Судно, которое доставило его с Мельденейских островов, бросило якорь в порту Южной башни больше месяца назад — вполне достаточный срок, чтобы добраться на быстром коне до столицы. «У человека, которого все так ненавидят, нет надежды остаться неузнанным». У него возникло подозрение, что колеса бюрократической телеги могли вращаться куда быстрее, чем думала Алорнис.

— Я рад, что вы выжили, Алюций, — сказал он поэту. — Я это так, на случай, если ещё этого вам не говорил.

— Не говорили. Но спасибо на добром слове.

— Вы же были среди тех, кто пробивался к докам, я прав? Алюций опустил глаза и отхлебнул из своей фляжки.

— Вы мне тогда сказали держаться поближе к отцу. Что ж, это был хороший совет.

По безжизненному тону и блеску в его глазах Ваэлин понял, что лучше оставить эту тему.

— И от чего же вы защищаете мою сестру?

— О, от самых банальных вещей, — сразу оживился Аль-Гестиан. — Ну там, от разбойников, бродяг... — Он бросил быстрый взгляд на Алорнис. — Ещё от упрямых отрицателей с острыми ножами, от Ревнителей, донимающих родню великого Брата Ваэлина своим утешением.

— Ревнители? — нахмурился Аль-Сорна. — Это ещё кто такие?

— Те, кто ревностно блюдёт Веру. Расплодились после королевского эдикта о веротерпимости. Проводят собрания, размахивают хоругвями, временами нападают на тех, в ком подозревают отрицателей. Они называют себя истинными последователями Веры и открыто поддерживают аспекта Тендриса. Остальные ордена более сдержанны в данном вопросе, а Ревнители будут рады вашему возвращению, — уже серьёзно добавил Алюций. — Как же, мученик, проданный династией Аль-Ниэренов в застенки отрицателей. Боюсь, милорд, у них на ваш счет большие планы.

Рива подняла взгляд от тарелки и посмотрела в разбитое окно, обращённое на юг.

— Сюда кто-то едет.

Ваэлин тоже услышал стук копыт по булыжной мостовой и взглянул на открытую дверь. Песнь крови звучала знакомо, однако в ней раздавались тревожные нотки. Ваэлин постарался их подавить и вышел наружу.

Брат Каэнис Аль-Низа осадил коня и спешился. Несколько мгновений он стоял, молча глядя на Ваэлина, затем распахнул руки и с улыбкой пошёл навстречу. Братья крепко обнялись, как и положено после долгой разлуки. Объятия Каэниса были искренними, и даже какой-то всхлип вырвался из его груди, но песнь продолжала звенеть тревогой.

Лицо Каэниса заострилось, в уголках глаз появились новые морщинки, коротко остриженные волосы на висках уже поседели. Да, орденская жизнь не способствовала сохранению юности. Выглядел Каэнис таким же крепким, как и прежде, даже чуть раздался в плечах. Он никогда не мог похвастаться мощной мускулатурой, зато теперь от него ощутимо веяло властью: возможно, из-за красного бриллианта, приколотого к тёмно-синему плащу.

— Брат-командор, не меньше, да? — поинтересовался Ваэлин.

Они прогуливались по заросшему травой берегу Соленки. После ночного дождя река вспучилась, угрожая затопить земляную дамбу, построенную его отцом для защиты от наводнений.

— Командую полком, — ответил Каэнис.

— И это означает, что я имею честь беседовать с лордом Каэнисом Аль-Низой, мечом Королевства?

— Ну, как-то так, — сказал тот, не выказывая при этом особенной гордости от своих успехов. Это не похоже на прежнего Каэниса.

Юный Каэнис был таким горячим сторонником Аль-Ниэрена, о каком можно только мечтать. Но затем последовало линешское предательство Януса. Ваэлин вспомнил ауру таинственности, окутавшую его брата, когда выяснилось, что амбициозные мечты старого интригана о Великом Объединённом Королевстве рассыпались в прах. «Он никогда не ошибается...»

Они остановились. Каэнис молча наблюдал за бурным потоком, затем произнёс:

— Баркус. Капитан судна, на котором он плыл домой, поведал занимательную историю: здоровяк из ордена угрожал проломить ему голову топором, если корабль не повернёт к альпиранскому побережью. Едва они приблизились к отмели, тот сиганул за борт и поплыл к берегу.

— Что ещё они тебе рассказали?

Каэнис отвернулся наконец от реки и посмотрел в глаза Ваэлину:

— Ожидающий. Это на самом деле был Баркус?

«Значит, они ему рассказали. Что же именно он знает?»

— Нет, это было нечто, которое вселилось в его тело. Баркус погиб во время испытания глушью.

Каэнис закрыл глаза, склонил голову и скорбно вздохнул; после чего поднял взгляд на Ваэлина и принужденно улыбнулся.

— Значит, остаёмся лишь ты да я, брат?

— В конце всегда остаётся кто-то один, брат. — Ваэлин улыбнулся в ответ краешком губ.

Каэнис сложил ладони и доверительно произнёс:

— Сестра Шерин пропала. Я пока ничего не говорил аспекту...

— Мы с сестрой Шерин любили друг друга. — Ваэлин широко развёл руки, выкрикивая эти слова, ветер унёс их за реку. — Я любил сестру Шерин!

— Ты что, брат? — зашипел Каэнис, опасливо оглядываясь вокруг.

— И это не было грехом, — продолжал Ваэлин хриплым от ненависти голосом. — В нашей любви не было ничего дурного, брат. Но я от неё отказался. Я потерял её навеки, стремясь отдать свой последний долг ордену. И я его отдал. Передай это аспекту, передай всему миру, если хочешь: я больше не состою в ордене и не исповедую Веру.

— Я понимаю, годы неволи подорвали твой дух, — прошептал окаменевший Каэнис. — Но я уверен, что именно Ушедшие вернули тебя к нам.

— Всё это ложь, Каэнис. Одна большая ложь. Как, впрочем, и все остальные боги. Хочешь знать, что сказала тварь, поселившаяся в Баркусе, прежде чем я её убил?

— Хватит!

— Что душа без тела — ничто, пустое место...

— Я сказал, хватит! — Каэнис побелел от гнева, пятясь, словно в страхе заразиться неверием. — Тварь из Тьмы просто изливала свою желчь, а ты принял её слова за чистую монету! А ведь брат, которого я знал, никогда не был простофилей, позволяющим заморочить голову.

— Я всегда разберу, где правда, а где ложь, брат. Это моё проклятие.

Каэнис отвернулся, пытаясь совладать с собой. Когда он вновь взглянул на Аль-Сорну, в его взгляде появилась новая твёрдость.

— Не называй меня больше братом. Если ты гнушаешься орденом и Верой, то гнушаешься и мной.

— И всё же ты мой брат, Каэнис, и всегда им останешься. Нас с тобой связывает отнюдь не Вера, и тебе это известно.

Каэнис уставился на него блестящими от ярости и боли глазами, а затем повернулся, чтобы уйти. Но, сделав несколько шагов, остановился и бросил через плечо:

— Тебя желает видеть аспект. Он ясно дал понять, что это просьба, а не приказ.

И направился вперёд.

— А Френтис? — воскликнул Ваэлин. — Ты ничего о нём не слышал? Я знаю, он всё ещё жив.

— С аспектом поговори, — ответил, не оборачиваясь, Каэнис. 

Принцесса Лирна Аль-Ниэрен с детства не любила верховую езду. Кони, по её мнению, были тупыми, а слишком твёрдые седла вечно норовили наставить ей синяков в местах, которые она стеснялась показать горничной, чтобы та умастила их бальзамом. Так что в продолжение всего путешествия на север никому не удавалось поднять ей настроение. С другой стороны, это никому не удавалось уже последние лет пять.

«Здесь когда-нибудь вообще кончается дождь?» — думала она, глядя на мутно-серый от мороси пейзаж из-под капюшона с горностаевой опушкой. Они выехали из Кардурина пять дней назад, и все эти пять дней с неба постоянно лило.

Лорд-маршал Нирка Аль-Смолен придержал коня и отсалютовал принцессе. Вода ручейками стекала по нагруднику его кирасы, постоянно меняя «русла».

— Осталось всего пять миль, ваше высочество, — опасливо сказал он: долгое путешествие сделало принцессу крайне невоздержанной на язык.

Лирна сама знала, что, если она пожелает, её слова могут быть острее осиного жала. Заметив насторожённость во взгляде лорда, она вздохнула, подумав: «Имей же хоть каплю уважения к людям, ты, сварливая ведьма!»