день, каждый час он всем сердцем раскаивался, что нарушил волю твоей матери. Он хотел, чтобы ты знал об этом. Потом, когда болезнь начала брать своё и он перестал подниматься с постели, он только и говорил о тебе.

Внезапно сверху раздался звук падения чего-то тяжёлого, затем — встревоженный мужской голос и какой-то лязг. «Рива!»

— О нет! — простонала Алорнис. — Обычно он встаёт не раньше десяти.

Ваэлин со всех ног кинулся на второй этаж. Рива, оседлав лежащего на полу небритого юного красавца, прижимала нож к его горлу.

— Тёмный Меч, здесь разбойник! — крикнула она. — В твоём доме — разбойник!

— Всего лишь скромный поэт, уверяю вас, — прохрипел юноша.

— Поговори у меня ещё! — Рива угрожающе нависла над беднягой. — Ты забрался в дом к одинокой девушке! Что, в штанах зудит, да?

— Рива, — спокойно позвал Ваэлин, не решаясь сейчас дотронуться до неё. Случай с рисунками рассердил её, энергия требовала выхода, и чужое касание грозило потерей контроля: она вся была словно натянутая тетива. — Это друг. Отпусти его, будь добра.

Ноздри Ривы раздувались, она ткнула парня ещё разок, но всё-таки отпустила его и плавно поднялась на ноги. Нож исчез в ножнах.

— Вижу, вы продолжаете прикармливать опасных питомцев, — сказал юноша, всё ещё лёжа на полу.

Рива вновь подалась вперёд, однако Ваэлин быстро встал между ними, протянул парню руку и помог встать. От того несло дешёвым пойлом.

— Не стоит дразнить её, Алюций, — произнёс Аль-Сорна. — Вам остаётся лишь мечтать о таких способностях, как у неё.

Ваэлин обнаружил Алюция Аль-Гестиана на кирпичной стене сада. Жмуря на утреннем солнце покрасневшие глаза, парень то и дело прикладывался к фляжке. Учебный бой с Ривой оказался более энергичным, чем обычно: в девушке продолжал кипеть гнев. Удары стали заметно уверенней и решительней. Аль-Сорна под конец даже взмок.

— Что, «Братний друг»? — поинтересовался Ваэлин, доставая из колодца ведро воды и указывая кивком на фляжку.

— В наши дни эта дрянь зовётся «Волчьей кровью», — ответил Алюций, салютуя ему фляжкой. — Несколько ветеранов — из ваших, кстати — сложили в кучу свои пенсионные деньги и устроили винокурню, а нынче разливают любимый напиток полка не покладая рук. Я слыхал, они разбогатели не хуже купцов с Дальнего Запада.

— Ну и прекрасно. — Ваэлин поставил ведро на край колодца, зачерпнул воды деревянным ковшом и отпил. — Как ваш отец?

— Ненавидит вас всей душой, если вы это имеете в виду, — ответил Алюций, его улыбка сразу поблекла. — Однако сейчас он... сама скромность. Король назначил нового владыку битв.

— Я его знаю?

— Ещё бы! Вариус Аль-Трендиль, герой сражения у Кровавого Холма и взятия Линеша.

Ваэлин припомнил угрюмого типа, который скрипел зубами, сдерживая ругательства, в приступе неутолимой алчности.

— И много он уже навоевал?

— Ну, после мятежа Узурпатора в Королевстве и войн-то настоящих не было. Впрочем, с подавлением бунтов и беспорядков он справился отменно.

— Понятно. — Ваэлин отпил ещё глоток и присел рядом. — Слушайте, я должен задать вам один щекотливый вопрос.

— Почему пьяный поэт дрых в доме вашей сестры?

— Именно.

— Алюций считает, что защитит меня в случае чего, — раздался голос Алорнис, выглянувшей из кухни. — Завтрак готов.

Он состоял из скромных порций яичницы с ветчиной. Рива мигом уплела свою долю, и Ваэлин заметил, что она с трудом сдерживается, чтобы не попросить добавки. Однако её желудок деликатностью не отличался и громко заурчал.

— Ешь давай! — Алюций, всё ещё сжимавший в руке флягу, подтолкнул девушке собственную нетронутую тарелку. — Предлагаю заключить мир. Не хватало ещё, чтобы ты вцепилась мне в горло из-за куска мяса.

Рива выпятила губу, но еду приняла благосклонно.

— Отец умер три года назад. Почему король так долго ждал, прежде чем потребовать назад свою собственность? — спросил Ваэлин у Алорнис.

— Кто знает? Наверное, колеса бюрократической телеги иногда застревают в грязи.