Самым серьёзным оказался прорыв на южном участке. Рива как раз занималась куритаями, которые атаковали привратную башню. Недолго думая, она приказала облить их маслом в тот момент, когда они, выйдя из-под щитов, раскручивали над головой крюки. После чего вниз полетели зажжённые стрелы. Большинство рабов упали на землю, объятые пламенем, но кое-кому удалось достичь парапета и начать свои смертоносные танцы с двумя мечами. Причём некоторые продолжали при этом гореть. Прежде чем их прикончили, они успели убить многих защитников города. Едва Рива распорядилась скинуть вниз их тела, как прибежал человек с известием, что куритаи уже на южной стене.

Приказав усилить оборону башни дворцовой гвардией, она поспешила на южную сторону. Верный Аркен увязался следом. На сей раз воларцы применили новую тактику: куритаи затаились среди вольных мечников, и Рива решила на будущее, что должна быть внимательней. Рабы держали плотную оборону на южной стене, в то время как королевские гвардейцы пошли в контратаку и падали, словно скошенная трава. Командовал ими совсем юный сержант, лицо и руки его уже покрывали многочисленные раны.

— Навались, ребята! — кричал он гвардейцам. — Ещё немного, и мы сделаем этих паскуд!

— Отставить! — приказала Рива, глядя в тесные ряды куритаев, чьи лица были лишены всяких эмоций. На парапет за ними уже лезли вольные мечники. — Приготовьтесь, — кинула она гвардейцам и шагнула вперёд, снимая с плеча ильмовый лук.

Спокойно прицелилась в одного из рабов, который стоял в каких-нибудь двенадцати футах. Пристрелила одного, затем второго. Куритаи лишь невозмутимо сомкнули строй, закрывая брешь. Она успела убить ещё двоих, прежде чем один из рабов что-то рявкнул, и все они бросились на неё. Рива оставила лук и вынула из-за плеча меч. Гвардейцы ударили по куритаям.

Позже ей так и не удалось восстановить всю цепь событий. Она помнила свои прыжки и повороты, куритаев с перерубленными шеями, но в остальном все покрывал красный туман, в котором молниями сверкали лезвия мечей. Все закончилось с подходом алебардистов из дворцовой гвардии, они прикончили оставшихся рабов и сбросили вольных мечников со стены.

И вдруг она обнаружила, что все её поздравляют, хлопают по спине, а она до того устала, что не в силах противиться всему этому. По счастью, Аркен утащил её прочь от благодарных вояк. Рива с радостью обнаружила, что парнишка даже не ранен, хотя и бледен. Так бледнеют те, кому довелось впервые убить человека лицом к лицу.

Она задержалась при виде того самого гвардейского сержантика, он тряс за плечи вольного мечника. Воларец судорожно зажимал рукой рану на другой руке, повыше локтя — в ране белела кость.

— Где же твой кнут, падла? — орал сержант, втыкая в рану кинжал и проворачивая лезвие. Воларец завизжал. — Где кнут, а?

— Убей его, хватит! — приказала Рива. — Построить людей. Ночь ещё не закончилась.

Атаки продолжались ещё четыре часа — до тех пор пока первый проблеск зари не показался над рекой. Все новые и новые батальоны пересекали поток, чтобы попытать удачи. Всё больше и больше трупов оставалось на земле после каждой попытки. Впрочем, защитникам эта ночь тоже далась нелегко. Арентес доложил, что они потеряли около трёх сотен бойцов и ещё две сотни были ранены. Но город устоял. Уцелевшие воларцы убрались в конце концов восвояси: варитаи — построившись в колонны и прикрывшись щитами, вольные мечники — в панике позабыв о дисциплине под градом стрел. При свете занимающегося дня потери воларцев от метких выстрелов заметно возросли...

Внимание Ривы привлекли возбуждённые крики. Оказалось, что в реке нашли живого воларца — вольного мечника, судя по страху, с которым он смотрел на подходящую к нему Риву.

— Ну да, — сказала ему она. — Пришла эльвера.

Мужчина дико таращил глаза, оцепенев от ужаса и почти утратив рассудок. «Готов, отвоевался», — подумала она.

— Госпожа? — Лучник, вынув кинжал, вопросительно взглянул на Риву.

— Кто-нибудь в городе говорит по-воларски?

Достаточным знанием языка для общения с пленным обладала лишь Велисс, да и то ей приходилось писать. С помощью своих книг она перевела послание Ривы и заставила воларца затвердить его вслух. Возможно, отправить пергамент было бы проще, но Риве хотелось, чтобы остальные воларцы услышали страх в голосе товарища.

— У эльверы огромная сила, она убьёт каждого, кто попытается проникнуть в город. Однако эльвера милостива. Ваши командиры отправляют вас на верную гибель в бессмысленных сражениях, тогда как сами сидят в безопасности в своих шатрах. Те, кто сложит оружие и покинет окрестности города, избежит гнева эльверы. Тех же, кто останется, ждёт верная смерть.

— А он все это не переврёт? — спросила у Велисс Рива, пока пленный, спотыкаясь под её взглядом на каждом слове, бубнил послание.

— Насколько я могу судить, нет.

— Пусть прокричит это десять раз, а потом отпустите его, — приказала она Аркену. — Я — к дяде.

Они не пришли ни следующей ночью, ни после. Воларский лагерь жил обычной жизнью, не выказывая ни единого признака подготовки к очередному штурму. Если они и строили новые осадные башни, то делали это вне поля зрения защитников. Не пытаясь больше пересечь дамбу, воларцы занимались муштрой: видно было, как они отправляли конные патрули.

— Похоже, решили взять нас измором, — заключил Антеш.

— Вот трусливые ублюдки, — выругался Арентес. — Ещё пара-тройка атак наподобие предыдущей, и мы бы принудили их отступить.

— Потому-то они и решили сменить тактику, — заметил владыка лучников и подошёл к Риве. — Не помешает устроить вылазку, госпожа. Один или два рейда могут подтолкнуть их к ещё одной опрометчивой атаке.

— Делайте как считаете нужным, — согласилась она. — Но пусть отряд будет небольшим и идут только добровольцы. Лучше всего — холостяки.

— Будет исполнено, госпожа.

Несколько дней прошло в рутине докучливых проверок, тренировок защитников ради поддержания формы, чтении отчётов Велисс о состоянии быстро тающих припасов.

— Только половина? — застонала Рива как-то вечером. — Не может быть!

— Испуганные люди едят больше, — ответила Велисс. — Весь скот уже забили. Теперь у нас остались только хлеб да солонина. Прости, любовь моя, но, если мы хотим пережить зиму, пайки придётся урезать, причём не только гражданским, но и солдатам.

— Ты что, училась каллиграфии? — спросила Рива, вглядываясь в пергамент, исписанный аккуратным почерком советницы.

— Мой батюшка служил деревенским писарем. Он и меня учил, но, скажем так, особенности моей женской природы завели меня в Варинсхолд, так и не дав мне возможности получить достойную профессию.

— Он тебя бил, да? Поэтому ты сбежала?

— О Вера! — расхохоталась Велисс. — Разумеется, нет. Он в жизни никого пальцем не тронул, даже мою матушку, хотя уж кто-кто, а эта блудливая корова заслуживала хорошей трёпки. Мой отец был добрым и скучным обывателем, он не интересовался ничем за околицей родной деревни. Я же хотела большего.

Лорд Мустор, дремавший в кресле перед камином, пошевелился и что-то пробормотал.

— В последние дни он постоянно спит, — сказала Велисс. — А когда просыпается, часами напролёт несёт что-то бессвязное о своём семействе.

Несмотря на насмешку, на лице советницы ясно читалась тревога — провозвестник надвигающегося горя. Риве захотелось взять её за руку. Чтобы не поддаваться искушению, она поднялась из-за письменного стола.

— Возьми себе несколько бутылок вина, — сказала она, — остальное пусть раздадут народу. Может быть, нам удастся хоть как-то подсластить горькую пилюлю от урезанных пайков.

— Или спровоцировать пьяные потасовки на улицах.

— Значит, раздавайте понемногу. Псы Чтеца не появлялись больше?

— Нет. Старому хрычу, видимо, довольно его горячечных проповедей в соборе, туда стекаются целые толпы слушателей. Мне рассказывали, что его речи день ото дня становятся всё бредовей и мрачнее. Мол, кара Отца обрушилась на нас, и так далее, и всё такое прочее. Боюсь, если ситуация ухудшится ещё больше, хлопот с ним не оберёшься.